Среди прислуги, частично менявшейся раз в сезон, ходил слабый, но упорный слух, что в начале замужества Анна была очень нежной и преданной супругу. Но годы меняли ее, постепенно делая раздражительной и нервной. Вспыльчивый нрав, открывшийся в ней несколько лет назад, при сильных стрессах вырывался наружу жуткими истериками – женщина каталась по полу и выла – страшно, по-звериному.

В этот раз произошло именно так. Пока перепуганная прислуга наблюдала, как Анна теряет человеческий облик, доктор переоделся в чистый костюм, громко крикнул: «Кто-нибудь, приведите ее в порядок!», и спокойно уехал к Тарасовой.

В тот вечер в доме появилась новые гости – родители Анны. Суровый делец Прокофий Антонов и его жена – тихая, похожая на монашку Альбина Антонова. Управляющий сам послал за ними, но его рвение оказалось напрасным: пока записка через поверенного шла на другой конец города, Анна говорила с матерью по телефону, рыдая и жалуясь на свое жалкое существование. И вот, едва родители прибыли, Анна упала к их ногам.

– Он у нее, у этой сучки…– ломким, хриплым голосом проговорила женщина. Мать помогла ей подняться, заботливо спрятала в свои объятия; а отец, любовно проведя по ее растрепанным волосам, рыкнул:

– Найду мерзавца – кастрирую!

Искать долго не пришлось. В кабинете, на самом видном месте, лежала записка, в которой Арцыбашев объяснял, что к ночи вернется, и просит приготовить Анну к «серьезному разговору».

– К серьезному?! Вот же сукин сын!..– Прокофий скомкал записку и кинул на пол.– Это он должен готовиться!

– Проша…– мягко попросила его жена.– Давай не будем накалять события?..

Альбина Антонова была женщиной терпеливой, выдержанной. Она чуяла – развод, опасливо мелькающий над ее дочерью последние годы, уже неминуем; и теперь рассчитывала, как извлечь из него побольше выгоды для своей кровинки.

Арцыбашев приехал ближе к полуночи – немного помятый и явно выпивший.

– Где ты был, сукин сын?!– встретил его на лестнице Прокофий. Грозно стуча, он спускался к нему, сжимая жилистые кулаки.

– Тебя там не было,– спокойным, трезвым голосом ответил Арцыбашев.

– Нет, ну какой наглец!– продолжал напирать старик.– Ты знаешь, что тебе морду набить мало за то, что ты с моей дочкой делаешь?!

– Рискни…

Прокофий осекся. Он был кряжист и плечист. Своих «пустоголовых» работников он гонял без особого труда. Доктор против него был немного поменьше, посуше, но и моложе. По слухам, Арцыбашев был отменным боксером. Правда или нет, но в нем действительно чувствовалась мощная, почти звериная сила.

– Эх ты, скарабеева душа,– Арцыбашев сменил туфли на мягкие бархатные тапочки, и прошел мимо него.

В гостиной, на диване, сидела Анна и Альбина Антонова.

– Где ты был?– спокойно спросила теща, все еще удерживая в объятьях дочь.

– В опере,– ответил он.– Но это было в начале вечера. Потом…

– Ты с этой тварью бл…довал?– дрожащим от ярости голосом спросил Прокофий из фойе, не решаясь, почему-то, подняться наверх.

– Это случилось спонтанно,– сказал Арцыбашев.

Анна задрожала, ее всхлипы усилились.

– Как тебе не стыдно?!– с упреком бросила Альбина.

– Я не люблю ее. Слышишь, Анна, я не люблю тебя,– Арцыбашев пошел в кабинет, зажег свет. Зазвенела рюмка – доктор наливал коньяк.

– Я пока снял номер в отеле,– громко заговорил он.– Поживу там недельку. Пока ты, Анна, не остынешь. А ведь я просил приготовиться к серьезному разговору… Ладно, дам еще время.

Снова звякнула посуда, свет выключился. Доктор пошел к спальне:

– Ника дома?

– Она тебя не касается!– крикнула Анна. Женщина рванулась было вперед, но мать удержала ее.– Она тебя не касается!

– Она моя дочь,– напомнил Арцыбашев.– И многое, из того что я делаю, касается ее.

– Подожди…– зашептала ей Альбина.– Он, кажется, спокоен…

– Спокоен, как же…– Прокофий тяжело поднялся в гостиную, сжал кулаки. Но вернуться в конфликт не спешил.

Арцыбашев дошел до детской и тихо отворил дверь.

