Обратимся к данным, специфически связанным с младшими российскими поколениями. Результаты исследования поколения так называемых миллениалов недавно представил В. В. Радаев (2018). Речь идет о людях, родившихся между 1982 и 2000 гг. и, соответственно, взрослевших (то есть проходивших решающую фазу личностного формирования) в период с 1999 до 2016 г., которым ограничиваются данные исследования В. В. Радаева.
Миллениалы заметно откладывают до более позднего возраста многие поступки, которые ассоциируются со «взрослостью», – вступление в брак, рождение детей. Откладывается молодым поколением и выход на рынок труда (в том числе в связи с увеличением продолжительности образования). Когда же миллениалы выходят на рынок труда, то оказываются самым «нетерпеливым» поколением, которое ищет возможности для более быстрого успеха (и материального, и профессионального) и интенсивно пробует разные возможности для его достижения. Это проявляется, например, в более частых сменах места работы, а также профессии.
Миллениалы наиболее активны среди всех взрослых поколений в использовании гаджетов и интернета (хотя решающий количественный скачок в этом отношении произошел скорее в предшествующем поколении); у миллениалов доля пользователей социальных сетей значимо выше, чем в предшествующих поколениях.
Миллениалы – поколение малопьющих и озабоченных здоровым образом жизни. Его представители значительно чаще занимаются физической культурой и спортом – в детстве и юношестве таковых большинство, после достижения 20-летнего среднего возраста их доля стабилизируется на уровне 40–43 %.
Миллениалы – поколение неверующих.
Они – поколение оптимистов, и они демонстрируют наиболее высокий уровень удовлетворенности жизнью (отличия от всех предшествующих поколений статистически значимы). Так, среди миллениалов в 2016 г. доля удовлетворенных жизнью достигала 59,1 %, а в предшествующем поколении в аналогичном возрасте в 2002 г. – лишь 35,6 %. При этом по удовлетворенности работой и уровнем ее оплаты миллениалы в 2016 г. почти не отличаются от предшествующих двух поколений. Их удовлетворенность жизнью, очевидно, обеспечивается сторонами, в меньшей степени связанными с профессией.
Хотя классификацию российских поколений В. В. Радаев строит, исходя исключительно из событий российской истории, тем не менее, описывая миллениалов, он регулярно – и совершенно уместно – отмечает аналогичные черты и тенденции у американцев и европейцев того же поколения.
Презентацию своего исследования, состоявшуюся 27 марта 2018 г. в Высшей школе экономики, В. В. Радаев сопроводил наблюдениями над характерными особенностями своих студентов последних лет. Он констатировал, в частности, такие тенденции, как отказ от чтения сложных текстов; получение знания как поиск готовой к использованию информации; работа с искусственным интеллектом вместо профессиональной экспертизы; трудности с концентрацией; изменение планов, отсутствие длинных линейных траекторий; слабые корпоративные приверженности (профессии, группе, организации); откладывание важных решений (профессиональных, личных); желание быстрого успеха и признания (материального и личного); стремление к самореализации путем индивидуальных креативных проектов[18].
Легко усмотреть, что перечисленные свойства в большинстве своем являются скорее препятствием, нежели подспорьем на пути овладения той или иной сложной профессией. Однако в рамках обучения по принципам либерального образования некоторые из них могут быть обращены в средства для внутреннего роста и развития. Здесь не удастся подменить постепенно формирующиеся знание и навыки готовой к использованию информацией, потому что для выполнения творческих заданий информации недостаточно. Для чтения сложных текстов у студентов, самостоятельно выбирающих курсы для посещения, будут и выше мотивация, и строже обязательства. Изменение планов либеральным образованием, в сущности, предполагается, а самореализация путем индивидуальных креативных проектов им прямо поощряется.
Интересное исследование молодежи в возрасте до 25 лет было проведено в конце 2016 г. по заказу Сбербанка. Поскольку исследование включало, по-видимому, коммерческую цель, а его результатов, представленных научным образом, как будто не видно, то естественно осторожное отношение к его данным. Тем не менее картина выглядит правдоподобной, и вот ее некоторые параметры.
