Все выглядело слишком обычным, и Марк не знал, что именно его настораживает. Может эта самая обычность, которая как клещ цеплялась к каждой бумаге, которую он прочитал с момента начала расследования?

–…потом еще один выброс, сканнеры базы это зафиксировали и связь пропала. Я лично возглавлял поисковые работы… – Холодов продолжал рассказывать подробности инцидента, – да там место такое, я же говорю – аномалия. Там связь вообще не работает и приборы с ума сходят. Глубже в пустыню вообще лететь невозможно – то автоматика реактора откажет, то двигатели глохнут. Мы с полмили пешком прочесали, и на скалах их нашли.

Марк снова бросил взгляд на карту, затем на фотографии. Пустое место – пески. Ряды дюн ничем не прерываемые от горизонта к горизонту. Небольшая скальная гряда, на которой разбросаны обломки боевого флаера, тела погибших военных. Расследование выполнено обстоятельно, приложены несколько копий отчетов исследователей, подтверждающих наличие аномалии.

– Если интересуетесь – можем слетать на это место, – Холодов прямо кипел от досады. Он явно себя винил в происшедшем, даже не обладающему эмпатией, это было очевидно с первого взгляда.

– Нет, – Марк нахмурился, отложил в сторону бумаги. Смотреть в них больше было нечего, – Я прибыл сюда по другому делу и должен заняться им, а не вашими несчастными случаями. Вернемся к нашим аборигенам.

– Так ведь вы уже все просмотрели! – Холодов развел руками, – Впрочем, если Вас интересуют дополнительные подробности – всегда рад помочь.

Холодову явно хочется поскорее избавиться от пронырливого следователя. Что ж, Марк собирался его разочаровать.

– Кстати, – Холодов как будто собирался отвернуться (кажется, в первый раз с прилета Марка он смотрел не на него), но затем снова повернулся, – Вы интересовались этим аборигеном… Он все еще в лагере.

Взгляд Холодова ему совсем не понравился. Совсем. Но то, что он сказал…

– Как в лагере? Он не вернулся в свою деревню?

– Да, собственно, никто не знает, как с ним поступить. Формально, он нарушил ряд инструкций, от службы его отстранили. Что касается остального – его должны судить соплеменники… Требования о выдаче мы до сих пор не получали.

– И что же он делает в лагере?

– Да как обычно, живет в казарме, посещает занятия, бегает…

– Бегает?

– Еще как… – Холодов посмотрел на часы: Желаете посмотреть записи? Или завтра утром, часов в шесть утра можете посмотреть лично…

Марк почувствовал себя рыбой, заглатывающей крючок.

– Да, пожалуй, уже поздно, продолжим завтра, – он рассеянно кивнул Холодову. Оказывается, у него масса дел. Следовало, основательно подготовиться к следующему дню. Да и заснуть, скорее всего, снова не удастся.

***

Дин трясся в кузове, держа между коленей винтовку. Что-то внутри него изменилось, он чувствовал это, но не мог понять, что именно. Может, просто еще одна бессонная ночь давала о себе знать. Окружающий мир как будто укрылся прозрачным пуховым одеялом, которое гасило цвета и звуки, не давало ни ясности взгляду, ни ясности мысли.

Уже к утру он, кажется, проваливался в некоторое подобие сна, но даже в этом он не был уверен. Его измученное сознание как будто отключилось, оставив на поверхности только самое необходимое.

Построение, проверка, оружие, связь, коды. Дин чувствовал себя автоматом, действующим по заложенной небесными хранителями программе. Отчасти в этом была виновата бессонница, да, но только отчасти. В глубине черной волны, которая все больше обретала кроваво-красный окрас, под толщей мыслей и чувств, вспухало что-то, от чего болезненно ныло в груди. Дин знал, что убежать от этого невозможно и знал, что рано или поздно это выйдет наружу. Рано или поздно.… Но не сейчас.

Сейчас.

Он вдруг понял, что стоит у тропы, облако пыли вдали, обозначает скрывающийся за горизонтом автомобиль. Ирт, без лишних слов свернулся калачиком, укрывшись от легкого ветерка за ближайшей дюной, лег прямо на песок. Кажется, он уже спал.