– Т-с-с-с!– старуха Варвара, нянчившая когда-то его самого, выскочила из боковой спаленки, прижала костлявый палец к своим сушеным губам.

– Спит?– шепотом спросил он.

– Уложила. Она за день такого понаслышалась… Она уже многое понимает, а мне трудно объяснять…

– Я сам объясню, если нужно,– Арцыбашев медленно зашел в детскую, озаренную темно-зеленым светом ночника.

Вероника, его единственная дочь, спит в дальнем углу. Длинные светлые волосы разметались по подушке, по одеялу. Доктор, осторожно усевшись в изголовье, собирает пряди воедино.

– Папа?– сонно спрашивает девочка.– Мама все еще плачет?

– Плачет, милая моя,– говорит он.

– Из-за какой-то балерины?..

– Да…– он отстегивает от жилетки цепочку золотых часов и кладет их рядом с девочкой, на тумбочку.– Возьми. Будешь отмерять время.

– Ты уезжаешь?

– Да, милая моя. Ненадолго.

Ника приподнялась. Серые, как у Арцыбашева, глаза, пытливо смотрят ему в лицо.

– Почему вы постоянно ругаетесь?

Арцыбашев виновато улыбнулся:

– Мы не любим друг друга, вот в чем дело. Но к тебе это не относится, ты же знаешь?

Девочка понимающе кивнула. Доктор быстро поцеловал ее в носик.

– Спи. Когда я приеду, я куплю тебе… Что ты хочешь?

– Куклу… Помнишь, мы видели на витрине?

– Фарфоровую, в синем платье?

– Да.

– Хорошо, будет тебе кукла. Я приеду…– он взял часы и щелкнул крышкой циферблата,– Когда обе стрелки, одновременно, двенадцать раз пересекут эту цифру.

– Это…– девочка задумчиво нахмурилась, пытаясь разгадать.

– Через неделю,– сказал он.– А теперь засыпай.

Арцыбашев вышел из детской, закрыл дверь. Варвара стояла тут же:

– Ну что?..

– Через неделю я приеду, а ты сразу займи Нику.

«Слишком рано ей это слышать, слишком рано»,– подумал он.

– А они?– старуха кивнула в гостиную.

– Смотри, чтобы не настраивали дочь против меня.

Потом Арцыбашев зашел в спальню, погрузил в большой чемодан несколько чистых костюмов и пар белья, пошел в фойе.

– Я приеду через неделю,– напомнил он,– и ваших лиц здесь видеть не желаю.

Это относилось к Прокофию и Альбине.

3

Анна, словно в сонном бреду, жила одними многолетними привычками. В половине десятого – завтрак, потом книги. Но книги она не брала. Она вспомнила, что эти книги ей покупал муж, и становилось противно просто смотреть на них. Ездить в магазины не было ни сил, ни желания. Ее друзья по переписке – из Парижа и Марселя, давно бросили ее (на самом деле, Арцыбашев перехватывал письма и жег), а друзей здесь, в сером и унылом Петербурге у нее не было. Даже дочь отдалилась от нее, усилиями вездесущей, преданной мужу, Варвары. Анна подолгу стояла у двери в детской, слушая, как старая нянька развлекает Нику, и никак не могла заставить себя принять в этом участие. Развода она желала, но боялась, что дочь останется у мужа. Ника, хоть ей всего двенадцать, всеми силами тянулась к отцу.

Прокофий Антонов уехал – дела не могли терпеть долгое отсутствие хозяина. Осталась только мать – та, кто утешала и защищала с самого детства. Но мать, как и ее дочь, переменилась. Альбине было тяжко с Анной – ее тяготил этот дом, эта вычурно-богатая, в сравнении с антоновской, квартира. Альбина пыталась переманить Анну к себе, но безуспешно. Молодая женщина, упорно желая развязки, стремилась к одному – разобраться с опостылевшим браком.

Через неделю Арцыбашев приехал, как и обещал. С порога, едва сняв с себя пальто, он громким голосом позвал дочь. Ника спустилась к нему бегом – нарядная, сияющая от счастья. Доктор заключил ее в объятья и тепло чмокнул в щеку.

– У меня кое-что есть,– подмигнув ей, он указал на огромный сверток.

– Это она?– радостно вскричала девочка.

– Она самая,– взгляд Арцыбашева мелькнул вверх по лестнице. Там, скромно улыбаясь, стояла Варвара. В стороне от нее, держась за колонну, в траурно-черном платье возвышалась хмурая Анна.