Оттолкнув от себя копья, он придержал полы длинного бледно-голубого одеяния. Подошёл к раненому и опустился на траву возле него. Проверил пульс и прошёлся ладонью по груди в поисках ран. Иарлэйт кое-что знал о целительском мастерстве. Пожалуй чуточку больше, чем любой городской костоправ. Он побледнел и, обернувшись к стражникам, приказал:
— Сделать для него носилки. Мы забираем его с собой. Быстро! — добавил он, и лёд, прозвеневший в его голосе, в мгновение ока заставил спутников броситься выполнять приказ.
========== 4 ==========
Процессия неторопливо направилась обратно к воротам замка. Иарлэйт больше не забирался в седло — он шёл пешком, то и дело поглядывая на мужчину, которого несли на носилках двое рыцарей.
Иарлэйту было страшно, потому что он вовсе не был уверен, насколько хватит его влияния и выполнят ли они приказ до конца, не бросят ли носилки посередине пути.
И ещё Иарлэйт был взволнован — сердце гулко стучало в груди, кровь шумела в висках и лорд о’Доэрти сам не знал, почему так.
Он приказал бы забрать этого человека с собой, даже если бы тот был простым крестьянином, потому что никогда не любил смотреть на чужие мучения. Но мужчина крестьянином не был — плащ непривычного кроя и серебряный знак тонкой работы, видневшийся на его плече, говорили о том, что воин прибыл издалека. В том, что это воин, Иарлэйт тоже не сомневался, хотя на теле мужчины не было заметно ничего похожего на меч. Иарлэйт видел это по его лицу — даже сейчас, когда глаза незнакомца были закрыты, когда он едва дышал и был так бледен, что кто-то другой мог принять его за мертвеца.
Заметив, что мужчина чуть шевельнулся и пытается встать, о’Доэрти поспешно накрыл его ладонь своей рукой.
— Всё в порядке, — тихо сказал он. Потом другую ладонь положил ему на лоб, склонился низко-низко и шепнул: — Спи.
Мужчина мгновенно погрузился в глубокий сон и больше уже не приходил в себя до тех пор, пока процессия не вошла в крепостной двор.
— Лорд о’Доэрти, — услышал Иарлэйт, едва ворота закрылись за его спиной, и мгновенно напрягся.
Человек, стоявший перед ним, был несколько выше ростом, чем он сам, хотя никто и никогда не решился бы назвать Иарлэйта коротышкой. Он был шире в плечах и тут удивляться было нечему — несмотря на то, что Иарлэйт в своё время отлично владел мечом, фигура его всегда оставалась хрупкой и стройной. Именно в этом — а ещё в лице, которое год от года сохраняло юношескую свежесть — крылась одна из причин того, что люди не принимали его всерьёз. Вторую причину он не называл им вслух — но здесь, в Изумрудном Кольце, не было регулярных войск. Иарлэйт и Меолан не желали держать дружину. Они ушли сюда, чтобы жить в мире, и знали, что вдвоём смогут отстоять своё право лучше, чем любая армия. Так было восемь десятков лет назад. Теперь же в голове Иарлэйта лишь пронеслось горестное: «Вдвоём», — и он подавил бесполезный вздох.
— Сэр Глостер, — Иарлэйт изобразил мягкую улыбку и слегка поклонился.
У Роберта Глостера были короткие, постриженные на римский манер тёмно-русые волосы, в то время как сам Иарлэйт, сколько себя помнил, предпочитал германскую традицию отращивать волосы ниже плеч. Крупные черты лица и мрачный взгляд человека, который привык разрешать противоречия при помощи меча. Он не улыбнулся в ответ и лишь скользнул взглядом в направлении ноши, которую продолжали удерживать его люди.
— Я вижу, вы увлеклись выхаживанием бродяг, — заметил он. — И всё же не стоит заставлять моих людей выполнять ваши капризы.
— Ваша церковь, как и моя, велит помогать немощным и убогим, — Иарлэйт продолжал улыбаться, — так почему бы вашим людям сегодня не заняться богоугодным делом?
Он хотел сказать «в кои-то веки», но в последнее мгновение бросил взгляд на бледное лицо раненого и решил не затягивать спор.
