Занятия по парашютной подготовке со слушателями – космонавтами вели известные и опытные парашютисты. Люди они были волевые и строгие, поблажек никому не давали. Принцип подготовки был определен четко: если требуется из кандидатов в космонавты сделать парашютистов – значит, сделаем. И в кратчайшие сроки. Дисциплина в подразделении была строжайшей.
Как правило, практические занятия по обучению правилам укладки парашютов проводились на аэродроме. Перед прыжками с самолета группа космонавтов выполнила тренировки на парашютных вышках.
Георгий Береговой с парашютом, разумеется, не раз имел дело и на фронте, и на испытательной работе. Навыков парашютирования у него хватало, и все же в какой-то мере это были не те навыки, которые нужны для подготовки космонавта. Навыки являются следствием цели, точнее, тех процессов, с помощью которых достигаешь ее. Прежде цель была одной и той же – спастись из подбитого или терпящего аварию самолета и успешно приземлиться так, чтобы не поломать ноги или не свернуть шею. Теперь же цель тренировок переместилась с земли в воздух: наиболее важным и интересным, с точки зрения тренировок, стал вовсе не момент приземления, а участок свободного падения в воздухе, до того, как космонавт должен вырвать затяжное кольцо.
Конечно, при парашютных прыжках отрабатывалась и точность приземления. Здесь у Георгия Тимофеевича все шло гладко: выручал большой фронтовой и испытательский опыт. Привычно работая со стропами и уменьшая плоскость купола то с одного, то с другого края, Береговому было нетрудно отклонить падение в нужную сторону. В результате если не в центр обозначенного круга, то в сам круг Георгий Тимофеевич чаще всего попадал.
Совершенно иначе обстояло дело с иной задачей, которую инструкторы по парашютной подготовке считали главной во всем комплексе тренировок - с работой слушателей-космонавтов на участке свободного падения. Тут прежний опыт парашютных прыжков даже в самых экстремальных условиях почти ничего не давал, каждому космонавту приходилось учиться заново. Очень скоро и Георгию Тимофеевичу, и его коллегам по отряду космонавтов стало ясно, что паря в воздухе, бесполезно мечтать о точке опоры - ее нет и уже не будет до самой земли. А чтобы владеть в условиях свободного падения собственным телом, следует твердо и прочно усвоить целый каскад новых правил. Для того чтобы космонавта не закрутило в потоке воздуха, необходимо как можно шире раскинуть руки и ноги. А если сложить руки на груди, то начнешь падать головой вниз. Но просто знать все эти «парашютистские премудрости» - этого для космонавта мало. Нужна еще солидная практика такого поведения в воздухе, нужны доведенные до автоматизма действия. Космонавтам в кабине летящего по орбите космического корабля некогда будет размышлять, каким образом проще парить в условиях невесомости и при этом не терять ориентации. В условиях острого дефицита времени и при выполнении сложнейших полетных заданий, космонавт должен четко и эффективно работать. Значит, координацией движений в условиях, близких к условиям невесомости, необходимо овладеть еще до старта и овладеть прочно.
Этим и занимались группа космонавтов, в которую входил и Георгий Береговой, тренируясь в затяжных прыжках с самолетов. Балансируя при свободном падении в воздухе руками и ногами и заставляя тем самым тело принимать различные положения, Береговой и его товарищи по отряду космонавтов постепенно накапливали те самые качества, без которых никак не обойтись в кабине настоящего космического корабля, летящего по орбите. Самым трудным оказалось «переучить» сознание с фронтового и испытательского опыта парашютных прыжков на это новое, «космическое» восприятие парашютной подготовки. Но Георгий Тимофеевич справился и с этой задачей. От прыжка к прыжку его действия в воздухе становились все умелей и уверенней. Но в воздухе никогда расслабляться нельзя…
«Чрезвычайное происшествие, - вспоминал позже Береговой, - подкараулило меня не здесь, не на участках свободного падения, а в последние секунды перед приземлением, когда купол парашюта был раскрыт. Раскрылся он, правда, не совсем удачно: одна из строп зацепилась мне за ногу. Вырвав кольцо, я совершил непростительно грубую ошибку: слишком резко убрал руки. Лямки парашюта прошли у меня между ног, и левая нога попала в ловушку — теперь я падал на землю спиной вниз. Такое приземление ничего хорошего не сулило: внизу горбилась обледеневшая, твердая, как камень, земля. В лучшем случае травма позвоночника - и тогда прости-прощай не только мечты о космосе, но даже и небо. Выручила быстрота реакции. Секунды были считанные, в них не оставалось места ни для эмоций, ни для прикидок и рассуждений — действовать требовалось немедленно, с ходу. В какую-то долю секунды я оценил ситуацию и нашел единственно верное решение. В следующее мгновение я уже действовал как автомат: точно и быстро. Но и время не стояло на месте, оставшиеся до земли секунды как бы лишились своей обыденной емкости, слившись в короткую пулеметную очередь. Время для меня как бы съежилось, как бы потеряло привычную протяженность, свернувшись в какой-то клубок... Ногу удалось освободить перед самой землей. И часы вновь затикали в своем раз и навсегда размеренном ритме».