Главная ценность у младшего поколения – поиск своего пути. Только в этом случае можно стать счастливым. Трудности означают, что путь неверный. Жизнь должна приносить удовольствия[19], и это поколение не рвется менять мир или человечество. Каждый волен делать что хочет. Модно «самосовершенствование» и «саморазвитие», под которыми понимаются любые увлечения. Обязательно нужно пробовать разное: жизнь хороша, когда разнообразна. Счастье измеряется разнообразием жизни и удовольствием от нее, а не богатством и статусом[20]. Характерен минимальный горизонт планирования: «лучше жить сегодняшним днем и не строить глобальных планов на будущее»[21].
Кажется ясным, что подобные ценностные установки плохо соответствуют принципам, на которых выстроено европейское и российское профессионально ориентированное образование. Однако стремление к самосовершенствованию, саморазвитию и разнообразию и даже минимальный горизонт планирования совершенно не противоречат образованию либеральному.
Разумеется, было бы неправильным сосредоточить внимание лишь на тех параметрах российской общественной жизни, которые благоприятствуют внедрению и распространению либерального образования. Имеются и препятствия. Либеральное образование требует значительных затрат (Беккер 2014, 38). Между тем по сравнению с абсолютным большинством стран ОСЭР в России образование – начальное, среднее и высшее – из года в год недофинансируется. В долях от ВВП в России расходуется приблизительно в полтора раза меньше, чем в среднем по ОСЭР (Двенадцать решений 2018, 14–15 и рис. 7), и сохранение такого положения дел на протяжении многих лет усугубляет негативный эффект. По относительной численности населения с высшим образованием Россия – мировой лидер, но в рейтинге расходов на высшее образование она занимает 69-е место (Lanvin, Evans 2018, 206). «В ведущих российских университетах сегодня зарплата профессора примерно в 4–5 раз ниже, чем средняя заработная плата в университетах развитых стран» (Кузьминов, Песков 2017, 214), и при этом есть основания думать, что в России все большую долю доходов забирают люди в погонах, и не видно, что их может остановить.
Хотя исследования ценностей граждан Российской Федерации демонстрируют эволюцию в сторону большей открытости к новизне, не приходится сомневаться в том, что и в российском обществе, и в российской власти очень многие с недоверием относятся к преобразованиям – и в силу травматической составляющей исторического опыта перемен, и в силу неясности перспектив общественных усилий, предпринимаемых без поддержки государства, и в силу недоверия к большинству институтов власти, и в силу практической невозможности прибегнуть к такому механизму преобразований, как серьезная общественная дискуссия. Власть, которая регулярно в собственных интересах меняла правила игры в политической жизни и по собственному усмотрению корректировала свои обязательства в социальной сфере, не может восприниматься как участник дискуссии, чьи слова заслуживают доверия, тогда как общественные активисты не могут восприниматься как люди, чьи слова могут иметь значимые практические последствия; свободы слова для поддержания общественной дискуссии недостаточно. При этом исследования Инглхарта, как и общие соображения, побуждают думать, что большей готовностью воспринять отход от знакомых схем отличаются люди с относительно высоким уровнем защищенности. И коль скоро в условиях экономической стагнации и углубляющейся неэффективности власти будет возрастать уровень социальной незащищенности и социального беспокойства, то соответственно возрастет и недоверие к ценностям свободного выбора в области жизненных стратегий, в частности образования. С другой стороны, достигло студенческого возраста поколение, формировавшееся в условиях экономической и политической стабилизации, роста благополучия – словом, в атмосфере, благоприятной для формирования постматериалистических ценностей и стратегий свободного выбора. К тому же на ценности выбора настаивает коммерция общества потребления, и с этой силой нелегко спорить. В целом можно сказать, что осложнения, связанные с российской политической системой и текущей политикой, выступают лишь фактором торможения, в них не заключено какой-либо конструктивной альтернативы. Развитие (если отвлечься от наиболее мрачных сценариев) пойдет в заданном направлении, быстрее или медленнее, с более или менее щедрыми плодами.
