========== Глава 1. Эдем и что было после ==========

6000 лет назад

С самой первой встречи, с того незабываемого дня в Эдемском саду, Кроули понял, что он буквально одержим. Звучит безобидно для демона, быть одержимым. Не такая уж это и трагедия. И Кроули согласился с этим, если бы не одно «но». Причиной его одержимости был ангел.

Едва Кроули увидел его снизу, стоящего высоко на белокаменной стене, он сразу почуял неладное. Сердце вдруг бухнуло в грудную клетку с такой силой, что Кроули приложил ладонь к груди, крепко растирая кожу. Человеческое тело было непривычным. Его реакции — малоизученными. Что означало такое его поведение, Кроули не знал. Но уже догадывался, что ничего хорошего.

Он не сводил взгляда со стоящего на стене ангела. Ветер трепал его белые одежды, но сам он стоял без движения, только крылья его подрагивали. Даже отсюда Кроули видел, как тот был напряжен. Кажется, ангел был чем-то взволнован. Если Кроули правильно истолковал язык его тела. Он был всё ещё досадно неопытен во всём, что было связано с человеческим телом, но намеревался быстро наверстать.

Недолго думая, он принял змеиную форму и пополз вверх по отвесной стене.

Заговорить с ангелом, попытаться поддеть и немного подразнить, заодно выпытав причину волнения, — вот и всё, что задумывал Кроули, когда снова перекидывался в человеческий облик и расправлял крылья за спиной. (Да, Всевышняя не задумывала людей с крыльями. Но не прятать же их, раз они имелись у всех ангелов? И демонов, разумеется). Ну, возможно, ещё и поделиться своими сомнениями, если его захотят слушать. Но на это Кроули почти не надеялся.

Но с первых же секунд разговора он понял, что его план с треском провалился.

Все его подначки стекали с ангела, как с гуся вода. Его ирония принималась им за чистую монету, так что Кроули даже стало неловко продолжать разговор в том же духе. Он невольно разоткровенничался с ангелом. И огрёб за свой несдержанный язык.

Оказалось, он был прав, ангел был и в самом деле не на шутку взволнован. Оказалось, дело было намного серьезнее, чем он предполагал. Это существо умело искренне сопереживать и сочувствовать. Оно умело не подчиняться приказам свыше! А ещё оно могло так улыбаться, что Кроули немедленно ощутил, как земля уходит у него из под ног.

Сердце снова повторило тот же фокус, что и давеча внизу, под стеной, и Кроули чуть рефлекторно не перекинулся в змеиный облик. Он с трудом перевел дыхание, но отвести глаза от ангела оказалось намного сложнее. Его лицо так и притягивало к себе взгляд Кроули. Почему-то ни один другой ангел прежде не вызывал у Кроули такого неконтролируемого желания улыбаться. Его губы сами предательски растягивались в непрошенной счастливой улыбке, хоть держи их пальцами!

А то, что улыбка была вызвана именно счастьем находиться рядом с этим ангелом и смотреть в его глаза, Кроули понял очень быстро.

Глупое тело совсем разошлось. Сердце после того, как стукнуло со всей силы в ребра, вдруг начало колотиться, как сумасшедшее. Воздух вокруг, внезапно ставший влажным и потяжелевшим из-за намечающегося дождя, словно отказывался проходить в лёгкие, и Кроули невольно задышал ртом. Так вышло ещё хуже, потому что у него немедленно закружилась голова.

Ох, человеческое тело определённо было создано Всевышней в наказание людям. Но почему от этого должны были страдать ангелы и демоны, чьи астральные тела вообще не имели ничего общего с обычной материей? Но так уж повелось, что на Земле их нематериальные тела вынуждены были помещаться в человеческую оболочку. Разве что крылья оставались неизменными, потому что человеческое тело не предусматривало крылатой версии.

Кроули вдруг ощутил, что до дрожи хочет протянуть руку и коснуться плеча ангела. Почувствовать тепло его земного тела. Проверить, насколько гладка его кожа. А змеиная натура ещё и нашептывала ему, что неплохо было бы его ещё и обнюхать. И именно из-за абсурдности и неуместности последней мысли, Кроули не смог воспротивиться ей и невольно потянулся ближе к ангелу.

