— Каждый божий день…— ее глаза обретают влажный блеск, а на шее появляются следы моих пальцев. Слишком нежная и чувствительная кожа побуждает меня к более смелой фантазии. — Каждую минуту, я думала о тебе.— женский голос понизился, плечи расправлены, грудь опускается и поднимается в такт ускоренному дыханию.— Представляла, как стреляю в голову, прокалываю глаза пилочкой, перерезаю глотку ножом, сбрасываю с окна вниз, травлю ядом и поджигаю, вместе с этим роялем…— она хмурит брови, словно сомневается и боится говорить дальше.

— Весьма ограниченная фантазия. — догрызаю остатки конфеты, которую успел спрятать за щекой.

— Но я не сделаю этого…— горько усмехается, чем начинает вновь злить меня. — Не сделаю.

— Вздор! — яростно отрицаю и не соглашаюсь с ее откровениями. Направляю пистолет ей в лицо и наклоняю голову на бок, скрипя зубами от негодования.

— Я не стану, Джеймс! — кричит Мария в ответ, прижав руку к груди. — С меня достаточно боли! — бледнеет и отбрасывает за плечи выбившиеся из косы пряди волос. На миг закрывает глаза и только сейчас, я замечаю первые дорожки ее слез. — Ты выиграл. — сухо проговаривает и опять усмехается. — И я знаю, что за этим последует.— женская усмешка переходит в истеричный смех, наполненный горькими слезами и болью.

«Нет.»— не двигаюсь с места, дожидаясь окончания ее короткой исповеди.

— Ты ненавидишь выигрывать, потому что вновь станешь жить среди заурядности. Потеряешь свой наркотик, который называется азартом и начнешь испытывать ту самую, отвратительную, смертельную скуку. Именно она и погубит тебя… — Мария разводит руки в стороны, смотря мне в глаза.— Ты победил, Джеймс Реган Мориарти* — она слишком четко произносит мое полное имя, которое никто знает. Вернее никто, кроме нее, потому что я сам рассказывал ей о своей прошлой жизни.

Я всех убил, кроме матери.

Позорная линия отца-садиста была давно разорвана мной, как и память о том насилии, которое я ощущал с раннего детства. Он был преступником и игроком, а гениальность разума притуплял алкоголем с наркотой. Жаль, что брат пошел по его стопам и слишком рано сошел с ума. Он не справился с влиянием своего безграничного разума.

— Черта с два…— резко подхожу к ней и грубо хватаю за волосы на затылке. Дергаю вверх, подставляя к виску пистолет. — Ты никогда не избавишься от меня. — шепчу ей в ухо, сильнее сжимая в кулаке шелковые пряди.

Мария всхлипывает от боли, но не пытается вырваться, чем еще больше злит меня. Я в бешенстве и вряд ли уже смогу остановиться. Контроль давно потерян, крупицы холодного здравомыслия стерлись в пыль. Абсолют эмоционального давления достиг своего апогея.

— Да.— соглашается со мной молодая женщина, цепляясь уже за галстук. В ее глазах сияет пламя Ада, в котором я сгораю окончательно. — Но что ты можешь сделать с этим? — проговаривает сквозь слезы, выжидая кульминации.

Вызов, основанный на нестабильном, неправильном состоянии. Абсолют самой простой, заурядной причины нашей борьбы, где победитель так или иначе проиграет. И я впервые согласен с конечным решением данного алгоритма.

Отвечаю тем, что далеко и неприемлемо мне. Отбрасываю пистолет в сторону и прижимаю к себе ее теплое живое тело. Набрасываюсь на губы, раскрывая их языком. Глубоко, с отчаянием и тотальной ненавистью, которая давно переродилась в совсем другое, невозможное, отрицаемое для меня чувство.

Дубина Шерлок любит повторять, что он высокоактивный социопат. Я же в свою очередь многофункциональный психопат, манипулятор, стратег и просто любитель театра.

Она отвечает мне. Также порывисто, жадно и нетерпеливо. Издает приглушенные стоны, поднимаясь на носочки, чтобы пройтись ногтями по моему затылку.

«Да, детка…Это станет твоим.»

Душу ее руками и губами. Слишком много слюны, будто мы собираемся сожрать друг друга, вгрызться в глотки и рычать, превратившись в оборотней. Она осмелела в своих действиях и весьма быстро избавила меня от пиджака.