Церкви, которым приносили пожертвования Иарлэйт о’Доэрти и Роберт Глостер, действительно весьма различались как по своим заветам, так и по обрядам, потому что Иарлэйт с тех пор как поселился здесь, в Изумрудном Кольце, поддерживал остатки древних ирландских монастырей. Местных монахов больше заботила забота о простых людях, чем отпущение грехов. Глостер же пришёл с востока, где влияние единой папийской церкви становилось с каждым десятилетием только сильней.
— Чем меньше вы будете спорить, тем раньше я смогу освободить… ваших людей, — продолжил Иарлэйт.
— Куда его нести? — решился подать голос один из стражников.
— В Башню Летнего Бриза, — ответил Иарлэйт не поворачиваясь к нему.
На несколько мгновений наступила тишина. О’Доэрти не сомневался, что стражники сейчас смотрят на своего командира.
— Вы уверены, что хотите поместить какого-то бродягу в лучшей башне замка? — натянуто поинтересовался тот.
— Это всё ещё мой замок, — Иарлэйт приподнял бровь. — Я размещаю кого хочу и где хочу.
Он бросил на стражников короткий взгляд, и те поспешили повернуть к башне, выходившей окнами на морской залив.
До этого дня в Башне Летнего Бриза Иарлэйт жил сам. И собирался жить дальше. Решение доставить раненого именно туда было продиктовано не одним лишь желанием показать характер непрошеным гостям. Иарлэйт хотел поместить его так близко к себе, чтобы никто не мог помешать им видеться — и чтобы никто не смог следить за тем, сколько и когда он посещает своего нового гостя. Лицо Глостера, тем временем, оставалось таким же хмурым, как всегда, так что Иарлэйт не мог с точностью сказать — разгадал тот его задумку или нет.
Глостер, в свою очередь, кое-что понял, но вовсе не то, о чём думал в этот момент Иарлэйт.
С тех пор как Глостер и его люди пришли в этот замок, лорд о’Доэрти никого не подпускал к своей башне на расстояние десяти шагов. В его замке было мало слуг и ещё меньше стражи, однако двое надёжных и хорошо вооружённых людей круглые сутки дежурили перед Башней Летнего Бриза, и о том, чтобы прорваться через них, не могло быть и речи.
Всё время, что находился здесь, Глостер не оставлял надежды завязать с лордом о’Доэрти более дружеские отношения, но тот оставался холоден как лёд. Теперь же ни с того ни с сего решил поселить в собственной башне человека, которого и видел-то в первый раз.
Глостер хотел возразить и попытаться помешать своим людям выполнить приказ, но бледно-голубые и холодные, как самый северный ветер, глаза Иарлэйта уставились на него, и Роберт мгновенно проглотил язык. Этот человек, юный, слабый телом и замкнутый, умел весьма неожиданно влиять на людей, одним взглядом мог заставить их ноги примёрзнуть к земле, а одним словом — вынудить выполнить самый глупый приказ.
Глостер так и стоял, не смея сдвинуться с места, пока двое солдат, а вместе с ними и лорд о’Доэрти, не исчезли в дверях башни.
Только после этого он испустил облегчённый вздох и рявкнул, обращаясь к тем, кто остался во дворе:
— Хватит пялиться! Разошлись по своим постам!
Когда Дезмонд наконец набрался сил, чтобы приоткрыть глаза, он обнаружил, что находится в небольшой комнате, убранной тканями голубых и белых цветов. Там, где за портьерами виднелись стены, можно было различить, что они сложены из грубого крупного камня. Одно из двух узких стрельчатых окон смотрело на морской залив. Другое сейчас прикрывали густые складки бархата. Ещё выше, под самым потолком, виднелось несколько небольших окошек, мерцавших цветными витражами. Все вместе они отражали солнечный свет, показывая хитрую паутину лучей, которая делала комнату достаточно светлой, чтобы находиться в ней без свечей. Кроме кровати в комнате стояло несколько сундуков и письменный стол. На столе лежали несколько книг и ряд разноцветных колбочек. А возле окна Дезмонд увидел довольно архаичный на вид, но искусно сделанный телескоп.
Дезмонд не знал, чего ожидать от этого места и от его владельца, но комната не выглядела тюрьмой. К тому же, опустив глаза к собственной груди, он увидел, что его тело пересекают полосы искусно наложенных повязок. Одна рука всё ещё болела, и, попытавшись ощупать её другой, Дезмонд понял, что ему наложили твёрдую фиксирующую повязку. Судя по тому, насколько аккуратно его перевязали, можно было считать, что это лучшая медицинская помощь, которую могли предоставить в этих местах.
