Осторожно опускаю на лунную поверхность правую ногу. Переношу вес с левой ноги на правую. Неторопливо опускаю рядом с правой и левую ногу.
- “Заря”, я – “Флаг–один”, - в этот момент мне почему-то стало жарко. Нервы все-таки не железные. – Стою на поверхности Луны. Обеими ногами стою на поверхности Луны.
Поворачиваюсь всем корпусом вправо, лицом к телекамерам “Лунохода”, поднимаю правую руку и машу ею.
Делаю шаг назад. Опускаю голову и рассматриваю свои первые следы на лунной поверхности. Отпечатки получились очень четкие. Примерно такие же остаются от ботинок, если поставить ногу на мокрый песок. А я думал, что след на покрытой пылью Луне окажется смазанным и будет похож на неглубокую ямку. Видимо, у лунного грунта какие-то особенные физические свойства, которые и делают его похожим на политый водой песок.
В наушниках слышится невнятный шум. Как будто где-то вдалеке море бьется о волнорезы. Потом в этом шуме появляется звуковой ритм, и секунду спустя я догадываюсь, что слышу аплодисменты и радостные возгласы сотен и тысяч людей, собравшихся в Центре управления полетом.
- Леша, поздравляю тебя! – это голос Гагарова. – Молодец, Лешка!
Так, теперь пару слов для официальной истории…
- Мы пришли на Луну ради мира, социального прогресса и будущего… - начинаю я. Господи, кто же там, в ЦК партии, придумал эту галиматью? - …коммунистического будущего всего человечества!
Все, веское партийное слово сказано. Пусть оно займет свое место в учебниках истории. А сейчас совсем не чувствуется, что на него кто-нибудь обратил внимание. В динамиках продолжают звучать размеренный рокот аплодисментов и восторженные возгласы. На долю секунды чувствую себя актером, который стоит на огромной пустой сцене и слушает, как ему рукоплещет невидимый в ярких лучах юпитеров зрительный зал.
Делаю несколько шагов к “Луноходу” и обратно к лунному кораблю. Ходить по Луне легко и приятно. Только не надо отталкиваться носками с такой же силой, как на Земле. Мягче и плавнее, мягче и плавнее, вот так.
- “Топ, топ, топает малыш”, - со смешком комментирует в эфире Юрка Гагаров, неумело копируя голос Эдиты Пьехи.
Грунт мягкий, и подошвы ботинок углубляются в него на один – три сантиметра, оставляя очень четкие и резкие отпечатки. Любое передвижение приводит к тому, что за ботинком тянется облачко лунной пыли. Особенно эту пыль хорошо видно, когда ставишь на грунт ногу не строго вертикально, а под некоторым углом. Очень заметными эти пылевые облачка становятся, если резко повернуться в движении или стоя на месте. А когда подпрыгиваешь, то пылевое облако с поверхности тянется вверх следом за тобой. Все эти эффекты связаны с высокой слипаемостью лунного грунта в условиях вакуума.
Восторженный шум и аплодисменты в наушниках стихают только минуты через три-четыре.
- Я – “Флаг–один”, - спешу воспользоваться наступившей тишиной. – Начинаю выполнение программы исследований и экспериментов на поверхности Луны.
Собственно, до начала работы с научными приборами еще далеко. В программе выхода на Луну пунктом первым значится так называемая ритуальная деятельность – флаги, заявления и рапорты. Однако же, не скажешь в прямом телевизионном эфире, что сейчас займешься развертыванием государственного знамени и пением гимна. Понятно, что это необходимо сделать, и многие именно этого и ждут, но не все вещи нужно называть своими именами в присутствии миллионов зарубежных телезрителей. Это мне битый час втолковывал на предполетном инструктаже секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслин.
Контейнер с ритуальными предметами закреплен у меня на левом боку. Поднимаю его клапан и достаю толстый металлический стержень. Делаю десять шагов в сторону от корабля – тоже рекомендация, но уже не ЦК партии, а инструкторов из Звездного городка! – и останавливаюсь. “Луноход” с четырьмя телекамерами тут же поворачивается в мою сторону.