Хочу улыбнуться, но ее язык пытается протиснуться глубже в страстной ярости.

«Как же горяча итальянская кровь.»

Разрываю наш звериный поцелуй, когда она успешно портит мою светлую рубашку от Emma Willis. Несколько пуговиц разлетаются в разные стороны. Мы громко дышим друг на друга, в глазах полыхает пламя голода, а сердце и внутренности горят от неимоверно высокой температуры.

Намереваюсь толкнуть ее на диван, но Мария хватается за мои плечи и использует вес своего тела.

Сажусь и облокачиваюсь спиной на одну из подушек. Продолжаю следить за ней. Пистолет улетел за рояль, но она даже не поворачивается в его сторону. Наступает на меня сверху. Тянет за галстук, вновь целует. В этот раз нежно и неторопливо.

Мне не по нраву такие перемены, поэтому я хмурю брови и обхватываю пальцами женское запястье. Мария опирается на мое колено, медленно отдаляется. Ее коса растрепалась, вырез халата обнажил правую грудь.

Хочу окончательно открыть это светлое тело и безжалостно подвергнуть своему воздействию.

Она оставляет в покое галстук, расстегивает оставшиеся пуговицы рубашки. Ведет руку ниже к брюкам.

«Похвальный энтузиазм.» — приподнимаю брови, делая свистящий вдох.

Пришлось крепко сжать зубы, чтобы удержать себя от возгласа одобрения.

Ее маленькая ручка освобождает мой член от плена одежды вместе с яйцами. Мы не разрываем контакт глаз, ведя двойную игру. Тело делает, а взгляд завершает.

«Хочешь попробовать?» — этот вопрос я адресую ей живой мимикой своего лица.

Мария встает передо мной на колени и обхватывает пальцами бедро. Ее губы осторожно прикасаются к головке. Не удивляюсь этому стремлению. Все вполне закономерно, ведь она хочет лишить меня контроля и заполучить преимущество.

Ее мягкий рот плавно принимает, а я вынужден откинуть голову назад и закрыть на мгновение глаза. Кажется, я что-то говорил про горловой…

Ах, да. Вгонять с сумасшедшим ритмом, глубоко в глотку, слушая хрипы. Прекрасный способ скоротать время и избавиться от лишнего напряж…

Полностью теряю способность мыслить, потому что рискую поднять голову и посмотреть вниз, на нее.

Примечательно, что во время минета, женщина смотрит в глаза мужчине с грубой страстью и блеском похоти. Так, она показывает свое расположение, выражает стремление остаться незабываемой. Губы Марии медлительны, неумелы и слишком ласковы, а взгляд…

«Ты явно никому не давала трахать свое горло.»

Раскрываю губы для глубокого вдоха. Мои пальцы находят ее руку и вновь сжимают запястье, оставляя на тонкой коже синяки. Она смотрит проникновенно, смотрит губительно, смотрит…

В этой теплой тьме очень глубоко. Я не верю в абсолют этих эмоций, но ничего не могу поделать. Бездна опасной, больной любви засасывает меня, вызывая трепет в груди, а приближение долгожданной кульминации, только от одного языка по уздечке, усиливает мою уязвимость.

«Не позволю.»— еще сильнее сжимаю женское запястье, скрипя зубами от гнева. Я должен сопротивляться.

Подаюсь вперед и резко хватаю Марию за предплечья. Она охает от неожиданности, когда я почти закидываю ее на себя сверху. Наши глаза продолжают беспощадно убивать, пока моя рука движется вниз к подолу шелкового халата. Пальцы касаются теплой кожи бедра, поднимаются выше. Она моментально краснеет, а я поднимаю брови в удивлении.

— Детка…— с придыханием растягиваю и протяжно мычу.

Пальцы обжигает от контакта с горячей, скользкой от влаги плотью и я чувствую ее дразнящую пульсацию.

— Действительно скучала…— хриплю на выдохе, вовремя успеваю удержать молодую женщину.

Она пытается уйти от моих прикосновений. Я с трудом сдерживаю себя от намерения протолкнуть внутрь два пальца. Усмехаюсь в ответ на ее приглушенный всхлип. Обхватываю одной рукой за шею и наклоняю к себе. Тянусь к порозовевшим губам и облизываю нижнюю.

Мария хватается за спинку дивана, а другой ладонью упирается мне в грудь. Направляю себя в нее и проталкиваюсь медленными фрикциями.