Иринушка моя, письма тебе, наверное, не нравятся, так как они сухи и без юмора. Но что-то юмору нету и время берегу для книг. А тебе хочу все написать, чтобы ты чувствовала все вокруг меня, и какие люди… Ты бы поудивлялась, поисправляла полковников, которые смешно выражаются и смешно говорят. Другие спрашивают примитивно и строго, от и до. А есть серьезный один такой, и весь движение, и темперамент, увлекается… дорого ему стоят лекции, но так как он серьезный и член партии, и сознательно настаивает на всех армейских шутках, то это даже хорошо. Наш шеф очень даже служивый, но хитрый и – буфер между нами и всем остальным миром, и очень даже считается с нами, т. к. мы – офицеры. И обращается с нами зачастую не «встать, смирно!», а «товарищи офицеры!» Вот.

А я тебя люблю, и ты мне поэтому дорога, и ужасаюсь, если вдруг война или что-нибудь… Ведь это не имеет права, т. к. нечестно, нельзя так, т. к. ты – самая вещная ценность, и нельзя отнимать молоко у грудного…

А как мой ребенок, что он говорит, ходит ли на горшок, и что с ним делали мои бабушки, мамы? Когда наконец ты мне напишешь? Как не стыдно? Пиши мне чаще. Напиши про моих. Что они думают, как живы? Как Анна Ивановна и Наум Зиновьевич, как они ругаются и что говорят про твоего мужа? Вот. Все. 1000 раз целую тебя, моя милая. Я.

29.09. 63. От мужа.

Моему парню уже целый месяц! Интересно и любопытно, как он ведет себя и какие качества выработала моя милая жена. Надо много такта между сознанием ответственности перед Человеком и инстинктом материнства, любовью к парню и стремлением защитить, и необходимостью приводить в соответствие с требованием общественной жизни, в которой ему придется жить и проклинать своих родителей или благодарить их.

Но ведь ты у меня способная и умная девочка, и я тебя люблю, и парень тоже должен тебя любить и слушаться. Кроме того, он должен впитывать с молоком твоим лекции Павловского и любить музыку. Ему уже надо давать сеансы музыки – как ты думаешь? Как все молодые родители я бы хотел, чтобы наш парень был умнее и способнее всех. Но ум даже, уж про способности не говорю, делают! Тренируют! Если мы знаем, но уже ленивые и старые, то потребовать-то легче. Но это все ерунда, т. к. я-то тебя люблю, и поэтому можно тебе все оставить до моего приезда. Ты бы главное – училась у меня, т. к. ты еще глупенькая, и я вынужден тебя еще больше любить в потенциале, когда ты разовьешь свои внутренние способности. Есть у тебя такие? И я буду целовать в каждую такую способность, т. к. они будут большие.

Напиши про свои дела и как ты отдыхаешь? Иринушка, что нового у вас, что мои родные, что твои? Я же ем до невозможности, а дальше утром делаем зарядку, и приеду к тебе закаленным и сильным. Научился ходить в строю, и вообще становлюсь умным, т. к. мы каждый день учимся по 6 часов.

Иринушка, я очень соскучился по тебе. Ничего, осталось меньше, чем 12 недель. На октябрьские праздники я дневалю с 6 на 7 ноября.

Наконец я получил твое письмо, но на мой-то крик это отписка. Где ты, милая? С парнем ты или еще где? 4 дня после я не мог закончить это письмо, да и сейчас не могу, поэтому пока. Я.

2.10.63.

Юрушка, родной ты мой, ну что же ты? Обиделся ты на меня, что ли? Но это же ужасная несправедливость. За что? За то, что я день и ночь не отхожу от твоего сына, за то, что у меня к нему больше жалости, чем к тебе, за то, что он мне снится, а не ты? Он и сейчас у меня на руках, и мы с ним плачем вместе. А у меня часто-часто бывает настроение покинутой жены с младенцем на руках. Наверное, если бы было так, у меня было бы хоть мужество, а сейчас и его нет.

Очень плохо без тебя. Юрочка, только ты не расстраивай меня, не доводи до слез. Совсем немного надо поволноваться, чтобы исчезло молоко. А без него нашему мальчику гибель. Когда была твоя мама, она так расстроила меня этой грыжей, что моментально уменьшилось количество молока, и мальчик стал голодать. Сейчас как будто наладилось.

