- Вот вам наглядный пример нашей кооперации, - с горечью заметил Михеев. – Столько лет работаем в одной связке, в общей космической программе, а все равно: у каждого производственника – своя вотчина, свое маленькое царство. И если бы не авторитет и напористость Сергея Павловича Королевина – рыдала бы советская космонавтика горькими слезами!
Некоторое время мы шагали молча, мысли Михеева витали где-то далеко от журналиста Луганцева и его вопросов. Даже как-то неловко было напоминать о своем присутствии. Наконец, академик спохватился:
- Да, а на чем мы остановились?
- Вы рассказали о транспортировке ракеты на космодром, - подсказал я. – А как уже собранного “Ленина” доставляют на стартовую позицию?
- Из монтажно-испытательного комплекса вывозим ракету в горизонтальном положении на специальной платформе, которую по рельсам тянут четыре спаренных тепловоза. А потом, уже на старте, с помощью подъемников ракета-носитель переводится в вертикальное положение. Для “Ленина” потребовалось строительство двух стартовых площадок – основной и запасной.
- И последний вопрос, Василий Павлович… - я пролистал несколько страниц в блокноте.
Мы остановились у начала моста над железной дорогой, разделяющей космическое предприятие на две отдельные территории. Под мостом прогрохотала электричка со стороны Мытищ до станции “Подлипки – Дачные”. Мост обшит высокими металлическими листами, выкрашенными в темно-зеленый цвет. Секретность на фирме на высоком уровне, пассажиры электричек не должны видеть то, что завтра улетит в космос, обеспечивая очередную победу нашей космонавтики. Мост, кстати, на предприятии называют “Михеевским” – идея связать две части предприятия проходящим над железной дорогой мостом принадлежит именно Василию Павловичу.
Шаловливый ветер распахнул плащ академика. На лацкане пиджака сразу же бросился в глаза довольно крупный металлический значок с изображением Юрия Гагарова в полетном скафандре, ниже вязью шла подпись. Такой же значок я уже видел у Королевина. С такой же необычной подписью Гагарова.
- Как родилась идея назвать ракету в честь Владимира Ильича Ленина?
- Это заводской подарок к столетию Владимира Ильича, - с легкой иронией и усмешкой, но охотно пояснил Михеев. – Как в таких случаях и водится, инициатором стала партийная организация нашего предприятия. Мы посоветовались в горкоме КПСС, потом обратились в Политбюро ЦК партии. Никита Сергеевич Хрущев с энтузиазмом воспринял предложение заводчан. Ракета надежная, современная, - да просто красивая, в конце-то концов. Разве может быть более весомый подарок к предстоящему юбилею Ленина?
Академик посмотрел на часы, явно давая мне понять, что время беседы истекло. Мы тепло простились, Михеев зашагал по мосту на вторую территорию, а я заторопился на железнодорожную платформу.
Уже в полупустом в это время дня вагоне электрички я вновь достал блокнот из сумки и начал приводить записи в порядок. Да, по сравнению с материалом по итогам встречи с Королевиным, который я вчера оставил в приемной Аджубеева, интервью с Михеевым обещает быть много меньшим по объему. Что не слишком хорошо – материалы одной тематической серии, как учили меня старшие коллеги, должны быть соразмерны по своим габаритам.
Гм, может добавить к материалу личное восприятие академика Михеева? Ну, там умный, знающий, преданный своему делу – весь тот воз эпитетов, который обычно используется собратьями по перу в хвалебно-сусальных статьях. Или более детально описать его внешность, привычки, одежду?
Вот, кстати, одежда. Что она может сказать о человеке? Шляпа – как шляпа. Самая обычная шляпа. Простенький плащ без всяких модных изысков. Темно-серый и далеко не новый костюм. Еще этот значок с изображением Гагарова… Значок со странной подписью первого космонавта…
Я вернулся в редакцию, перекусил в столовой и сел за пишущую машинку. Электрическое чудо “Ятрань” была у меня и Мишки Соколова одна на двоих. Но нам ее хватало. Михаил обычно сам не удосуживался печатать свои опусы, писал от руки и сдавал тексты в машбюро. Делать так же у меня при всем моем желании не получалось: я с детства пишу как курица лапой.
