– Вы здесь, товарищ Марков. Замечательно,– Ильин в белом пальто и легкой меховой шапке подошел к нему, протянул руку. Они поздоровались.

– Как вам мой наряд?– слегка волнуясь, спросил Марков. Ильин, пробежал по нему своим цепким взглядом, довольно кивнул.

– Неплохо, очень неплохо. Там, куда мы пойдем, вас бы и в пиджаке пустили – ведь вы со мной. Но выглядеть надо соответствующе,– Ильин, поманив его за собой, бодрым шагом пошел вдоль набережной.– К тому же, вам часто придется ходить без меня.

– Куда?– Марков заволновался еще сильнее.

Они свернули в переулок между домами, пошли через дворы.

– Я отвечу лишь на некоторые вопросы,– предупредил Ильин.– Старайтесь запомнить дорогу. В следующий раз она может вывести… в другое место.

Ильин достал часы, мельком глянул на циферблат:

– Хорошо, что вы пришли пораньше. Может, мы и не опоздаем.

– Куда, Иван Алексеевич?– нетерпеливо спросил Марков.– Вы говорите какими-то загадками.

– Вы слышали о Собрании русских фабрично-заводских рабочих?⁴

– Разумеется,– ответил Марков.– И не просто слышал, а писал статьи для них.

– Как вы к ним относитесь?

Марков, почуяв в этом вопросе подвох, задумался.

– У них благие намерения,– ответил он затем.– Пока я работал над статьями, я замечал их быт. Такое не пожелаешь даже врагу.

– Верно, товарищ Марков,– согласился Ильин.– Сейчас обычный рабочий – бесправная, тупая скотина с нищенским заработком и драконовской системой смен. В Журавле много рабочих,– «невзначай» подметил он.– Вы обращали внимание на них?

– Много пьют, ходят в латаном.

– Да. Их жены гнут спины от непосильной работы, а дети растут безграмотными, полуголодными. Пареньку едва стукнет десять – его уже определяют на завод, тягать чугунные тачки. Ну а девочка, в перешитом платье… Сами знаете, где работает…– Ильин остановился, обернулся к Маркову.– Так вот, Собрание не намерено это терпеть. Его численность велика, и с каждым днем только увеличивается. Это очень хорошо – чем больше простых людей примкнет к Собранию, тем легче будет требовать ослабления у власти.

– Однако, не шибко слышны их требования.

– Это пока,– ответил Ильин.– Пойдемте дальше, а то опоздаем к началу… Со временем, людей станет так много, и они заговорят так громко, что игнорировать их станет невозможно. Правительство пойдет на уступки, вот увидите.

– А если нет?

– Тогда – кровь, война и Революция. Вы правильно говорили про Русско-японскую – это крах системы. Огромная и неповоротливая, увязшая в бюрократии и царских замашках система рухнет, когда война будет проиграна. Перемены настолько необходимы, что надвигаются сами. Ваш друг Арцыбашев знает, видит и чувствует это.

– Он мне не друг…– поспешил заметить Марков.

– Многие толстосумы ощущают – там пощипывает, тут сжимает,– пропустив его замечание, продолжал Ильин.– Приступ непонятного страха – почему? Что не так? Шевелят усиками, пробуют воздух на вкус – вроде все в порядке. Тогда почему так страшно?

Ильин и Марков остановились перед небольшим двухэтажным особняком. Двор с облетевшими к осени голыми деревьями, покрытый инеем, казался опустевшим. Несколько пожелтевших листьев замело на террасу.

– Вы неплохой газетчик, товарищ Марков,– сказал Ильин.– Я буду рекомендовать вас в помощь Собранию, по части всякой письменной деятельности. Сейчас мы войдем внутрь, и вы будете просто смотреть и слушать. Вопросы не задавайте. Что будет неясно – я объясню потом. Пойдемте.

Они поднялись на террасу, Ильин постучал в дверь. Почти сразу молодой, взволнованный женский голос спросил:

– Кто там?

– Иван Алексеевич Ильин.

Дверь отворилась. Темноволосая девушка в бежевом платье и серых вязаных чулках мило улыбнулась, демонстрируя маленькие белые зубки:

– Здравствуйте, Иван Алексеевич. Я вижу, вы не одни?– ее зеленые глаза вопросительным взглядом застыли на Маркове.

– Мой друг, товарищ Марков,– ответил Ильин. Парень кивнул:

– Антон Марков.