А эфирное создание, видимо, расценило это движение по-своему. И молча накрыло его своим белым крылом, спасая от припустившего вдруг дождя.

Кроули даже замер от неожиданности. Он взглянул вверх, туда, где капли дождя постукивали о жёсткие белые перья. Потом перевёл взгляд на ангела.

— А я ведь до сих пор не знаю твоего имени, — произнёс он, как заворожённый рассматривая его улыбчивое лицо и сияющие глаза.

— Азирафель, — был дан ему ответ.

И тогда Кроули понял, что у его одержимости теперь есть имя.

…

Много позже, после возвращения из Ада, куда он был вынужден спуститься с докладом, Кроули, спрятав мешающие ходьбе крылья, бродил под стеной осиротевшего Сада в надежде снова встретить ангела.

Напрасно он, заслоняясь рукой от палящего солнца, вглядывался вверх. Стена была пуста. Ни одной фигуры наверху. Песок у стен Эдемского сада не хранил ни одного следа, кроме отпечатков собственных босых ног Кроули. Но и те уже начал заметать ветер.

Идея была, несомненно, идиотской. Искать здесь ангела было бесполезно. Но Кроули отважно спихивал всю вину за неё на своё несовершенное земное тело. Он не мог перестать думать об Азирафеле, а его тело не могло перестать странно себя вести.

Только глупый человеческий организм мог выдавать такой набор реакций на одну только мысль о том ангеле. Например, дыхание Кроули всегда неизменно учащалось. Сердце в груди снова начинало выделывать странные кульбиты. Ладони почему-то ощутимо увлажнялись. Но самое удивительное происходило внизу живота.

Думая об одной-единственной встрече с Азирафелем, Кроули невольно начинал представлять ангела во всех подробностях. Он вспоминал его улыбку, его сияющие глаза, мягкие черты лица и тела, вспоминал, как ветер трепал полы его одежд, и снова видел белое крыло над своей головой.

И тело его немедленно отзывалось странным ощущением в паху. Ему становилось непривычно горячо, и эта реакция Кроули, определённо, нравилась. Он даже намеренно несколько раз проверил, начиная думать об ангеле в разгар дел (например, несомненно важным делом было лежать под финиковым деревом и дремать в полуденный час). И каждый раз получал одинаковый результат. Приятное тепло разливалось по телу, сосредотачиваясь по большей части в паху. Сладкая дрожь время от времени пронзала его, заставляя напрягать мышцы и вытягиваться в струнку. И от этих ощущений делалось сразу одновременно и хорошо, и очень томительно.

Жаркое чувство нарастало, дыхание учащалось, внизу наливалось тяжестью и крепло. Тогда Кроули начинал вертеться на своём не слишком удобном ложе (как правило, состоящем из сухой травы и камня в изголовье), пытаясь найти позу, в которой жаркая пульсация внизу живота приносила бы меньше неудобств и больше наслаждения. Он повернулся на живот и от безысходности подался бёдрами вперёд. Его мгновенно окатило волной такого острого удовольствия, что всё тело будто прошило насквозь молнией.

Изо рта Кроули невольно вырвался вздох, больше от удивления, чем от наслаждения. И он немедленно повторил движение и снова поймал огромное удовольствие. Тогда он стал двигаться уже более осознанно и размеренно и чуть не закатил глаза от того, что это приятное чувство, как оказалось, нарастало с каждым движением и становилось всё острее и острее. В конце концов тело, независимо от желания Кроули, вдруг само выгнулось, из груди вырвался хриплый стон, и внизу стало очень жарко и влажно.

Кроули сел, опираясь спиной о шершавый ствол пальмы, затылком прислонился к дереву. Глаза открывать не хотелось, дыхание его было прерывистым. Но на губах уже играла довольная улыбка. Такого с его человеческим телом ещё не происходило, но Кроули уже нравилось. И он был намерен повторить, и, скорее всего, не раз.

…

Он всё ещё не пытался отходить далеко от Сада, кружил вокруг, высматривал до боли в глазах, не мелькнет ли в высоте белый хитон, не покажется ли островерхий кончик крыла.