В качестве блюстителей морального кодекса средневекового общества, духовенство было заинтересованно по большей части в справедливости, а не в торговле. Одной из форм справедливости является справедливость при обмене (или коммутативная справедливость), которая является именно тем вопросом, который затронул Аристотель в своей книге V, глава 5 Никомахова этика. Именно в ней Аристотель развил свою модель двустороннего обмена, и именно она стала отправной точкой для схоластической экономики. Текст анализа обмена Аристотеля, возможно, с самого начала фальсифицирован, но представляется верным то, что последующие переводы на арабский, еврейский и латинский языки не много способствовали тому, чтобы текст стал более прозрачным. По этой причине, возможно, нет ничего удивительного в том, что схоласты потратили четыре столетия, пытаясь распутать и прояснить его значение. В процессе схоластический анализ привнёс в примитивное понятие стоимости Аристотеля идею рыночного равновесия. Это обстоятельство также привело к тому, что экономические рассуждения пошли по двум расходящимся дорогам, которые не сходились на протяжении более половины тысячелетия: (1) определяемая издержками стоимость (2) и определяемая спросом стоимость.

Труд и затраты: анализ Альберта Великого. Альберт Великий, провинциал-доминиканец, епископ Регенсбурга и доктор церкви, был первым латинским последователем Аристотеля. Его место в истории экономики обеспечено двумя обстоятельствами: службой в качестве преподавателя у Фомы Аквинского, который впоследствии оказал огромное влияние не западную мысль, и его комментариями к Никомаховой этике, в которых он отливает идеи Древней Греции в форму средневекового общества, предоставляя точку отсчёта для всех последующих размышлений об обмене и о стоимости. Деятельность Альберта Великого была направлена та то, чтобы в западной мысли укоренилось устойчивое представление, что стоимость при обмене должна подчиняться затратам на производство. Преуспев в этом, он привёл в движение длинную цепь размышлений, которая принесла плоды только в девятнадцатом веке, особенно в работах Карла Маркса.

Более ранние комментаторы аристотелевской модели обмена, если не считать проблемы измерения стоимости, сделали немного в этой области. Самыми общими понятиями, использовавшимися для измерения стоимости, были деньги (nummisma) и потребность (indigentia). Но Альберт, доказывая, что существует естественный порядок и экономический порядок, в которых вещи оцениваются по-разному, утверждал, что предметы экономического порядка оцениваются в их отношении к труду (opus). В более общем смысле, он ссылался на «труд и затраты», упоминая об обоих элементах издержек одновременно. Простое осознание роли издержек в измерении стоимости не так важно, как то, как Альберт использовал это проникновение в сущность изучаемого явления. Он соотнёс издержки производства с «перекрещиванием» аристотелевской модели (смотрите рисунок 2–1), отмечая, что если рыночная цена не покрывает производственных издержек, производство со временем прекратится. То был важный аналитический прорыв по двум причинам: он предполагал, что цену можно было трактовать как равновесно-рыночную стоимость, и он устанавливал экономическую переменную (т. е., издержки) в качестве регулятора цены. Конечно, Альберт был далёк от того, чтобы представить интегрированное и систематическое объяснение определения рыночной цены, но ему, тем не менее, принадлежало важное для тринадцатого века достижение. Привнесение им в аристотелевскую модель труда оказалось прочно укоренившимся в экономической науке достижением. Из последующих глав этой книги мы узнаем, как много выгоды извлекли более поздние писатели из этого понятия.