Металлический стержень в руках – это раскладывающийся красный государственный флаг. Только сделан он не из обычной ткани, а из специальной тонкой металлической фольги. На Луне нет воздуха, и обычная материя провиснет невзрачной тряпочкой около древка флага. Конечно, это никуда не годиться. Флаг – это гордость любого государства. Он должен хорошо смотреться и на Луне. Поэтому его сделали из фольги.
Я отворачиваю от древка флага и закрепляю в горизонтальном положении специальную направляющую. Теперь флаг похож на большую букву “Г”, между вертикальной и горизонтальной ножкой которой развернулся красный прямоугольник из металлической фольги. Нижним острием вертикальной ножки неторопливо втыкаю эту букву “Г” в лунный грунт. Древко флага входит в лунную поверхность легко, мне не требуется прилагать больших усилий.
- “Заря”, устанавливаю флаг. Грунт мягкий. Похож на взрыхленную земную почву.
Флаг стоит ровно. Полотнище чуть-чуть колышется. Древко флага довольно высокое, верхушка его находится почти на уровне моих плеч.
Снова лезу в контейнер, закрепленный на левом бедре. Достаю пятиугольный вымпел, на котором выгравированы изображение Владимира Ильича Ленина в профиль, герб Советского Союза и надпись “СССР”. Чуть согнув ноги в коленях и наклонившись вперед, кладу вымпел у подножия флага. Потом распрямляюсь и поднимаю развернутую правую ладонь к гермошлему скафандра, салютуя трепещущему “на космических ветрах” красному знамени. Замираю в этой позе.
Операторы в ЦУПе и их партийные наставники из ЦК партии не дремлют. Буквально через две секунды после моего салюта в наушниках раздаются слова гимна Советского Союза:
“Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует, созданный волей народной,
Единый, могучий Советский Союз!”
На инструктаже мне рекомендовано петь гимн и я его пою. Хотя, конечно, пел бы его и без партийных инструкций. В наушниках тоже звучит нестройное пение. Представляю, как в ЦУПе все поднялись со стульев и кресел и дружно сейчас исполняют куплеты главной государственной песни:
“Славься, Отечество наше свободное, -
Дружбы народов надежный оплот.
Партия Ленина – сила народная –
Нас к торжеству коммунизма ведет!”
Петь весь гимн не стали, ограничились одним куплетом и припевом. Ну, и слава Богу. Не уверен, что смог бы спеть весь гимн до конца и не сбиться.
- “Заря”, внимание, - говорю в микрофон. – Разрешите сделать заявление?
- “Флаг–один”, я – “Заря”, - откликается Юрка Гагаров. – Разрешаю сделать заявление.
И секунду спустя в эфире на фоне легкого потрескивания помех звучит мой спокойный и уверенный голос. Мне остается только беззвучно шевелить губами.
Это снова наши партийные идеологи перестраховались. Мол, заявление советского космонавта для мировой общественности должно прозвучать веско и уверенно. “Мы, конечно, верим, что коммунист товарищ Леонтьев выучит его наизусть и сможет рассказать даже спросонья. Но товарищи… Советский человек будет высаживаться на поверхность Луны впервые. Сейчас неясно, в каком эмоциональном состоянии будет пребывать во время высадки уважаемый Алексей Архипович. Совладает ли он со своими нервами, с беспокойством и тревогой? Медицина и психологи не могут дать четкий ответ на этот вопрос. Сможет ли космонавт Леонтьев, например, в возбужденном состоянии вспомнить и без запинки произнести утвержденный ЦК КПСС текст заявления? Это вопрос серьезный, товарищи. Нельзя пустить такое важное дело на самотек. Поэтому есть мнение записать выступление товарища Леонтьева заранее, еще на Земле. А потом просто транслировать его в нужный момент с поверхности Луны. Есть другие мнения? Нет? Голосуем… Единогласно, решение принято”.
