– Вовка, у меня есть ещё один вариант. На случай провала. Вариант беспроигрышный. Но рискованный.

– Да мне уже всё равно! Давай свой рискованный вариант!

– Ты же знаешь, где у меня папка работает? – перейдя вдруг на шёпот, спросил Петька и отчего-то непроизвольно поёжился.

– Точно не знаю. На заводе каком-то, да?

– Да не на заводе он. В лаборатории! Секретной! – ещё тише произнёс Петька.

– И что? Предлагаешь обменять его секреты на «пятёрки» за экзамены? – мрачно произнёс друг.

– Примитивно мыслишь! – обиделся мальчишка, – Там у них такое разрабатывают, что ого-го! И как раз по нашему вопросу!

– Ага. Как с помощью новейших секретных технологий школьникам получать пятёрки на халяву…

Несмотря на то, что слушать такое от лучшего друга было не приятно, предприимчивый мальчишка не сдавался.

– Да ты выслушай меня сначала! Только смотри, это государственная тайна!

– Какая это тайна такая, раз ты её знаешь? Ещё и государственной называется…

– Я подслушал! Когда папка с дядей Славой летом на рыбалку ездили, они меня брали, чтобы я во дворе не болтался. Они думали, что я палки для костра собираю, а я подкрался, ну, хотел их напугать, как будто это медведь, засел в кустах и жду момента. А они за работу говорят. И я такооое услышал!!! Несколько дней после этого ни спать, ни есть не мог.

10 января 2020 года. Утро.

Ливерия Поликарповича настиг творческий кризис. Он бесцельно слонялся по своей мастерской в прославленном великими мастерами доме на Верхней Масловке, пытался проникнуться духом истории, прикасался руками к старым стенам, со значением смотрел в окно, в которое смотрели когда-то его более успешные коллеги. Закатывал глаза и безмолвно взывал к богам искусства. Увы, даже намёка на творческий полёт, а уж тем более творческий экстаз, не возникало.

Беспросветная ночь добавила к его унынию нотки отчаяния, сон не шёл, голова была пустая, аванс, выданный заказчиком, улетучился вместе с беспечными друзьями, которые две недели не покидали его мастерской, выскакивая только в магазин через дорогу. А вот теперь ни денег, ни идей, ни настроения. И друзья-предатели разбежались! Ливерию стало бесконечно жаль себя. Такого талантливого, да что там стесняться – гениального художника, и столь же и невезучего человека. Почему он сам для себя обозначился как невезучий, художник не знал. Вероятно, ему так было проще – списал всё на коварные игры мироздания и сидишь, страдаешь. А страдать Ливерий умел как никто другой. Качественно страдал, даже благородно, как страдали русские писатели в изгнании. В Ницце. С покорным принятием своей судьбинушки. Так и говорил, артистично роняя голову в ладонь: «Судьбинушка, видать у меня такая!».

– Ночь-то какая сегодня была… Беззвёздная, долгая и тревожная, – сказал он вслух, глядя в окно. Хорошо, что до утра дожил. Сердце что-то у меня в последнее время пошаливает.

Затем он подошёл к огромному, в полстены зеркалу и с притворной критичностью оглядел себя:

– Да, друг! Постарел ты, – всё также, вслух, авторитетно заявил он своему отражению, – глянь-ка на себя: сухие, мертвенно-синие губы, опустошённый взгляд… Но, вместе с тем – это всё же гордый взгляд!

Тут Ливерия понесло:

– Выразительный, пытливый взгляд бесконечно-зелёных глаз, на моём бледном аристократическом лице с твёрдым, волевым подбородком, красиво очерченными скулами…

– Мужчина, просим прощения за поздний визит, но мы к вам по безотлагательному делу, – прозвучал за спиной художника женский голос.

Ливерий от неожиданности упал. Поднявшись на ноги, он попытался выпрямиться, но спина предательски не разгибалась. Так и стоял в идиотском поклоне с восковым от страха лицом и вытаращенными глазами, теми сами, пронзительно-зелёными. В образе глупого кабачка. А перед ним невозмутимые, даже несколько отрешённые, стояли двое мужчин и одна женщина.

– Ещё раз просим прощения, Ливерий Поликарпович, за то, что побеспокоили вас в столь вдохновенное утро. Поверьте, если бы не обстоятельства непреодолимой силы, мы ни в коем разе не позволили бы себе наглость потревожить вас, великого художника с мировым именем, – снова подала голос женщина в убогих очках и с таким же убогим, небрежным хвостом волос на голове.