Ингу послали куда-то на очередной слет ветеранов войны и труда, и обычного нашего послеобеденного чаепития сегодня не предполагалось.
Я вставил лист чистой бумаги в машинку и раскрыл блокнот с заметками. Мысленно прикинул структуру будущей статьи об академике Михееве.
И в этот момент телефон на столе разразился соловьиной трелью. Я снял трубку.
- Луганцев? – звонила Елена Львовна из приемной Аджубеева. – Тебя срочно просят зайти в первый отдел.
- Угу, понял, - я положил трубку.
Это что еще за новости? Первый отдел у нас в газете – да, наверное, и во всех других учреждениях советской страны, - был глазом “карающего меча партии” - Комитета государственной безопасности. Я терялся в догадках, что могло понадобиться от меня ведомству на Лубянке. Может, вызов как-то связан с моим заданием? Где-то затронул секреты, о которых мне не полагалось знать? Под ребрами неприятно заныло.
Я запер кабинет и спустился на второй этаж. Комната первого отдела находилась в самом конце коридора. Обычно в ней сидел маленький сухонький старичок – седой, в аккуратном костюмчике и всегда тщательно выглаженной рубашке. Как у нас говорили, он был лично знаком еще с Дзержинским.
Я постучал в деревянную дверь, на которой даже не было таблички, повернул ручку и заглянул внутрь:
- Разрешите?
- Проходите, товарищ Луганцев! – голос у ветерана ЧК-НКВД-МГБ был сиплый, словно простуженный.
Я перешагнул порог и оказался в длинном кабинете, чем-то напоминавшем монастырскую келью. Наверное, своей полной безликостью и аскетизмом. Стены были выкрашены в светло-желтый цвет, вдоль них стояли металлические шкафы с наглухо закрытыми дверцами.
В глубине комнаты размещался письменный стол и два или три стула. Старичок-чекист стоял у стола едва ли не на вытяжку, а на его обычном рабочем месте расположился коренастый черноволосый мужчина средних лет, одетый в темно-синий пиджак, белоснежную рубашку и модный галстук в крупную скошенную полоску. Он внимательно рассматривал меня черными маслянистыми глазами.
- Проходите, Мартын Андреевич, - с елейной улыбкой на устах повторил ветеран органов. – Присаживайтесь!
Он жестом указал на стулья около стола.
Я уселся, смиренно положив руки на колени.
- Егор Кузьмич, - мужчина за столом повернул голову к старичку-чекисту, - оставьте нас наедине с товарищем Луганцевым.
Голос у сидевшего за столом оказался негромким и мягким, но во властных интонациях чувствовалась бетонная твердость.
- Конечно, конечно, - старичок пришел в движение, засуетился и едва ли не бегом удалился в коридор.
- Меня зовут Павел Петрович, - представился черноволосый мужчина. – Фамилия – Синицкий. Я – полковник государственной безопасности.
У меня внутри почему-то похолодело. Словно подул ледяной ветер из не такого уж далекого прошлого.
- Очень приятно, - я кивнул и тоже представился:
- Мартын Андреевич Луганцев, журналист газеты “Советские Известия”.
- Знаю, - на устах полковника Синицкого появилась едва заметная улыбка. – Я читал ваше досье, Мартын Андреевич.
Мне не хватило воздуха. Сердце, кажется, перестало биться. Досье?!
- Не буду занимать ваше время длительной беседой, - он по-прежнему смотрел мне в лицо, ни на мгновение не отводя взгляда, – и сразу перейду к делу.
Павел Петрович постучал ладонью по картонной папке, которая лежала перед ним на столе, и сказал:
- Мы в курсе того задания, которое дал вам товарищ Аджубеев. Давно уже пора рассекретить некоторых наших выдающихся ученых и конструкторов. Публикации о них в “Советских Известиях” пойдут только на пользу делу. И на благо нашей Родины.
