- Видите ли, - задумчиво произнёс Даймон, - я прочитал почти все книги Фавнова-Шляхтевича. Я - создание дотошное, и работаю непосредственно с источниками. В его произведениях напрочь отсутствует духовно-нравственное начало. Именно к такому выводу я пришёл после моего небольшого исследования.

   - Вот как? - бросил на собеседника внимательный взор ле Гранд, - значит, этот господин ставит во главу угла безнравственность и порок, так вас следует понимать?

   - Можно сказать, что он эксплуатирует низменные инстинкты читателей и потакает их самым дурным и мерзким чувствам, - пожал плечами четвёртый принц Тьмы, - но, похоже, он сам получает несказанное удовольствие от своей писанины.

   - Даже так? Что же он пишет?

   - Он, - задумчиво посмотрел на пустую тарелочку фон Инфернберг, - превозносит подлость, коварство и откровенную жестокость. Старательно внушает читателю, что всё названное - норма жизни, и относиться к этому следует не просто с пониманием, но и с явным одобрением. Иными словами, он тщательно стирает одну черту...

   - Какую же? - медленно произнёс Лионель.

   - Что отделяет порядочных людей от закоренелых мерзавцев, - холодно пояснил четвёртый принц Тьмы, - по его мнению, последние - это миф, выдумки фантазёров, которые витают в облаках и не ведают, что есть реальная жизнь. А я считаю, что это слово появились в нашем языке...

   - Великом и могучем языке, - уточнил ле Гранд.

   - Разумеется, - согласился ландграф Инфернберга, - так вот появилось это слово далеко не случайно. Наверное, это было необходимо.

   - Это серьёзное обвинение.

   - Вам знакомы душевные сомнения и нравственные терзания? В вас когда-либо говорила совесть?

   - Довольно бестактный вопрос, - усмехнулся первый принц Тьмы, - оправданный лишь тем, что вы, похоже, знаете на него ответ. Но к чему вы клоните?

   - Героям Фавнова-Шляхтевича они неведомы. Любая подлость совершается с лёгким сердцем и выбрасывается из головы сразу же, как достигнут необходимый результат. Без каких-либо последствий для души. Стоит ли говорить, что и убивают они, а проделывают этот номер его персонажи с завидной регулярностью и частотой, так вот и убивают они с такой же беззаботностью и невозмутимостью. Разумеется, последнее всегда им сходит с рук. А может ли быть иначе, если, по мнению Фавнова-Шляхтевича, дал же ему Джесс фамилию, убийство лучше всего решает любой конфликт.

   - Нет человека - нет проблемы.

   - Вот именно. Других методов этот автор не признаёт категорически. И, похоже, желает, чтобы его читатель проникся тем же. Послушайте, оставим пока ложь, коварство и подлость в стороне. Поговорим лучше об убийстве. Умышленном убийстве. Всегда считал, что отношение к нему и выявляет - я уже говорил об одной черте.

   - Несколько прямолинейно, но почему бы и нет. В конце концов, не мне вас критиковать. Я слушаю.

   Убийство.

   - Как вы понимаете, - поспешил уточнить фон Инфернберг, - я говорю об убийстве в мире, созданном фантазией того или иного автора. Неважно происходит ли оно на страницах книги, на сцене театра или же на экране телевизора.

   - Вы бы ещё о компьютере вспомнили, - недовольно поморщился Лионель, - все эти сомнительные достижения, так называемого, технического прогресса всегда вызывали у меня сильнейшее подозрение в своей необходимости. Вот скажите, что дал человечеству пулемёт Максима?

   - Ничего хорошего, - согласно кивнул фон Инфернберг, - более того, против марсиан он оказался совершенно бесполезен.

   - Вот видите.

   - Но разговор сейчас не об этом, - отмахнулся от замечания ле Гранда четвёртый принц Тьмы, - я имел в виду совсем иное. Не стану оспаривать того, что в жизни убийства происходили с удручающей и откровенно пугающей частотой, чуть ли, не с самого сотворения первых людей. Естественно, служители муз были вынуждены отражать это в своих произведениях. Одни описывали их ради жизненной правды и глубины. Другие видели в них яркое проявление безумных чувств и страстей. Кто-то пытался постичь саму сущность и природу человека, а некоторые вообще всё валили на эстетику для избранных и особую мораль. Но в любом случае неизменным оставалось одно - автор, так или иначе затронувший эту болезненную тему, был обязан выказать своё личное отношение к ней. Автор должен был дать ясный ответ на принципиальнейший вопрос - что есть для него умышленное убийство? Нечто противоестественное и мерзкое, или же нравственная норма, иногда досадная, но иногда и вполне оправданная необходимость, которая зачастую является единственным способом разрешить острый конфликт.

   - Для настоящего писателя ответ на него очевиден, - в голосе ле Гранда вновь отчётливо зазвучал металл.

   - Поверьте, я искренне желал бы согласиться с вами, - мягко возразил фон Инфернберг, - но боюсь, не все здесь столь ясно, как нам бы хотелось. Вы понимаете, о ком я веду речь?

   - Догадываюсь, - злобно прикусил губу Лионель. Странная тень легла на его лицо.

   - Я с Майклом на ножах с первых же минут нашего личного знакомства, - спокойно продолжил ландграф Инфернберга, всем своим видом давая понять ле Гранду, что догадка его совершенно верна, - вы его едва терпите, даже Мишель вплоть до последнего времени старался держаться от Редворта подальше. Почему? Полагаю, я не погрешу против истины, если предположу, что всех нас объединяла одна-единственная причина. Ведь это у Майкла один из его любимых персонажей хладнокровно расстреливает беспомощного, беззащитного старика, выступая одновременно и судьёй, и палачом. Это самый показательный, но далеко не единственный пример. Как складывается дальнейшая судьба того героя? Он женится на девушке, одного из братьев которой, он опять же расстрелял самолично, вновь взяв на себя роль судьи, а второго, второго по существу он также обрекает на смерть. Нечего сказать, настоящая семейная идиллия, - рассмеялся четвёртый принц Тьмы, - впрочем, для Майкла, как я понимаю, всё вышесказанное - в порядке вещей. И семейному счастью своего героя он вредить не собирается, - снова оскалился фон Инфернберг.