Женька аж обиделся: про что речь не заведет – дедуля все на тот танк разговор переводит! Потом и вовсе загорелся:
–Все! Завтра же отвези меня к нему! Я его перед смертью хоть потрогаю…А вдруг, мой, а, Жень? Ну, тот самый, а?..
–Не, дед. Твой же весь поперелатанный был, пробоины позаклепаны. Ты сам говорил… А этот, видно, и в боях-то не бывал. Новенький какой-то! Так, хватит! –внук попытался перевести разговор в другое русло, -завтра с утра ополоснусь в речке и заедем к бабе Поле на кладбище. Хоть там-то бурьяны у тебя не стоят? Смотри мне!
Легли спать. Женька с дороги неблизкой да под водочку – уснул тут же и глубоко. А Евсеич глаза только сомкнет, полежит-полежит, нет, не спится! Не уснуть старику, разнылась что-то старая рана старая, душевная. Они, раны эти, рубцуются-то вроде незримо, а болят – хужей, чем зубы.
Очухался Иван уже на полу холодном, бетонном, в полумраке. Сел, качаясь, выхаркнул кровавое месиво со рта. Разгреб на ощупь, два своих зуба там нашел. Еще два шатаются. Башка как горячими гвоздями набита, тяжела и гудит, спасу нет. Полез в угол, рукой топчан нащупал, хотел было забраться на него, остро кольнули ребра, да и не хватило сил в руках. Опершись спиной о край топчана, стал мучительно вспоминать, что было-то…
Комкор, всю дорогу молчавший, когда привез его в штаб армии, улучшив минуту, едва остались они одни, взял его крепко за плечи, с оторванными хлястиками погон, и, в глаза пристально заглядывая, говорит, чуть не плача:
–Что ж ты…наделал, Ва-ня!! Ведь расстреляют, дурака-а… А я на тебя, родной ты мой, уж представление на Героя готовил…– и умолк, голову бессильно уронив.
Иван угрюмо молчит. Сказать тут нечего.
Тот опять:
–Где башка-то твоя была-а… Эх! Да я!.. По правде говоря, этого алкоголика и придурка Соболева и я…бы… С нашим удовольствием… Но! За ним Гордов стоит, они вместе когда-то водяру жрали да баб… Ну, а за тем –сам Жуков, вот что скверно, Ваня! Э-эх, Ваня! Ты ж один из той первой моей, начисто полегшей, бригады и остался! И то, только потому, что меня, считай, покойника, выноси-ил! – он глубоко вздохнул, опустил бессильно голову и на минуту задумался. Поднял сухие строгие глаза, заговорил уже другим голосом: – Слушай сюда. Пока тебя смершевцы мордовать тут будут, ты потерпи, браток. Ничего такого им ты …не подписывай! Понял? Я попробую с Рокоссовским переговорить… Может, и поможет чем. А может, нах…й пошлет, накануне такой операции, не знаю. Хоть бы штрафроту тебе, дураку, выпросить…
–Не надо, командир, – Иван виновато опустил глаза и отвернулся, – ты не колотись… Мне уж все равно. Хватит… Устал я от всего этого. Все! Не хочу жить, нет никаких сил у меня больше. Оставь пистолет, я сам…Ну, или пристрели. Скажешь, мол, накинулся…, ну, там…то-се…
–Нет, Иван. Я тебе дам «то-се»! Отставить!! А ты мне, – вдруг, понизив голос, едва заметно усмехнулся комкор, блеснув глазами, -когда я у тебя… наган просил в лесу, тогда, в сорок первом, под Вязьмой, что тогда сказал, помнишь? Так я тебе напомню. Ты, Ваня, сказал мне тогда, своему командиру, умиравшему и потерявшему всякую надежду, очень просто: «Танкисты не стреляются, комбриг, танкисты- горят!» И очень правильно сказал! Хочешь сдохнуть – сдохни в бою, сука! Как боец и как мужик!..– он опять глубоко, пронзительно заглянул Ивану в глаза, – Все! Держись!.. Идут уж за тобой. Прощай, браток! На всякий случай и – прости!
Следователь, моложавый майор с новеньким орденом БКЗ на кителе, видимо и сам, впервые видя перед собой такого необычного подозреваемого, уничтожившего из танковой пушки не кого-нибудь, а генерала, командира дивизии, да не просто, как это на войне подчас бывает, случайно, а совершенно умышленно, хладнокровно, да еще накануне большого наступления, во все глаза уставился на Ивана. В принципе он, немного наведя справки, уже набросал начерно обвинение, оставалось только самое простое: заставить танкиста его подписать, да привести, как говорится, в исполнение. Ну, и трудиться дальше, по партизанским ведь местам армия идет, работы СМЕРШУ –непочатый край! Вон, сколько среди народных мстителей людей с темным прошлым, еще с лета сорок первого, когда в этих лесах несколько наших армий первого эшелона рассеялись. Всех и каждого теперь проверить надо! Ну и что, что он три года по немцам из кустов палил, свою башку подставлял? А может –стрелял неприцельно? Завербован?! Проникнет в армию с определенной целью? В общем, с этим танкистом долго возиться не стоит. Некогда.
–Ну?! Говори!
В кабинете следователя тускло горит над его столом одна небольшая желтая лампочка. Где-то в углу капают на каменный пол капли воды с потолка: тум-тум-тум… Пахнет почему-то карболкой, как в медсанбате. Очень тихо. Иван тщедушно разводит заскорузлые ладони:
–Что тут говорить-то, товарищ май…
–Гражданин майор, граждани-и-н, ты понял меня?! Кончились для тебя товарищи, сука!! Враг ты теперь!!! Дерьмо собачье! – грохнув ладонью по столу, кричит в нетерпении следователь, вскакивая из-за стола и подбегая к Ивану. Короткий удар в ухо бросает его на плиту пола. Начищенные сапоги бьют под дых, в лицо, в пах…Иван, скрючиваясь, проваливается в глубокую яму, дыхание его останавливается, желтый тусклый свет меркнет…Ледяная вода возвращает его в сознание…И снова страшные, зверские удары, и снова –в пропасть… Все, мрак. Ледяная струя, теперь очень медленно, на темя… Два дюжих мордатых смершевца бросают его, как былинку, на табурет, держат с двух сторон за плечи, чтоб не свалился. Один за мокрый чуб поднял голову, безжизненно упавшую на грудь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
