- “Флаг–один”, - снова в динамиках голос Гагарова, - с вами будет говорить Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев.
Хорошо, хоть наш диалог с Никитой Сергеевичем партийные перестраховщики не решились записать заранее на магнитофонную ленту (впрочем, откуда мне знать – может быть, был и такой вариант?) и минуты три-четыре мы общаемся с Хрущевым в прямом эфире. “Здрасьте, Никита Сергеевич!”. “Привет вам, товарищ Леонтьев! Как там погода?”. “Ничего, солнышко светит”. Ну, и так далее. Пятиминутный разговор о том, о сем и ни о чем. Разговор на публику, для всей прогрессивной мировой общественности.
На этом ритуальная часть высадки закончилась. На все – про все у меня ушло примерно тридцать минут. Пора было приступать собственно к научным исследованиям и забору лунного грунта.
Начал со второго пункта – со сбора образцов лунных камней и пыли. Для этой операции в арсенале оборудования был специальный пробосборник. Внешне он очень был похож на обычный совок для сбора мусора, но с длинной ручкой.
Работать пробосборником оказалось очень удобно. Я зачерпывал им небольшими порциями лунный грунт и ссыпал его в контейнер, похожий на среднего размера мешок из плотной ткани. “Совком” мне удалось не только набрать несколько килограммов лунного “песка”, но и подобрать около полутора десятков крупных лунных камней. Структура грунта оказалась сыпучей, очень похожей на коричневато-серую муку. Но попадались и более крупные фракции, похожие на песок или плотные комочки.
На всю эту “уборку территории”, как пошутил Юрка Гагаров, у меня ушло около двадцати минут.
- “Флаг–один”, идешь с опережением графика, - прокомментировал Гагаров. – Придется записывать тебя в отряд лунных стахановцев!
- Намек понял, “Заря”. Приступаю к добыче лунного угля, - шуткой на шутку ответил я.
Кроме сбора образцов грунта с поверхности Луны, я должен был постараться получить пробы с глубины примерно пятнадцать сантиметров. Для этого у меня имелись три пробозаборника, выполненные в виде длинных пустотелых “стаканчиков” с острыми краями. Эти заборники поочередно закреплялись на длинной ручке, опираясь на которую руками, я вводил “стаканчики” как можно глубже в лунный грунт.
Грунт является очень рыхлой и довольно мягкой субстанцией. Но эта характеристика справедлива только для его поверхностного слоя. Мне не удалось даже при значительных усилиях углубиться в лунную поверхность на глубину свыше примерно десяти – двенадцати сантиметров. Один из “стаканчиков” вообще вошел только на глубину около семи сантиметров, и какие усилия я не прикладывал, глубже уже не пошел. Видимо, под слоем мелких фракций оказался большой камень.
Когда все три “стаканчика” с полученным содержимым тоже перекочевали внутрь мешка с пробами, я приступил к установке на лунной поверхности научных приборов, которые должны были остаться здесь и после моего отлета. Контейнер с ними был закреплен в нижней части “Лунника”, между посадочных опор. С замком контейнера пришлось повозиться минут десять – совершенно обычная защелка, которая удерживала его на раме посадочного устройства, никак не хотела открываться. Земля тут же начала давать “ценные указания” конструкторов, как раскрыть злополучную защелку, но я воспользовался своим житейским опытом: взял ненужный мне больше совковый грунтозаборник, подцепил его длинной рукояткой застывшую защелку и, опираясь на “совок”, этим самодельным рычагом все-таки сдвинул защелку с места. Теперь контейнер с научной аппаратурой был свободен.
- Против лома нет приема, - с усмешкой тут же прокомментировал Гагаров. – Молодец, Лешка!
Научного оборудования было очень немного: лазерный уголковый отражатель, сейсмометр для регистрации колебаний лунного грунта, термометр и установка для изучения космического излучения. Весь этот “багаж” я отнес на расстояние примерно двадцати пяти – тридцати метров от “Лунника” и аккуратно расставил на лунной поверхности.
- Алексей, ты по-прежнему опережаешь график работ, - сообщил Гагаров.
