– Отпустите девушку, ребята, по-хорошему.

Голос его дрогнул, он вмиг протрезвел, предчувствуя беду. А между тем ублюдок, как в замедленной съёмке, подходил к нему, скаля зубы, подобно разъярённому зверю. Андрей был физически крепок, но неуклюжесть мешала ему в поединке. А сдаться, пойти на попятную, он не мог, да и поздно уже. Его вызов был принят, теперь осталось лишь проверить, кто кого. Изотов вспомнил: «Лучший способ защиты – нападение», и решил первым ринуться в атаку. Но едва замахнувшись, Андрей почувствовал, что молодой волчара опередил его. Ударив в челюсть, а затем – ногой ниже пояса, он повалил бедолагу на снег, потом ещё добавил – по рёбрам. Двое других, бросив девку, присоединились добивать Изотова. Однако Андрей, каким-то чудом собрав все силы, двумя руками ударил одного. Послышался хруст переломанной кости тазобедренного сустава. Дикий крик поверженного парня напугал остальных. На шум сбежались люди, приехала милиция и скорая помощь. Стражи порядка скрутили Андрея и запихнули его в милицейский «газик». Неожиданно в машине ему стало плохо. До приезда в оперативную часть он не понимал суть происходящего. Когда его доставили в кабинет на допрос, он с недоумением посмотрел на сыщиков.

– В чём меня обвиняют, я же потерпевший! – прокричал Андрей. – Я защищал себя и девушку-инвалида. Это меня жестоко избили, а вы смеете… – Изотов не договорил.

Один из оперов, схватив его за шиворот, выпалил ему:

– Ты чё сказал, сука?! Это ТЫ кого-то защищал? ТЕБЯ кто-то бил? Может, тебя ещё и изнасиловали? Какая девка, дебил? Это ты её насиловал, а молодые ребята пытались заступиться за неё. Это ты, козёл, покалечил одного из них. И только тебя, пьяного гада, смогла задержать наша доблестная милиция. Это тебе придётся ответить за содеянное, и ты за всё ответишь, гнида. И всё подпишешь. Понял, да?!

– Я отвечу, – запинаясь, выдавил Изотов. – Я тебе отвечу за всё сейчас.

– Не тебе, а Вам, крыса! – рявкнул опер и ударил Андрея по рёбрам. – Стрельцов, в клетку его, быстро!

В комнату вошёл конвоир. Кое-как подняв бедного инвалида на ноги, он молча увёл его. Неизвестно сколько пробыл этот несчастный в одиночной холодной камере. Ему не делали перевязок, не оказывали медицинской помощи, в которой он, естественно, нуждался. Всё тело болело от побоев, Андрей задыхался от мучительного кашля. В лёгких словно скопилась какая-то жидкость, внутри свистело и булькало, а он, бедолага, мог только лежать на животе, лишь изредка с трудом подымаясь на ноги.

Наконец его вызвали. Андрея провели по коридору в комнату для допросов, где его ждал следователь. Изотов тяжело опустился на привинченную к полу табуретку.

– Что, дружок, приболел малость? – издевательским тоном спросил блюститель закона.

– Я инвалид, – прохрипел Андрей. – Незаконно задержанный вашими сотрудниками.

– Вот как? – следак нарочито состроил удивлённую гримасу. – Вы видали его? Он инвалид, да ещё незаконно задержанный. Совершать преступление – как чуть, вы инвалиды, здоровье у вас плохое, понимаете ли. На законы сетуете. Ну, ничего, мы сейчас быстро всё уладим.

Следователь резко нажал на кнопку звонка. В комнату явились двое амбалов в униформе.

– Ну что ж, надо провести воспитательную работу с ним. Не понимает по-хорошему.

– Я всё понял, – тихо проговорил Изотов.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, место работы? Да не интересует меня ваша инвалидность, отвечайте по существу! В каком месте, будучи в нетрезвом виде, вы пытались совершить насильственный половой акт над гражданкой Сорокиной Верой Юрьевной, 27 лет, прежде чем за неё вступились молодые ребята, дети уважаемых в нашем городе людей? Чем и как вы нанесли тяжелые телесные повреждения одному из них? Оказали сопротивление работникам милиции… Ведь вы не будете отрицать этого, так, гражданин Изотов?