Хорошо запомнились Георгию Тимофеевичу и затяжные прыжки с парашютом. Секунды, перед тем как срабатывает прибор автоматического раскрытия купола, превращались чуть ли не в бесконечность, как будто растягивались в бездонный резиновый мешок. Емкость времени становилась почти беспредельной: она вбирала в себя столько переживаний, эмоций и хаоса мятущихся мыслей человека, которыми в обычной обстановке можно бы заполнить чуть ли не целый день. Начиная с момента, когда Береговой шагал в пропасть открытого самолетного люка, выбитое из привычной колеи сознание развивало невероятную скорость, превращая реальное время чуть ли не в фикцию: протяженность каждой секунды, казалось, не имела конца... И только когда сработавший автомат расправлял над головой шелковый купол, все сразу вставало на свои места.
За выполнение программы парашютных прыжков Георгий Тимофеевич получил отличную оценку.
Еще одним важным элементом подготовки будущих космонавтов была сурдокамера. Первые «Востоки» были одноместными космическими кораблями. Поэтому важно было оценить, как психика кандидата в космонавты будет реагировать на одиночество и абсолютную тишину на протяжении нескольких суток, сможет ли испытуемый в таких условиях осуществлять операторскую деятельность.
Порог сурдокамеры, который переступил Георгий Береговой, напоминал порог бункера газоубежища. За его спиной с тихим стуком закрылась массивная тяжелая дверь. Внутреннее помещение было похоже на спичечный коробок, увеличенный примерно раз в сто и выстланный изнутри звуконепроницаемым покрытием. Не содержала в себе ничего необычного и внутренняя обстановка сурдокамеры. Низкий узкий топчан для сна, рабочее кресло и стол, холодильник для продуктов, различная аппаратура с несчетными стрелками приборов, клавишами переключателей, рычажками и тумблерами – все знакомое, ничего непривычного, настораживающего. За всем хозяйством, включая с этой минуты и самого Берегового, следило с помощью нескольких вмонтированных в стены объективов бесстрастное всевидящее телеоко. В этом помещении Георгию Тимофеевичу предстояло провести десять суток. Ничего лишнего брать в сурдокамеру не полагалось. С собой в качестве личных вещей у Берегового были пара книг, стопка чистой писчей бумаги, чурка липы и перочинный нож. Из куска липы Георгий Тимофеевич в свободное время выстругивал маленькую модель самолета ЯК-3.
Как только закрылась входная дверь, окуляры телемониторов начали свою слежку. Теперь Георгий Береговой ощутил это почти физически. Всякий его жест, каждое движение фиксировались наблюдающими за космонавтом операторами. Космонавт должен подготовить себя к встрече с космосом. Подготовить себя и доказать другим, что готов к космическому полету. Ради этого и следят за человеком круглосуточно дежурящие у телеэкранов операторы, ради этого испытателя обвешивают с ног до головы всевозможными датчиками, которые день и ночь фиксируют динамику психофизиологического состояния человека. Степень готовности к космическому полету определяется и тем, насколько скрупулезно космонавт выполняет каждый пункт заданного на десять суток жесткого графика. Сурдокамера – это не только очередной объект тренировки, но и очередной экзамен, продолжение проверки человека на прочность. Именно в сурдокамере проверяется нервно-психическая устойчивость космонавта. Если человеку предстоит в будущем подняться в космос, остаться с ним хотя бы ненадолго лицом к лицу, уже сама только возможность этого факта удесятеряет остроту восприятий, и тогда искусственно заданные параметры опыта на какое-то время теряют свою условность и переживаются как реальный космический полет - тишина сурдокамеры становится тишиной космоса.
