Я страшно не люблю, когда из-под носа забирают мной же нарытые материалы. А еще больше мне не по нутру, когда начинают играть в дутую секретность. Скромный опыт разведчика с двадцатилетним стажем Антея Стрельникова подсказывает, что чаще всего за этой ведомственной «таинственностью» стоят либо чьи-то досадные промахи, либо чьи-то должностные преступления.

Поэтому когда наш «крот» в евросовской разведке сообщил, что моего заочного визави Эбера отхлестали за попытку расследования аналогичного дела, я сложил два и два, и пришел к выводу, что дружище Эберхард может мне здорово помочь. Зная его цепкость и дотошность, я был уверен, что «всемогущий Эбер» не угомонится, пока не расследует до конца «дело об исчезнувших», пока не поймет, что, где и как происходит – в этом мы с ним похожи, как братья-близнецы.

Я напросился на проверку нашей резидентуры во Франции, а когда работа под личиной Анри Лерона была успешно выполнена, через агента-двойника Клода Базэ слил Эберу информацию о моих потугах в расследовании фактов исчезновения людей в Евраконе. И оказался прав – фрегаттен-капитан клюнул на приманку.

Эбер решил использовать меня для скрытого расследования «дела об исчезнувших» на территории Европейского Союза: я занимался аналогичной проблемой в Евроазиатской Конфедерации и был, как говорится, «в теме». А то, что у евросовского и евраконовского дел есть общий корень, ни я, ни Эберхард не сомневались – слишком много было похожих обстоятельств, слишком много имелось сходных фактов.

При этом Эбер оставался кристально чистым перед собственным руководством. Ведь теперь скрытое расследование в Евросе вел новоиспеченный «частный сыщик» Антей Стрельников, действующий под именем Анри Лерона. Я же, копаясь в евросовских материалах, рассчитывал подыскать некий общий ключик, который в перспективе помог бы открыть замочек в аналогичном деле на родине.

И я, и Эбер понимали, почему нам запретили всерьез разрабатывать «дело об исчезнувших». Если бы на стадии расследования произошла утечка информации, если бы человечество узнало, что какая-то его часть – пусть даже очень малая! - совершенно необъяснимым образом исчезает в эпоху всеобщего контроля всех за всеми, в эпоху глобальной сети и устойчивых социальных связей, был бы общемировой шок, а потом разразился бы всепланетный скандал.

Уже более ста лет – начиная с середины двадцать первого столетия – в нашем мире нет войн и экономических кризисов. Иногда скалится друг на друга десяток сверхдержав, фактически поделивших Землю и похожих друг на друга по политическому устройству, как однояйцевые близнецы. Порой на стыках их сфер влияния случаются конфликты, в том числе и острые. Но в целом человеческое общество уже столетие, как стало стабильным и предсказуемым, политкорректным и толерантным. Мы – мир сытых и довольных жизнью бюргеров, мир управляемой социальной демократии, где нет пиков огромных богатств, но нет и унылых ущелий бедности. Спокойное, прогнозируемое, неторопливое развитие – вот та черта, которая появилась в характере человечества за минувшие годы... Даже иногда скучно становится так жить – размеренно и предсказуемо. Может быть, именно поэтому я и пошел служить в разведку: какое никакое, а разнообразие.

Наверняка «делом об исчезнувших» все-таки кто-то занимается – на уровне Организации Объединенных наций или Мирового правительства. Проблема-то, как оказалось, общепланетная. Кто-то где-то ведет статистику, строит версии и делает предположения. И, наверное, шаг за шагом идет к разгадке. А меня и Эбера отстранили, чтобы не вертелись под ногами, не мешали.

Но разве можно поманить голодного пса куском мяса, а потом, спрятав лакомство, надеяться, что пес не станет его искать?