Несчастному Андрею и в голову не могло прийти, как трусливая молодая девчонка, Вера Сорокина, попросту подставила своего спасителя ложными показаниями против него.

– Я не буду ничего говорить, – ответил Изотов.

– Проведите с ним воспитательную работу, – сказал следователь здоровым мордоворотам.

Сильным ударом Андрею враз отбили почки и мочевой пузырь. Кровь полилась изо рта и носа.

– Сейчас вам предъявят обвинение по полной программе, – злорадно пообещал следователь.

Изотова уронили на пол. Не в силах даже пошевелиться, он мог издавать лишь короткие вопли. Наконец блюститель закона сделал отбой. Еле живой, не в состоянии подняться, Андрей приоткрыл затёкшие глаза, еле выдавил:

– Придёт час и вам, звери.

– Вы что-то сказали? – где-то сверху раздался издевательский голос.

С большим невероятным трудом Андрей приподнял голову. Следак с любопытством подошёл к умирающему от ран и многочисленных побоев мужчине. Этот несчастный бедолага, незаконно оскорблённый и сражённый милицейским произволом, не сдался:

– Будь ты проклят…

– Что ты сказал? – следователь наклонился над Изотовым.

Собрав последние силы, Андрей харкнул ему в лицо.

Утром в кабинете одного из главных чиновников города раздался телефонный звонок.

– Политовский слушает, – властным голосом произнёс представительный мужчина лет семидесяти в тёмном костюме.

– Яша… – выдавил заплаканный женский голос.

– Вера?

– Яша, помоги мне… Нет мне прощения, старой дуре… За моего единственного сына. Упустила я его.

– Вера, что случилось? Скажи толком, не тяни.

– Яша, мне в милиции сообщили, что он разбился и погиб, но я им не верю! Понимаешь, не верю. Не мог он разбиться. Я была в морге. Всё лицо обезображено, как от побоев. Так они даже на тело мне не дали взглянуть, сразу простынёй накрыли, и вывели меня. Сказали, чтобы я хоронила его в закрытом гробу. С трудом удалось задержать похороны. Помоги, Яша!

– Я услышал тебя, Вера. Прими мои искренние соболезнования. Постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Чиновник медленно положил трубку телефона, сел за стол, закурил.

Когда-то он по молодости имел роман на стороне с Верой Васильевной, заезжая к ней домой. Разумеется, он видел её нездорового сына. Политовский не мог не посочувствовать теперь уже немолодой женщине и уж тем более оставаться в стороне.

Докурив, Яков Михайлович, покрутил диск другого, внутреннего телефона.

– Добрый день, Борис Матвеевич. Политовский беспокоит. Из Ленинского РОВД был доставлен в морг труп мужчины. Диктую данные: Изотов Андрей Евгеньевич, 42 года. Прошу тщательно провести проверку. В случае обнаружения следов побоев, несовместимых с жизнью, возбудить уголовное дело.

Полковник внутренней службы Борис Матвеевич Сергеев со своими подчинёнными лично выехал в морг.

– Только ещё нам милицейского произвола не хватало! И ведь не скроешь, Политовский лично взял это дело на контроль. Ну что ж, работаем, сыщики!

Расследование развивалось быстро. Оперативники внутренней службы ещё раз допросили Веру Сорокину в присутствии психолога и ещё нескольких свидетелей по данному делу. В больнице дал признательные показания травмированный Андреем парень. Как ни странно, но узнав о гибели своего мужа в колонии, вопреки всему стала сотрудничать со следствием Клава Нестеренко. Её уголовное дело вёл тот же следователь, из-за которого был до смерти избит Изотов. По показаниям женщины, ей предлагалось также взять на себя другие преступления, совершённые иными лицами. За отказ её жестоко избивали и подвергали насилию.

Милиционеров-амбалов, избивавших Нестеренко и Изотова, взяли почти сразу. Одного у себя дома, развлекающегося половыми утехами со своей подругой. Другого – на даче, помогавшего своему отцу. Когда родитель узнал, в чём подозревают его сына, то, не сдержавшись, выкрикнул:

– Как же ты мог, здоровый бугай, поднять руку на инвалида? Разве я тебя этому учил? Погоны позоришь! Меня – отца – и мать опозорил! Пускай тебя теперь судят, даже отмазывать не буду.