- Подождите, - неожиданно, в свою очередь, перебил меня Скиталец, - вы не "Любовь под зелёным пологом и меч, пробуждающий гнев" имеете случаем в виду?
- Ну да, - растерянно подтвердила я, - но...
- Потрясающе, - ошеломлённо вымолвил Уильям, - будь я проклят, если это просто совпадение. "Об этой горе, что горделиво возвышается над окрестными равнинами, издревле слагали легенды. Будто ястребы, вьющие на ней гнёзда, превосходят своих собратьев в смелости и отваге, а будучи прирученными, не только верно служат хозяину на охоте, но и приносят ему счастье и удачу. Будто под зелёным пологом лесов, густо покрывающих её склоны, пылкие сердца постигают секрет вечной любви и познают истинный смысл этого прекрасного чувства. И что где-то там, высоко на вершине, ожидает своего господина волшебный меч, наделённый пытливым умом и непреклонным нравом. Будто меч этот надёжно защищён от случайного взора и откроется лишь тому, в ком признает достойного обнажить его. Одни уверяют, что меч всё ещё не выбрал своего владельца. Другие же, поклявшись в правдивости своей истории, поведают вам о том, как юная колдунья, ушедшая на гору искать травы для любовного зелья, спустилась вниз с грозным оружием в руке и сокрушила напавших на её родину врагов. Бесстрашную девушку рассказчицы гордо именуют первой воительницей Ирбиса и на этом завершают своё удивительное повествование. Ну а легенда продолжает жить. Легенда о том, как поднявшаяся на гору с мечтами о любви, вернулась с её вершины готовая убивать". Видите, я помню эти строки наизусть.
- Невероятно, - на большее меня не хватило.
- Что же, теперь мне понятно возмущение ваших подруг, - продолжил Скиталец, - действительно, есть от чего придти в ярость - ваш муж блестяще описал, как девушек, рождённых для любви, методично и жестоко превращают в безжалостных убийц. И что самое трагичное - у вас нет иного выхода. Ведь ваши мужчины в подавляющем большинстве лишены магических способностей, не так ли? Я читал "Трутни в летнюю пору". Скажите откровенно, это не с вас списан образ женщины-инструктора, которая показывает ополченцам фрайгеррата как использовать магические артефакты? Вы, в самом деле, каждые пять минут хватались за голову и отчаянно вопили: "Достали!"
- Это собирательный образ, - спокойно объяснила я, - в частности, "Достали!" кричала, и то, всего один раз, кузина моего супруга. И, между прочим, в ополчениях других фрайгерратов дела обстоят ещё хуже...
- Ручаетесь за точность формулировки? - улыбнулся пришелец.
- Не будем придираться к отдельным словам, - ловко вывернулась я.
- Кстати, ваш супруг довольно самокритичен, - поспешил сменить тему Уильям.
- Мой муж, - с достоинством ответила я, - маг высшего уровня.
- Те самые пресловутые два процента, - понимающе кивнул Скиталец, - тогда его, наверное, очень не любят.
- Завистники и те, кто не желает работать над собой, - чётко обозначила я свою позицию.
- Достойный и весьма обстоятельный ответ, - уважительно посмотрел на меня Скиталец, - вижу, вы умеете ценить подлинный талант. Увы, такие писатели рождаются не часто. Зато всякие халтурщики и самовлюблённые бездари, вроде сочинительницы "Блюза в весенней ночи" попадаются на каждом шагу, - в голосе Уильяма зазвучало неподдельное раздражение.
- А чем вам не угодила эта особа и её повесть? - нарочито небрежным тоном поинтересовалась я. Дескать, мне-то всё равно, но если вас это волнует, я, так и быть, выслушаю эту историю.
- Эта повесть - настоящее преступление против искусства, - озвучил приговор пришелец, - и её авторша заслуживает самой суровой кары.
- Вот как? Уверены в своей правоте? - прищурилась я.
- Я не бросаюсь словами, - с достоинством ответил Уильям, - помилуйте, да эта особа лишь любуется собой. Это козыряние эрудицией, эти постоянные отсылки к классикам, дабы подчеркнуть свой, якобы, богатый духовный мир. Эти претензии на серьёзность и философию. Какая философия, какой беспристрастный взгляд на общество, когда в повести постоянно, то дерутся, то убивают, то придаются самым извращённым сексуальным фантазиям. Беззастенчивое потакание самым низменным чувствам и порокам. И как апофеоз всему вышесказанному - пресловутый гранёный стакан. Здесь авторша переплюнула саму себя. Это не стакан, это настоящий символ пошлости и литературного хамства.
- Стакан говорите? - спокойно произнесла я.
- Именно стакан, - даже не кивнул, а яростно мотнул головой Скиталец.
- Всё так безнадёжно? - по-прежнему невозмутимо спросила я.
- Абсолютно.
- И никакого снисхождения?
- Ни малейшего. Возмездие должно свершиться.
- А повесть в печку? - на всякий случай уточнила я.
- Именно, именно в печку! - горячо поддержал моё предложение Уильям, - дотла, дотла! Чтобы ни одна зараза, что таится на этих проклятых страницах, не перенеслась в книги честных служителей муз.
- Знаете, - с холодной вежливостью начала я, - конечно, плохо так думать и говорить, но это дажё хорошо, что вы убили несчастную Горяну и её девчонок.
- Обожаю парадоксы, - оскалился Скиталец, - позвольте узнать, почему?
- Когда я убью вас, моя совесть останется чиста, - с приветливой улыбкой пояснила я.
Условие Альбертины. Убийство.
Скажите, вы не задумывались, почему те, кто прекрасно обходится без еды, посещают рестораны и кафе?
Уж не потому ли, что не считают это низменным и грубым? Еда уже не напоминает царям природы об их животной сущности, теперь - это неиссякаемый источник удовольствий и наслаждений, призванный удовлетворить самые невероятные запросы избалованных гурманов. Изысканный и неповторимый вкус того или иного блюда становится единственным критерием при его выборе. Представьте, как подобная метаморфоза отразилась на толщине ресторанных меню. Ведь что-что, а вкусовые пристрастия товарищей сроду не помогали обрести.