Ливерий, падкий на елейные речи и откровенную лесть, начал быстро приходить в себя.

– Мы к вам по рекомендации от Тимофея Ильича.

– Самого?! – выдохнул художник.

– От самого, – уверил его мужчина с кривым ртом, чудовищными морщинами на лбу и дёргающимся глазом.

– Да вы проходите, проходите! Вот сюда, на кухню. Я сейчас нам кофе сварю. Прошу! Что ж вы у порога-то?! – засуетился художник.

Странные гости стояли посреди мастерской не двигаясь.

– Ливерий Поликарпович, мы у вас остановимся на сутки. Надеюсь, не доставим неудобств?

– Да, но… Я не знаю… Мне и кормить-то вас нечем. Только вот кофе и остался на пару-тройку кружек.

– Не хлопочите, дорогой! С продуктами проблем не будет. Роман Андреевич! Выделите денежные средства мастеру.

Персонаж с кривым ртом полез за пазуху и вытащил невероятных размеров пачку пятитысячных купюр. Ливерий до последнего не верил в то, что ему достанется хотя бы часть этой фантастической кучи денег, но кривой мужчина, с непрекращающимся нервным подёргиванием глаза, буквально распихал по карманам изумлённого Ливерия все, до единой купюры.

– Это всё мне? – как-то совсем по-детски спросил художник.

– Конечно! – рявкнул кривой.

– Но, позвольте – за что?!

– На мелкие бытовые расходы, связанные с нашим пребыванием здесь. Как только закончатся, не стесняйтесь, обращайтесь в тот же миг.

Накануне.

– Вот такие дела! – подытожил Петька, – Решай, идёшь ты со мной или как? Учти – мероприятие рискованное, я могу и один сходить. Не заставляю и всё пойму.

– Да что ты! Разве я когда отказывался? Конечно, я с тобой. Когда идём?

– Да завтра и пойдём. Чего тянуть-то?

10 января 2020 года, 16 часов 30 минут. Москва, Петровско-Разумовская аллея, 12.

– Дядь Коль!!! Это я, Петька! Я к папке! Пустите!

– Аааа, вижу-вижу! А это кто с тобой?

– Брат это мой. Двоюродный. Из Балашихи, – не смущаясь, соврал мальчуган.

– С братом нельзя. Тебя-то пускать не положено, это я уже так, на нарушение иду.

– Дядь Коль! Ну, раз уже нарушаете со мной, то какая разница? Он, – Петька ткнул пальцем в друга, – не ворует. Он честный! Я за него это… ручаюсь!

– Не положено!

– Дядь Коль, у нас тут ситуация… Он, – Петька снова ткнул пальцем в так называемого «двоюродного брата», – деньги потерял. Много. Ему мать на компьютер дала, а его в электричке, видать, обокрали. Ну вот мы к моему папке и идём. Чтобы он разобрался.

– Ох, да что ж ты сразу-то не сказал?!

Мальчишки осторожно поднимались по лестнице.

– Теперь, главное, это ни с кем не встретиться. Тут и меня и моего папку все знают. Сразу доложат. Сейчас мы спрячемся в комнате, где уборщицы вёдра с тряпками прячут. Посидим там спокойно, дождёмся, когда все уйдут и пойдём в лабораторию.

– Петька, а сторож не спросит у твоего папки, когда тот уходить с работы будет, где мы? – спросил Вовка, когда они устроились в подсобке.

– Всё рассчитано! Не дёргайся. Папка сегодня на машине с территории выйдет. Он на дачу к бабушке должен поехать, продукты повезёт. И там на ночь останется. А завтра суббота. Так что с Васильичем он не встретится ещё несколько дней.

– Васильичем?

– Ну, с дядь Колей. Да и кто знает, чем эта ночь для всех нас, жителей этой планеты обернётся? Может дядя Коля вообще ничего помнить не будет! Всё. Теперь сидим тихо. Кажется, сотрудники института по домам расходиться начали.

Петька стал прислушиваться к шагам и голосам в коридоре.

Через час уставшие, но воодушевлённые предстоящими грандиозными делами ребята осторожно приоткрыли дверь подсобки, осмотрелись и аккуратно, как заправские разведчики, двинулись по коридору.