Когда Мила была маленькой, она верила. Смотрела на себя в зеркало и думала, что она принцесса, заточенная в башню. Правда, в детской головке не укладывалось, почему башня – это её родной дом. Мало ли… Наверное, бывает и такое. Она не разбиралась. Ей нравилось думать, что она принцесса. Это так волшебно. Сказочно.

Только сказка длилась недолго.

Пока Милу ни познакомили с мальчиком, старше неё всего на пару лет. Он не произвел никакого впечатления. На рыцаря он не тянул определенно. Не сможет залезть по дереву к ней в окно и вызволить из заточения.

– А зачем мне залазить? – мальчишка скрестил руки на груди и вызывающе выставил ногу вперед, всем видом показывая, что не заинтересован в данном предприятии.

Мила обиделась.

– Не выйду я за тебя, понятно?

– Не больно-то и надо.

Надо, как оказалось, и очень сильно… их родителям.

Мила с Марком в конечном итоге подружились.

И оба недоумевали прихоти родителей.

Много обсуждали предполагаемый брак. Особенно бесновался Марк.

– Дурь, Милка, ты это понимаешь?

Она-то понимала.

Ей было тяжелее. Даже встречи с Марком планировались его отцом. И они происходили таким образом, чтобы молодые люди не могли уединиться и совершить то, что не надо.

– Домострой чертов! – бесновался Марк. – Мы поженимся через неделю после твоего двадцатилетия. Шикарно просто! Зае*сь!

– Не ругайся, пожалуйста.

– Мил, а ты что такая спокойная? Замуж за меня хочешь? – молодой человек угрожающе оскалился, но она не испугалась. К тому времени между ними установились крепкие отношения «брат-сестра». Более того, Марк несколько раз заступался за неё, когда в колледже парни начинали глумиться.

Причина глумления тоже, кстати, была простой. Милу приглашали на свидание, она отказывала. В колледже охрана с ней не ходила, парни приставали. Несколько раз даже пытались зажать в туалете. Для них она была запретным плодом. Или зазнайкой. Или сучкой. Эпитетами награждали постоянно.

Самый запоминающийся конфликт случился, когда Егор Статов, одноклассник Марка, ввалился в женский туалет, выгнал девчонок и откровенно двинулся на неё.

– Прощайся с целкой, зазноба. На выпускной пойдешь с порванной дыркой между аппетитных ножек.

Мила до сих пор помнила тот ужас, что накатил на неё. Сдаваться так просто она не собиралась, крепче сжав рюкзак и вспоминая недавно просмотренное видео-инструкцию по самообороне. Бить в слабые места. Пах, ухо. Давить на глазницы. И баллончик газовый у неё тоже имелся. Несмотря на то, что все знали, что её трогать нельзя, что за Тойскими стоят Алашеевы, некоторые нарывались на неприятности.

– Статов, ты с ума сошёл? – она знала, что грубить нельзя. Разозлиться – хуже будет. Пока надо попытаться заговорить. И одноклассницы… Дряни! Особенно Зоя. Выходила с довольной усмешкой, явно в сговоре со Статовым. Сердце Милы бешено колотилось в груди.

– Ага. Сошел. Давно. По тебе. Ходишь такая вся… Ты реально думаешь, что Тойский на тебе женится? Или что я трону тебя пальцем, а ваша «крыша» или как там сейчас принято называть бандюганов, прознают, что я засуну тебе под трусики пальцы? И не только пальцы… По самое не балуй засуну. Можешь не сомневаться. Сначала я попользуюсь, потом – другие. Марк-то, я так понимаю, дебил полный, не трогает тебя, да?

Он надвигался на неё. Большой, крупный и злой. Егор занимался спортом, активно качался и весил явно раза в полтора тяжелее, чем Мила.

И она полезла в рюкзак за баллончиком.

Марк влетел в туалет, вышибая дверь.

– Отвалил от неё, сука.

– Охо-хо… А вот и женишок.

Парни сцепились, но их быстро разняли. Драка в женском туалете никого не устраивала, и та же Зоя с визгами понеслась к директору.