Как прошел день? Когда он успел доехать? Дин не знал. Комья белой ваты в голове помогали отогнать боль. Этого было достаточно. Он знал, что именно нужно делать. Сомнения и страх он похоронил там же, где прятались остальные чувства. Туман поглотил их на время. Жаль, что только на время.

Дин встряхнул головой, скорее по привычке, чем по необходимости. Слегка размял лапы. Даже собственное тело ощущалось как бы отдаленно, со стороны. Он побежал. Бег не приносил ни радости, ни усталости. Он был просто средством достижения цели.

Темп, темп, темп. Привычный и правильный. Восприятие постепенно приобретало остроту, но туман в голове не рассеивался. Тени дюн стали резче, запахи рассыпались в сотню знакомых пустынных ароматов. Дин чувствовал запах большого стада Кодов. Кат не обманул.

Взбежав наверх очередной дюны Дин, увидел животных. Стадо действительно было большое, и, вожак, опустив косматую голову, как раз разбегался для первого удара по невидимой преграде. Скоро все стадо – сначала молодые самцы, потом самцы старые, наконец, совсем молодняк и самки, один за другим будут бодать непонятную преграду, вставшую на пути. Столетиями, животные решали все свои проблемы таким образом, и не собирались менять привычки. Если не отключить сегмент стены, все стадо падет от истощения, но не отступится от проторенного маршрута.

Дин включил коммуникатор и обменялся с дежурным оператором стандартными формулировками. Все, что может случиться на маршруте, все было описано в инструкциях. Оставалось только следовать им.

– Кое-что все-таки не предусмотрели, – подумал про себя Дин и внутренне усмехнулся. – Кое-что…

Он подошел к панели управления стеной, на ближайшей колонне, откинул прозрачную крышку, добрался до пульта. Подождал, когда свою комбинацию введет оператор, затем, распаковав контейнер, ввел свою.

Несколько секунд, и контрольная лампочка на столбе погасла. Очередной бросок вожака, к которому к тому времени присоединились шесть или семь сородичей встретил пустоту. Напряженно принюхиваясь, вожак вернулся. Стадо не спешило переходить подозрительное место. У Дина было время. Достаточно времени.

Он поднялся еще на одну дюну. Отсюда был хорошо виден тент, расставленный с подветренной стороны клюва орла и маленькая фигурка рядом. Она ждала его.

Дин вдруг почувствовал, что пойман в ловушку, что безжалостная судьба тащит его вперед, к тому месту, где его ждет все то, от чего он прятался внутри самого себя. Утешением было лишь то, что в конце он видел и облегчение, избавление от боли. Но до этого момента было еще далеко.

Его вдруг затрясло так, что он едва не выронил винтовку.

Ритм, ритм, ритм. Привычная мантра бегуна и дрожь и страх отступают вглубь, окрашивая черную тучу внутри в новые оттенки. Казалось, тент, отбрасывающий в лунном свете длинную тень, находится в другой вселенной. Мгновение, и Дин встал рядом глядя в лицо той, что его ожидала.

Глядя и, чувствуя, что черная волна прорывает все воздвигнутые им барьеры. Она бьет его изнутри, калеча, ломая, пробивая себе путь, круша и коверкая все, чем он был, чем он стал. Он чувствовал, как эта волна накрывает его с головой, черный вихрь разбрасывает клочья ваты, делая любые его попытки остаться собой смехотворными и нелепыми. Он сам поразился собственному внутреннему спокойствию, островку, за который зацепилось его сознание, в самом центре бури. Этот островок был надежно огорожен его выучкой и внутренним контролем. Огорожен и укреплен знанием того, что он должен был сделать.

– Здравствуй, родич! – ее голос звучал неуверенно, но твердо, – Твой путь был долог, раздели со мной воду, пищу и кров.

Он смотрел на нее и видел все обличительные признаки. Да, она ждала его. Ждала потому, что ей так сказали. Ждала, потому, что другого выбора, у нее, по сути, не было. Ее задача проста – заманить его в тент, занять на несколько минут. О том, как она сама относилась к возложенной на нее миссии, Дин старался не думать, важно было то, что она ее приняла. Приняла и исполнила.