Человеческие потребности: анализ Фомы Аквинского. Блестящий ученик Альберта, Фома Аквинский, не был в конфликте со своим учителем, но он пытался усовершенствовать теорию труда Альберта Магнуса, и способом достижения этой цели он видел акцентирование человеческий потребностей. Для этого Фома вернулся к Св. Августину, отмечая, что люди не всегда будут расставлять вещи в соответствии с их естественным порядком. Августин играл с субъективизмом, заявляя, что люди зачастую будут ценить драгоценность выше девушки-служанки. Но Фома поставил учение Св. Августина с ног на голову. В то время, когда Св. Августин обсуждал естественный порядок и экономический обмен вводил для контраста, Фома сделал прямо противоположное, выдвинув экономику на передний план. В одном смысле, тем не менее, Августин был более проницательным. Он, фактически, не делал различия между потребностью и удовольствием – подход, который мог бы ускорить ранее развитие теории спроса, если бы Аквинский принял его на вооружение. Вместо этого, он предпочёл вводить в свою экономику наставления морального характера, имевших тенденцию принижать значимость удовольствия. Вследствие этого, теория спроса Аквинского никогда не вышла за пределы простого представления о полезности для людей товаров по сравнению с их местом в естественном порядке мироздания.

Формальный научный вклад Фомы Аквинского в аристотелевскую теорию стоимости имеет два дополняющих друг друга аспекта. Во-первых, он вновь утвердил двойную единицу измерения товаров (ценность при использовании в противовес ценности при обмене), установленную Аристотелем; во-вторых, он ввёл потребность в формулу цены. Это последнее достижение особенно важно, потому что оно отметило самый ранний источник аналитической теории стоимости с точки зрения спроса. Аквинский доказывал, что цена варьируется в зависимости от потребностей. Таким образом, indigentia стала регулятором стоимости. Тем не менее, этот научный вклад был строго формальным. Аквинский не объяснил своей терминологии; он просто установил связь между потребностью и ценой. Но эта связь была приглашением для более поздних последователей Аристотеля вырабатывать более полную теорию стоимости, что они и сделали со временем. В схоластическом анализе, возникшем после Аквинского, концепция indigentia постепенно расширилась, включив в себя полезность, эффективный спрос и даже абсолютное желание.

Следует отметить, что учитель Аквинского, Альберт Великий, не обошёл вниманием в своём обсуждении стоимости ни потребность, ни издержки. Скорее, это тот случай, когда каждый со своей стороны помог более полно развить одну отдельную сторону этого аргумента. Вместе взятые, достижения этих двух средневековых мыслителей образуют довольно полное изложение теории стоимости с точки зрения спроса, хотя нужно было пройти ещё очень долгий путь, чтобы приблизиться к интегрированному, аналитическому пониманию рыночного механизма.

Действительно, мнение, разделяемое многими историками экономики состоит в том, что Аквинский считал механизмы рынка антагонистами справедливости. Сложно примирить средневековое понятие «справедливой цены» с современным понятием «рыночной цены», поскольку первое обычно защищают на нормативных основаниях, тогда как последнее считается объективным результатом стихийных сил рынка. Конечно, язык Аквинского допускал различные интерпретации, что подкрепляет общепринятое мнение о том, что его анализ был ошибочным.

Современные конкурентные рынки производят общественно «эффективные» цены только когда большие количества покупателей и продавцов, каждый из которых обладает надёжной информацией, взаимодействуют. Эти обстоятельства торговли не были распространены в Средние Века. Средневековая торговля включала в себя нескольких покупателей и продавцов, в некоторых случаях, приближаясь к техническим условиям двусторонней монополии (один продавец, один покупатель). В этих условиях взаимозависимость «рыночной» цены и средних издержек производства была, в лучшем случае, очень слабой, и относительно легко было одному участнику торговли «эксплуатировать» другого. Таким образом, Фридман доказывает, что идея «справедливой цены» была, в сущности, разновидностью определённой в арбитражном порядке цены в результате процесса, включающего в себя установление принципов справедливости, нацеленных на соблюдение распределительной справедливости в вопросах торговли и на разрешение разновидности конфликта, эндемического по отношению к рынкам с ограниченным числом участников, не могущим «защитить» потребителей законом рынка с большим числом участников (т. е., с энергичной конкуренцией).