3

Итак, вдохновленный мил человеком Эбером, я вступил на тернистый путь частной розыскной деятельности. Руководство ГУРОНа я уведомил, что заметил за собой «хвост», а посему намерен возвращаться домой кружными дорогами и очень неторопливо: мол, космолетчик Анри Лерон просто проводит отпуск, путешествуя по Европе. Таиться космонавту не от кого, поэтому на ближайшем прокатном пункте я взял в бессрочную аренду вызывающе красный электромобиль, и отправился в поездку по европейским просторам. «Если вы подозреваете, что за вами могут следить, - учил меня куратор и наставник в разведшколе, - наденьте что-нибудь яркое и броское: такое, чтобы непременно бросалось в глаза следящим. Возьмите в руки какой-нибудь очень заметный предмет – например, огромный старинный чемодан, перевязанный ремнями. Наденьте розовую шляпу в голубой горошек или кепку, сделанную из шкуры зебры. А потом, - действительно обнаружив слежку, - избавьтесь от этого броского и яркого предмета – и собьете идущий за вами по пятам «хвост»!». «Хвоста» я за собой пока не обнаружил, но береженого, как известно, и Бог бережет.

Я выехал из города, нашел тихое местечко на побережье Сены и, наслаждаясь прелестями природы и одиночества, мысленно составил небольшой планчик первоочередных действий.

Впрочем, план получился коротеньким. Прежде всего, я намеревался лично встретиться с бдительным валенсийским полисменом Хорхе Анитой и подробнее расспросить его о нашедшемся и вновь пропавшем Йохане Стеене. А там - посмотрим по обстоятельствам.

… Дама на обочине дороги решительно поднимает вверх правую руку с отогнутым большим пальцем. Женщине на вид около тридцати, у нее длинные рыжие волосы, и безупречная фигура. Огнецветные кудри коллеги Эбера еще не выветрились из памяти, и я прихожу к выводу, что в нынешней поездке мне фантастически везет на встречи с рыжеволосыми.

Кроме того, я припоминаю, что мельком уже видел это чуть заостренное к низу лицо и словно искрящиеся изумрудами глаза в Базеле и Марселе, еще до встречи с другом Эберхардом. Но тогда у дамы были в первом случае длинные темно-русые пряди, а во втором - волосы цвета вороньего крыла и короткая стрижка.

Трижды случайно встретить одну и ту же женщину в многомиллионной Европе в течение всего трех суток – это существенное нарушение постулатов классической теории вероятностей. И я притормаживаю эмоб, чтобы поближе изучить научный феномен.

- Лизелотта Мюллер, - представляется дама, устроившись в кресле справа от меня, и тут же сообщает:

- Я путешествую автостопом.

- Анри Лерон, полковник космонавтики, - в свою очередь легализуюсь я. – Провожу отпуск на колесах.

Мой статус отпускника приводит огненноволосую попутчицу в неописуемый восторг. Она немедленно презентует проект совместного путешествия по «старушке Европе». Я вношу некоторые коррективы в предложенный маршрут, и в целом принимаю предложение. Лизелотта соглашается с правками, и с места в карьер переходит к следующему пункту повестки дня – беспрерывному трепу о том, о сем и ни о чем. Мне даже начинает казаться, что ее подвижные и выразительно подчеркнутые нежно-розовой помадой губы живут своей особой жизнью и словно бы совершенно не связаны с утонченным лицом, усыпанным у крыльев носа едва заметными мелкими островками веснушек.

Пока словоохотливая дама заливается соловьем, я, воспользовавшись электронной отмычкой на моем универсальном коммуникаторе, незаметно для глаз попутчицы влезаю в базу данных регионального стратосферного пункта дорожного управления. Полученный на уником видеофайл однозначно свидетельствует: Лизелотта нарисовалась на обочине трассы за пять минут до моего появления, высадившись из тут же улетевшего прочь белоснежного флайера. За триста секунд ожидания мимо госпожи Мюллер проскользнул как минимум десяток пассажирских кабриолетов, и только когда из-за поворота показалась моя красномордая колымага, рыжеволосая дама сделала шаг к дороге и призывно подняла правую руку…

4

По инициативе Лизелотты мы почти сразу переходим на «ты».

Лизелотта Мюллер родилась в Бразилии, но ее далекие предки были европейцами – двести лет назад один из них служил в Германии то ли брандмейстером, то ли группенфюрером. После окончания Второй Мировой войны прапрадедушка моей попутчицы сбежал от греха подальше в Южную Америку. Но и там не нашел покоя. В преданиях семейства Мюллер говорилось, что «несчастного Генриха» еще многие годы гонял по бразильским джунглям советский разведчик со странной фамилией: Штиблиц, Штирлих или даже Эстирлиц.