Встал хмурый Вертутий, откашлялся, прогудел: не время перебрасываться шутками, смотрите — плохие, недобрые приметы на небе. И показал пальцем на лес, который тёмной, глухой стеной возвышался под нахмуренным месяцем.

     — Разве вы не слышите, кхем? Там что-то чадит, или это так мхом горелым пахнет. Думаю, будет великая сушь. Дымятся болотные огни на торфяниках и бродах, всё к нам бежит — птицы, белки, куницы…

     — И деревья недобро стонут. Сам слышал: ветра нет, а из сосны — такое тяжёлое, такое тягучее скрипение.

     — Я иду, а оно как сверкнёт чёрным огнём, прямо над моей головой! Я так и присел. Глядь, а вся рубашка на мне обгорела, — шамкал беззубо старый дед Лапоня, до сих пор напуганный случаем в лесу. — Беда надвигается…

     Все примолкли, встревоженно ожидали, что скажет учёнейший муж — профессор Варсава.

     Профессор надел одни очки, на них другие. Третьи нацепил аж на кончик носа. И его ученики-лунаристы сразу посуровели, подтянулись, все как один повернулись к нему, к своему учителю. А Варсава замер в глубокой задумчивости, устремив глаза в глубокое ночное небо. Потом заговорил тихим, на чудо спокойным голоском, но столько мудрости, столько проницательности и значительности было в его негромкой речи!

     — Почему плывут тучи? Почему стонут деревья? Почему сверкает огонь в лесу? Про это не знает никто. Когда никто не знает «почему», никто не знает и «что».

     И словно поражённый его загадочной речью, где-то в дебрях леса блеснул огонь и гулом прокатился в тёмных пещерах ночи; а за ним послышалось грозное и тоскливое:

     — Ов-ву!.. Ову-вов-воу! Pax, pax!

     Это долгое тягучее завывание перепугало присутствующих.

     Триусы и стоусы повскакивали с лавок.

     Тогда и пыхнул трубкой Сиз и глубокомысленно произнёс:

     — Раз мы не знаем «почему?», то кому-то надо идти. Думаю, что именно мне. Туда! — и он ткнул трубкой в лес, на Щербатые скалы, где и прокатился гулом резкий запах огня.

     Больше Сиз не проронил ни слова. Пригнулся, зашнуровал башмаки и зашагал по тропинке. В тёмную потревоженную ночь, где творилось что-то недоброе.

     — Дядька Сиз! Дядька Сиз! — закричал вдруг Чублик и кинулся за ним. — Я с вами! Возьмите меня, я с вами пойду!

     Всё собрание стояло над лавками, из леса потянуло чёрной гарью, а двое, да ещё луна над ними, качаясь, словно лодочки, побрели тропинкой, невысоким соснячком, а потом углубились в чащу.

     Могучие сосны стояли в лесу рядами, будто высоченные колонны. Хвоя наверху сливалась в цельный тёмный шатёр, но всё же кое-где пробивался свет луны, и тогда от сосен ложились на землю длинные ровные тени, а Чублику казалось, что это лежат, притаившись, какие-то лесные богатыри-воины. Идти под соснами легко, глазам открывались широкие прогалины, и Чублик, поддавшись весёлому настроению, вдруг спросил:

     — Дядька Сиз! А вы умеете ходить королевским шагом?

     — Как, как? Я что-то не расслышал.

     — А вот так: парадным королевским шагом!

     Без долгих разговоров Чублик показал: легко, словно птица, запрыгал на тропинке; одну ногу он высоко подкидывал вверх, а другой делал два притопа:

     — Оп-ля-ля! Оп-ля-ля! Попробуйте! Тело будто летит в воздухе!

     — Хе-хе!.. Попробую. Как там говорится: убежать не убежим, а побегать можно. А ну, а ну же: оп! Нет, не с той ноги начал: оп-ля!.. Хе! Оп-ля-ля!

     — Давайте вдвоём! Вашу руку: оп-ля-ля! Оп-ля-ля!

     — Гляди! Я и не знал — словно крылья вырастают за спиной!

     — Оп-ля-ля!

     — Оп-ля-ля!

     Они взялись за руки и полетели, попрыгали по дорожке, один молодой и щупленький, как кобчик, а другой — толстый, с белыми пышными усами, плотненький человечек, в кашне, в башмаках, как гриб моховик.

     — Оп-ля-ля! Оп-ля-ля! Вы знаете, мы все в Лунарии ходим королевским шагом. И профессора Варсаву научили! Теперь он подходит к нам только так: оп-ля-ля! Оп-ля-ля!

     — Ну подожди. Я немного утомился! Фу-у!..

     Зашагали помедленнее. Сиз снял кашне и, чтобы оно не мешало ему, привязал бантом на ногу.

     — Славно мы прошлись! Аж вспотел я, ей-право! А скажи, Чублик, профессор Варсава, он это… Что он показывает вам на этих парашютиках?

     — О-о-о! — загудел Чублик и глаза поставил острыми сливками. — Наш профессор… Вы видели сухой козлобородник? Парашютики у него длинные-длинные. Ну вот, вы пускаете один парашютик, а луна вам светит, а вы идёте между деревьями, а он летит над вами, летит хохолком вверх, ровно, тихо летит и садится непременно там, где влажная земля, и непременно зёрнышком в землю. Хитрый, шилохвост! А теперь возьмите парашютик-крылатку из клёна. Этот просто падает вниз на землю. Падает и быстро-быстро вертится, как мельница, и описывает так вот и так, выкручивает следы. А возьмите с липы — этот штопором в землю, а с горчака — летит и подскакивает, а с тополя — ого, на край света может полететь за ветром.

     — Ну хорошо. Вот вы ходите за Варсавой и дуете на белый пух, всё пускаете парашютики и что-то там шепчете к луне: мол, лети, лети над лесом. И как? Что это вам показывает?

     Ну-у-у! — ещё больше удивился Чублик. — Оно нам показывает такое, оно такое нам показывает, что голова кругом идёт! Слушайте! Вот мы дунули разом — и облако парашютиков взлетело до луны и тут… Падают, падают, крутятся перед глазами… так завертят, закрутят свои следы, что я сам, бывало, закручусь, упаду и думаю: как же его распутать? А вы спрашиваете!