– Екатерина Андреева. Что ж, проходите,– девушка сделала поклон и отошла в сторону.– Холодно сегодня на улице, дует-то как!

– Обещали к вечеру дождь,– Ильин вошел последним, закрыл дверь.

Гости оказались в неосвещенной маленькой прихожей. Ее пол был заставлен чужими туфлями и ботинками, а стены завешаны плащами и тулупами. Отсюда, круто поднимаясь, шла лестница – на второй этаж; возле нее был проход в гостиную, из которой доносился мужской, сильный и требовательный, голос.

– Батюшка уже читает?– спросил Ильин.

Девушка кивнула.

– Разувайтесь быстрее,– прошептал Ильин Маркову.– Идите и смотрите.

Марков, снимая на ходу обувь и плащ, на цыпочках подошел к гостиной. Небольшая комната – под потолком мягко светит люстра, вдоль стен расставлены диваны и кресла. Все они заняты зрителями. Их лица – и мужские, и женские, ему совершенно незнакомы. Не знает он и докладчика – худого, смуглолицего, с аккуратной смоляной бородой и длинными волосами, одетого в черную поповскую рясу, с обычным деревянным крестом на груди. Вытянув перед собой распечатанный лист, священник с выражением читал:

–…до тех пор, товарищи, пока нас не слышат, мы будем прозябать в оковах рабства. Фабриканты зарабатывают миллионы, а простой рабочий человек вынужден, недоедая и недосыпая, приумножать чужие богатства…

– Позвольте ваше пальто…– Катя тронула Маркова за плечо, улыбнулась неказистой детской улыбкой. Ее ясные зеленые глаза, доверчивые и кроткие, очаровали Маркова. Он отпустил плащ; перекладывая его в свои руки, пальцы девушки ненадолго соприкоснулись с его пальцами.– Я найду, где повесить.

–…рад сообщить, что сейчас в нашей организации состоит почти десять тысяч человек,– докладчик поднял темные глаза на слушателей. Те сдержанно зааплодировали.– И это число продолжает расти.

– Перед вами – священник Георгий Гапон, руководитель Собрания,– тихо зашептал Ильин.– Это его идея – бороться за свободы рабочих. Не только в Петербурге, но и по всей России. Но пока все, что они могут делать – устраивать стачки и забастовки.

Речь как раз пошла о забастовках. С блеском в темно-ореховых глазах, Гапон зачитывал список городов, в которых встали заводы – Баку, Рига, Ростов, Москва…

– В июне был убит министр Плеве,– продолжал шептать Ильин.– Вместо него поставили другого, поумнее. Он пошел было навстречу рабочему настроению, но его резко остановили… Да еще, как назло, в самом Собрании назревает раскол. Гапона хотят сместить,– Ильин тихо засмеялся.– Кто же тогда будет руководить рабочими?

Марков уже не следил за выступлением Гапона – все его внимание приковал Ильин. Его ядовитый шепот описывал все события, предшествующие созданию «Собрания», его структуру и связи с Правительством.

– Гапон получает деньги от полицеймейстера, продолжая творить иллюзию, что Собрание – мирный профсоюз.

– А от вас, эсеров, он тоже получает?– тихо спросил Марков.

– Я просил вас не задавать вопросов, а только слушать,– мягко, но требовательно напомнил Ильин.– Социал-революционеры, включая меня, целиком и полностью доверяют Гапону. Вы, товарищ Марков, тоже отчасти эсер. Не забывайте – ваши статьи об «угнетаемых рабочих», в которых вы так яростно прошлись по власти и царю, печатались в Революционной России.

«А Катя тоже принадлежит партии?»– хотел спросить Марков, но вспомнил о предупреждении. Тем временем Гапон закончил с докладом и чинно сел в кресло. Слушатели снова зааплодировали, гораздо ярче и громче, чем до этого.

Собрание продолжалось еще полтора часа. Выступило несколько человек, но после Гапона они казались блеклыми и скучными. Потом люди стали расходится. Гапон поднялся с кресла, скрылся за дверью позади него, ведущей в столовую. «Подождем»,– сказал Ильин. Когда гостиная полностью опустела, они прошли в нее и сели на диван.

В Маркове за это время родилась тысяча вопросов. Оказалось, что он, «знаток рабочей жизни», ничего толком о ней не знал. Ильин прекрасно понимал это – поглядывая на парня, на его губах то и дело появлялась тонкая усмешка.