- Вот и хорошо, - отозвался я. – Значит, у меня будет время, чтобы набросать парочку этюдов и перекурить перед стартом
Конечно, насчет “парочки этюдов” – это я пошутил. Кто бы мне разрешил заниматься рисованием на лунной поверхности? Время моего пребывания здесь очень ограниченно законами небесной динамики: установить флаг, собрать образцы, расставить приборы, провести телерепортаж – и скорее стартовать. Иначе стыковки со “Знаменем” придется дожидаться еще почти сутки. А энергетические ресурсы “Лунника” далеко не беспредельны.
Хотя порисовать на Луне не получилось, но все-таки десять – пятнадцать минут, чтобы хорошо осмотреться вокруг и сфотографировать самые интересные пейзажи, я выкроил. Картины солнечного лунного дня больше всего напомнили мне заброшенный пляж или усыпанный камнями песчаный карьер.
Стоя на лунной поверхности, Луну воспринимаешь совершенно иначе, чем глядя на нее из иллюминатора космического корабля. “Тетушка Селена” меньше Земли по размерам и на ней нет атмосферы. Поэтому горизонт здесь очень неровный и близкий. На Земле такого не чувствуешь, а здесь я на несколько секунд ощутил себя стоящим на вершине огромного, несущегося вокруг Солнца шара. Даже голова слегка закружилась.
Следующим этапом моей работы на Луне было опробование нескольких вариантов передвижения космонавта по лунной поверхности.
Первые шаги по Луне я специально замедлял, чтобы определить, насколько прочен лунный грунт и удобно ли мне будет передвигаться в скафандре в условиях притяжения, которое в шесть раз меньше, чем на Земле. Чтобы сохранить равновесие, старался шагать, широко расставляя ноги. Походкой старого морского волка.
Попробовал передвигаться по Луне обычным шагом. Но это оказалось не слишком удобным. Нужно постоянно держать себя под контролем, чтобы при каждом шаге не отталкиваться от лунного грунта слишком сильно. Иначе это получается уже не ходьба, а подпрыгивание вверх на высоту двадцать – тридцать сантиметров.
Решился пробежаться по Луне трусцой – с той же скоростью и динамикой, с которыми каждое утро тренируюсь на беговой дорожке в Звездном городке. Но ничего не получилось. Бег сразу же превратился в длинные прыжки. Это очень неудобно, приходится все время держать под контролем собственные ноги, чтобы не наступить на острый камень или не споткнуться при приземлении.
Тогда стал передвигаться по Луне вприпрыжку, отталкиваясь от ее поверхности сразу обеими ногами. Способ оказался очень удобным: высота и длина скачка над поверхностью была небольшой, и риск падения значительно снизился. Со стороны, на экране в Центре управления полетом, мои упражнения выглядели, наверное, достаточно комично, поскольку Гагаров тут же прокомментировал их куплетом веселой песенки из фильма “Свадьба в Малиновке”:
- Битте – дритте, фрау мадам,
Я урок вам преподам.
Надо к небу поднять глаза
И запрыгать, как коза!
Так я упражнялся минут пятнадцать, даже легкая испарина на лбу выступила. Центр управления полетом в это время включил прямую телетрансляцию и мои акробатические этюды на Луне с соответствующими комментариями специалистов ЦУПа за кадром сошли за репортаж о работе советского космонавта на лунной поверхности.
В четверть третьего утра я выполнил все намеченные программой полета операции на Луне. Стала сказываться усталость. Даже поспать захотелось. Я начал позевывать.
- Алексей, хорош гулять, - раздался в динамиках голос Гагарова. Земля тоже внимательно следила за графиком работы и моим самочувствием. – Пора возвращаться домой.
Я с помощью лебедки поднял контейнер с образцами лунного грунта к входному люку в кораблик. Потопал ногами, стараясь – впрочем, безуспешно! – стряхнуть налипшую сверху на ботинки лунную пыль. Поднял руку и помахал на прощание застывшему метрах в десяти от “Лунника” четырехглазому “Луноходу”:
