Летним вечерком по улице деревни Адайка Кукморского района вразвалку возвращались домой утомленные коровы. Мычали, потряхивая выменем.

Две старушки у дома, напоминающего малахитовую шкатулку, обитую зефирными завитушками, громко разговаривали, перебивая друг друга.

Бабушки теребили красочные платочки, сгоняли наглых мух с цветастых платьев и неряшливых фартуков.

Да-да, чистый фартук у татарской бабушки и представить сложно. Главный повар семьи спозаранку стоит у печи, чтобы пухлощекие внучата получили на завтрак свежие оладушки, да белэши. А у кого-то уже с утра дымятся на столе манты да очпочмаки!

Обед в настоящей татарской деревне у истинных тружеников полей – не позднее десяти утра. С первыми лучами солнца – утренний намаз. А там и дела насущные. Колхоз – организм сложный, нежный, за каждой тварью нужен внимательный уход.

Ну а весь остальной мир в это время сладко похрапывает на перинах…

– Моя невестка – самая красивая на районе, да с руками золотыми! Смотри, какие фотографии в инстаграме! – воскликнула бабушка Апанас. – Мы с ней – не разлей вода! Все делаем вместе: и на родник за водой, и на посевные работы, и в баню. Даже стрижемся вместе, потому что скидка, если приведешь подругу!

Глаза бабушки Апанас светились гордостью. Бабушка Разилэ посмотрела и пожала плечами:

– У вас и правда все налажено, даже пукаете вместе! Дружно! – хихикнула она.

Бабушка Апанас нахмурилась:

– Что за глупости говоришь! Моя невестка – чистокровная мишарка, культурная и образованная, на людях очень скромная!

Апанас хмурилась одно лишь мгновение, а потом тепло улыбнулась и глубоко задумалась, вспоминая приятные моменты.

– Ей бы писателем быть, твоей, образованной, – бабушка Разилэ заглянула в телефон. – Глянь, что пишет: «Мы с моей свекровью говорим на одном языке. Вчера сидим и смотрим концерт Салавата, и вдруг взрыв – выдохнули огурцы! Мы смеемся, обнялись. Позавчера мы пукали гороховым супом, весело было…»

Бабушка Апанас побледнела, похлопав по карманам, вытащила очки, взяла телефон и продолжила читать: «А до этого у нас с ней была дружеская перестрелка очпочмаками. Казалось, даже Журикай Фурфазин учуял со сцены пикантное дуновение. Он на мгновение остановил песню, прокашлялся и, подмигнув, продолжил петь. Люблю тебя, моя свекровь, спасибо, что мы с тобой на одной волне. А вы, друзья, любите вашу свекровь?»

Бабушка Апанас схватилась за сердце.

– Бесстыжая! Ну, я ей устрою! Все манты сегодняшние выдавлю! Как я теперь председателю колхоза буду в глаза смотреть, стыд-то какой! Мне за пенсией завтра!

Она решительно встала и поспешила в дом. Разилэ – за ней.

– Ему сейчас не до тебя, ему баранов надо найти! Отчетность! – Разилэ трусила рядом, сверкая золотыми зубами.

Апанас вбежала в дом и накинулась на внучку, которая готовила тесто для кыстыбыя.

– Где эта зараза?

– Кто? – внучка со звонким именем Гульчачак подняла глаза.

– Роза! – Апанас заглянула за печь, а за ней и соседка.

– Не знаю. Не вернулась еще. В магазин вроде ушла.

Бабушка Апанас села на кровать, налила себе воды.

– Бабушка что с тобой? – забеспокоилась Гульчачак. – Неужто баранов нашли и вернули председателю?

– Хуже! – бабушка Апанас заплакала, вытирая кружевным фартуком щеки и нос.

– Пойду, зайду к «козлам», молоко надо забрать, – пролепетала Разилэ и, нарочито важно поправив свой яркий халат, вышла.

– Не забудьте передать «козлам», что «бараны» на них обижены, пусть деньги вернут! – крикнула Гульчачак ей в спину.

В татарской деревне семьи разделены по прозвищам. По каким критериям их так назвали, даже сами жители не ведают, и если вы спросите, почему соседа зовут ялкау этэч1, председателя – тиле чыпчык2, а владелица магазина – матур сыер3 – они с улыбкой пожмут плечами и как-нибудь отшутятся.

***

Секретарша прокурора шепталась с гостем из Казани.

– Три дня уже здесь ночует. Сверху звонят и теребят. С тех пор как его перевели из Казани в Кукмор, он постоянно под контролем.

Гость понимающе кивал.

– Наталья с ее связями кого угодно в ссылку отправит. Нельзя ей переходить дорогу.

Секретарша улыбнулась ехидно:

– Развелась с главой Правительства Рашидом Нуриевичем с таким скандалом, а все из-за чего? Он Гузель с детства любит! Ну, не был счастлив мужик, с кем не бывает! Так нет! Мстительная стерва! Убрала его с поста! А он – не пошел у нее в поводу! Ради любви ушел в отставку и переехал в деревню! И доказал, что он – в крови хан! И его деревня, Нуреево, побила все рекорды Гиннеса по удою и качеству продукции! Доказал бывшей жене, что ханы нигде не пропадут, что бы она там не гавкала, эта фюрерша!.. Ой, подождите, пожалуйста, у Зубазги Мозгаровича сейчас совещание!

Прокурор Зубазга Мозгарович в который раз перелистывал материалы дела. Он посмотрел на холодную чашку и нажал на кнопку вызова:

– Забыла, что чай у нас, как горючее у трактора? Заправлять надо регулярно!

Он потер глаза. В дверь сразу же постучали, и на его столе оказался свежий чай с рогаликами.

– Там к вам гость из Казани, – секретарша говорила тихо, стараясь не раздражать уставшего босса.

– Пусть заходит. – Прокурор налил чай во вторую чашку.

– Салэм, друг Фарид! Угощайся тем, что есть. Какая там погода? – Зубазга Мозгарович развалился в кресле и взял чашку.

– Дожди. Ты чего на улицу вообще не выходишь? – Фарид сел в кресло напротив и с интересом рассматривал наградные спортивные кубки прокурора, стоявшие по правой части стола.

– Выхожу. Позавчера был. Завал. Вон кровать заказал, тут и сплю. А зачем время терять, правильно? Когда бараны тают, как снег, не до сна… – пробубнил Зубазга Мозгарович.

– Отдышался бы, и дело пошло. Нельзя так. Может, ну их, этих баранов? А то носимся с ними, как тогда с китайцами. Помнишь, как мы провожали китайцев с концертом, а бараны оркестру аккомпанировали? Ну, тогда было за что… Нечего честь татарскую позорить и нацию унижать. А то расплодилась саранча! В чужие ворота, как к себе домой! А сейчас-то что? Ну, подумаешь, пропали бараны! Можно же дело закрыть. Сколько их там убежало? Да это просто случка у них!

– У всех пятисот? – Зубазга Мозгарович вздохнул. – Нет, чтобы дело закрыть, нужны основания. Мне народ доверяет, к тому же ОТТУДА звонили. Председатель нажаловался. Обворовали, говорит, меня, а прокурор – воров защищает, не работает!

– Детектив, однако! Шутка чья-то, сто пудов! Или, может, Наталья опять за тебя взялась? С ее связями другого ждать не приходится! – Фарид махнул рукой.

– Наше дело понять, чья это идиотская шутка. Фарид, ты уж прикрой меня там, ладно? И пришли мне сюда парочку твоих красавцев? Прокуратура без ФСБ, как хаммер без крыши.

– В Казани не хватает тебя. Там стоящие дела, для пацанов! А не гуси и бараны! Раскроем это дело – вернем тебя. Мне еще к главе.

Фарид поднялся, обнял прокурора.

***

Парочка шла по тихой улице, шмякала галошами по грязи. Гульчачак держала Рустама за локоть, а он негромко играл на гармошке-тальянке. В засыпающей деревне слышалось тихое блеяние баранов и далекое эхо петушиных криков.

Был поздний вечер. Деревню Адайка ждало затмение.

– Думаешь, и правда увидим луну? – спросила Гульчачак.

Рустам подмигнул, громко закрыл гармонь. Подошел к забору, нарвал кленовых листьев и подарил ей.

– Желтые листья для черных кос похожи на позолоченные чулпы наших бабушек, которые они в косы заплетали, помнишь? – Он потрепал ее по щеке. – Я тебя люблю, мой чернослив. Конечно, увидим, по радио же передавали!