Марка на следующий день отправили в Прагу. Отец выговорил Миле, что Андрей Борисович очень, вот очень недоволен и уже делает намёки, что прекращает спонсировать их предприятия, которые последние двадцать лет едва держатся на плаву. У них состоялся серьезный разговор, Тойский в итоге сменил гнев на милость, но ясно дал понять, что это последний промах Милы.

В тот вечер отец первый раз ударил её по щеке, запер в комнате и отобрал ноутбук с планшетом.

Длину её юбки увеличили на десять сантиметров. Отчет о том, как она выглядит, Мила должна была присылать отцу в течение дня по первому требованию.

Милу лихорадило.

Но еще большее удивление, даже шок она испытала, когда узнала, что на Статова напали. Он ехал с водителем из спортзала. Два черных внедорожника перегородили им путь. Парня не били. Сломали два пальца… Молча. Ничего не говоря и не делая никаких разъяснений.

Мила вынырнула из воспоминаний и снова посмотрела на деньги.

Отец её убьет.

Нет, не убьет, но изобьет точно. Марк, конечно, говорит, что не позволит, что приложит все усилия, чтобы забрать её хотя бы на время под своё крыло, даже квартиру подыскал, но Миле слабо верилось.

И всё же она готова рискнуть.

Потому что жить так дальше невыносимо.

Чем ближе дата предполагаемой свадьбы, тем хуже. Отец становится неуправляемым, уже открыто не стесняется, говорит, что сразу же после первой брачной ночи на его счет поступит крупная сумма и, он, наконец, заживет нормальной жизнью.

– Пап… Ты меня продаешь, понимаешь? – слез больше не было. Лишь глухое, тягучие отчаяние, что её никто не любит.

Росла под тотальным присмотром, контролем, над которым все смеялись и глумились. Вместо того, чтобы заводить дружеские отношения, от неё шарахались. Особенно после истории со Статовым.

Она спрашивала у Марка: он ли это.

Парень покачал головой.

– Нет, детка. Не я. А жаль.

– Тогда… кто?

Марк усмехнулся.

– При всей твоей замкнутости, ты не дура, солнышко.

– Он… далеко…

– И что? Не сам же наверняка… Хотя… Говорят, дурной порой бывает. Ещё бы. С таким-то детством.

– Слушай… – Мила нервно сглотнула. – А правду говорят, что он впервые убил человека в пятилетнем возрасте?

Девушка готова была поклясться, что в глазах Марка мелькнуло восхищение.

– А хрен знает. Дело на пятилетнего никто не заводил, естественно.

– Но в их доме была перестрелка.

– Была. Солнце, не загоняйся. Глеб Алашеев мой дядя. Не твой. У него свои терки с моим отцом. Ты его ведь ни разу не видела?

– Нет. Только фото. И то пару раз… Давно.

– Ну вот. Увидишь один раз на свадьбе. И всё.

– На какой свадьбе, Марк…

– Тьфу ты! Оговорился! Ну, ты меня поняла, детка.

Она-то понимала и… одновременно ничего не понимала.

Ей было приятно, что за неё заступились. И она с ужасом думала о том, что в наше время кто-то может спокойно переломать пальцы другому человеку.

Время шло, день икс приближался.

И как раз сейчас ждали приезда этого самого Глеба Алашеева, чтобы мужчины – заметьте, даже без жениха и невесты, – смогли обсудить детали.

У Милославы все приличные слова и доводы давно закончились. А так же попытки понять, что происходит вокруг, и каким образом она оказалась в центре опасного водоворота.

Как-то один раз, уже ложась спать и закончив читать очередной любовный роман, где девушка продавала девственность на аукционе, чтобы оплатить лечение, в её голове что-то взорвалось. Мила резко села на кровати, даже вспотела слегка.

А что если…

Не будет девственности, брачный договор расторгнут.

Идея показалась настолько бредовой, что Мила рухнула на кровать и закрыла лицо руками.

Секунда… вторая…

Мила снова села и сжала руки в кулаки.

Тойский-старший много раз говорил: не будет девственности – не будет брака. Это единственный шанс прекратить затянувшийся фарс.

Если её отцу настолько нужны деньги, что он готов пожертвовать дочерью, почему дочь должна сетовать за отца? Злость и обида за себя, за испорченное детство и юность зажглись в груди. За то, что её все воспринимали, как товар.

Абсолютно все.

Знакомые. Родственники. Дальние друзья.