Интересно, что ты думаешь, где я могу быть, если не «с парнем», как ты выражаешься? Страшно любопытно знать, что у тебя в голове. А ведь сегодня (именно сегодня!) я вдруг подумала о том, что, несмотря на все, мы с тобой еще очень плохо друг друга знаем. И действительно. Разве могла я ожидать, что так будет воспринято мое письмо. И ты мне не веришь, хоть и не имеешь права не верить.

Конечно, если бы ты был здесь, я бы не относилась так болезненно – почти до трагедии – к своему сыну. Все было бы нормально и спокойно.

Твоя мама была у нас недолго. Конечно, нянчиться ей с таким маленьким трудно. Я, молодая, не успеваю, плачу и расстраиваюсь, а она и вовсе. Так расстроилась, что с сердцем стало плохо. Да еще и не понимает меня также, как и ты. Я ей не даю мыть пол, стирать, а она – «не доверяешь», вполне серьезно. Да еще из-за этой грыжи. Я уже прочитала о ней все, что могла, и поэтому тебе объясню. Пупочная грыжа – это слабость мышц брюшной стенки, т. к. они не упруги, то не могут сдержать внутренности живота, которые выпадают в пупочное отверстие между мышцами и образуют небольшую выпуклость. Для ребенка это бывает болезненно, бывает, что и нет. Грыжа у людей врожденная. Взрослые люди укрепляют свои мышцы, и предрасположение к грыже исчезает. А у грудных детей профилактика совсем простая: вправить пупочек и образовавшуюся складочку кожи заклеить пластырем. Пластырь играет роль сдерживающей мышцы. Когда у ребенка образуется слой подкожного жира, грыжа исчезает сама.

Твоя мама считает, что это ужасная болезнь, которую нужно лечить приемом внутрь всякой серы, скипидара и проч. Я, конечно, не разрешила, она, конечно, обиделась. Что я за мать? Так у нас возник небольшой конфликт, который мы потом уладили.

Твоего приезда все очень ждут. И я особенно. Когда была твоя мама, я могла хоть выйти из дома днем. Теперь я снова одна целыми днями, и нет просвета.

Посылаю тебе письмо Боба. Я никому не пишу. Что это они там все? И так ребенок мне все перевернул в жизни и в мечтах, да они еще пуще расстраивают. Куда же я дену свое дите, если оно мое и если я уже раба своих чувств, если от меня зависит вся его будущая жизнь, фундамент которой становится сегодня. Ему очень много нужно сейчас, чтобы быть здоровым, чтобы иметь нормальную нервную систему.

За месяц он у нас поправился на 730 гр., сейчас весит 4100, умеет очень хорошо улыбаться («ангелы смешат» – говорит твоя мама) и уже говорит «гы».

Час ночи. Сына все еще не можем усыпить.

Юрушка, дорогой, а у нас стоит золотая осень с голубыми туманами, особенно густыми на болоте, за нашим домом. И ночь белая от луны. Пол в комнате в лунных холодных бликах. Какая у вас разница с нашим временем? Я хочу знать, что делаешь сейчас ты. А, может быть, ты вовсе не из-за меня не мог дописать письмо, а по какой-нибудь другой причине. Ведь я же тебя очень люблю. И все для тебя. Как же ты можешь в чем-нибудь сомневаться?

Пока я одна несу наше бремя. Не знаю, кому из нас сейчас трудней, но мне нелегко.

Юрушка, будут ли у вас какие-нибудь учения практические? Ты, наверное, будешь подвергаться опасности? Напиши мне об этом. Напиши, родной, напиши. Неужели ты сердишься. Я всегда, всегда с тобой. Целую тебя очень крепко. Твоя Ирина.

Милый, тебе нужно про любовь. Я тебя люблю по-прежнему, очень, иначе и быть не может. Только теперь моя любовь стала спокойней, сдержанней, потому что я стала матерью. Ты пишешь, что еще не ощущаешь сына, у тебя его еще нет. А у меня он не только есть, больше, просто нет меня без него. И если ты не чувствуешь его, то ты и не чувствуешь меня, такую, какая я сейчас.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».