Хвост отца заходил волнами, будто танцующая змея. Староста стиснул зубы и отшвырнул меня в сторону.
– Посмотри, что сделал твой отпрыск с будущим воином, – крикнул он и повернулся к толстяку. – Вставай.
Углорс поднялся, кряхтя и стоная как старый дед.
– Обычная драка между мальчишками, – спокойно сказал мой отец.
– Винс использовал оружие – перчатки! Это против правил. – Дорнс встал в позу. – Будет суд!
Я виновато посмотрел на отца и снял перчатки. Зачем я их взял? С толстяком я бы справился и голыми руками.
– Нет, – подал голос Углорс. – Не надо суд. Это наше дело.
Отец рассмеялся.
– Вот видишь, все утряслось. Мальчики немного повздорили, и все.
Но староста не унимался. Он топнул ногой и завопил:
– Вчера Винс чуть не убил провидицу!
– Я не хотел её убивать. Я играл.
– Он взорвал бомбу!
– Это был взрывпакет. Пугач, только и всего.
Я не собирался молчать, когда меня пытаются обвинить во всех смертных грехах.
– Мой мальчик! – рассмеялся отец.
– Это моя деревня! – взревел Дорнс. – И я – здесь закон! Я оберегаю деревню! И не позволю всяким ублюдкам…
– Заткнись, – сухо сказал Филс. Его хвост замер. Острый наконечник смотрел точно на врага. – Еще одно слово, и я вырву твой поганый язык.
Повисла гробовая тишина. Было слышно, как глупая курица квохчет в песке у частокола, воет ветер по углам и каркает ворона на крыше. Воины смотрели на старосту. Давнее противостояние должно было вот-вот разрешиться. Отец и Дорнс всегда недолюбливали друг друга, и выяснили бы отношения раньше, но староста практически не покидал деревню, а железный воин редко бывал дома. Один следил за порядком, решал споры и распоряжался доходами. А второй снабжал деревню мясом и кристаллами для прокачки уровней, лечения ран и магических штучек. И тот и другой были мастерами своего дела, и симпатии жителей всегда делились примерно поровну. Может, я немного поубавил популярность отца, но просто так получилось.
Дорнс шагнул вперед. Рука легла на рукоять пятизарядного пистолета второго калибра с резной рукояткой. Влажные стальные доспехи сверкнули в лучах высунувшегося солнца. Напротив него встал Филс в битых, расцарапанных, опаленных латах. Он не потянулся к поясу, где висел четырехдульный карабин третьего калибра с обрезанной рукояткой, обмотанной жгутом. Не схватил однозарядную пушку пятого калибра с разрывными ядрами за спиной. Не выхватил меч. Не взялся за гранату. Он просто сжал кулаки в шипастых перчатках и покрутил головой, разминая шею. Порыв ветра выдул дорожную пыль из-под доспехов. Колыхнулись отрезанные уши на веревочке. Пусть враг начнет первым. Что он выберет, с тем Филс и спляшет. Не впервой.
Я затаил дыхание. Неужели я увижу настоящий бой воинов! За отца я не волновался, он победит этого напыщенного петуха. И вот же черт! Он победил его взглядом. Дорнс струхнул. Криво улыбнулся, хихикнул, вильнул хвостом и сказал:
– Мы же взрослые люди. Не будем уподобляться детишкам. Вы устали в рейде. Отдохните, а завтра поговорим.
Воины как-то оживились, загалдели. Отец растянул рот в улыбке и кивнул мне. Я подбежал.
– Ты вовремя. Я уж думал, он меня по стенке размажет.
– Не бойся, пока я с тобой, он и пальцем тебя не тронет. Идем домой, надо поговорить, – серьезно сказал отец.
В глазах я прочел озабоченность. Похоже, мне-таки достанется за проделки. Мы двинулись в сторону дома. Я тут же начал расспрашивать о рейде, а отец как всегда стал живо описывать бои с высокоуровневыми мутантами и другими искателями кристаллов в окрестностях развалин древних городов. Мир за частоколом – не место для прогулок. Там выживают только воины.
А нам в спину смотрел Дорнс, сжав губы до белизны.
Мы просто сидим дома
Едва мы переступили порог дома, отец закрыл дверь и так врезал мне по уху, что все мухи в голове враз зажужжали. Ухо вспыхнуло огнем.
– Что у тебя за дела с этим парнем? Почему ты был в перчатках?
Я вкратце рассказал вчерашний вечер. Отец смягчился.
– А с этой чертовой ценгой что? – спросил он. – Мне плевать на нее, но ты знаешь, как у нас мало пороха. Нельзя тратить его на игры.
Я потупил взор.
– Где ты взял порох?
– Обещай, что никому не скажешь.
– Не скажу.
– Свикс стащил у Дорнса.
Отец хмыкнул и сказал серьезно:
– В общем, где взял – не важно. Порох стоит дорого, а посмотри, сколько нам удалось добыть кристаллов.
Он достал мешочек и высыпал на стол пять разноцветных камушков с ровными гранями. Размером они были с ноготь.
– В бою за них с северянами мы потратили в десять раз больше и лишились Свонса. Хороший был воин. Жалко.
Отец уставился в одну точку.
Наверное, самое время рассказать о кристаллах. Они появляются после взрыва очередной ракеты в радиусе нескольких сотен метров от эпицентра. Обычно ракеты падают в руины древних городов. Видимо, те, кто их запускает, не знают, что там уже давно никто не живет. Кроме мутантов, конечно.
Кристаллы бывают двух типов: белые и разноцветные. Белые служат для модификации тела, их еще называют кристаллами силы. А цветные используются для магических нужд. Маленькие белые кристаллы – для восстановления здоровья, а разноцветные – для рунных заклинаний, приручения животных и создания големов и гомункулов. Причем, каждому цвету соответствует своя линия заклинаний. Но я в этом полный ноль. Магия у меня совсем не прокачана. Вот когда брошу пару единиц на нее, тогда и расскажу.
Это что касается маленьких кристаллов. Из них можно собрать большой. Он-то уже служит модификатором тела. Белые камни делают его больше и сильнее, дают дополнительную защиту и оружие. Магические наделяет сверхспособностями. Количество использованных кристаллов определяет порядок бойца. Это видно и так, достаточно посмотреть на моего отца.
Из семисот двадцати девяти мелких получается один большой. Из маленьких можно еще собирать средние – под двадцать семь, но они лишь удобны в хранении и подсчете. Кристаллы стали универсальной валютой, за них можно купить все что угодно на любом рынке планеты.
На улице зарыдала женщина. Я узнал голос: жена погибшего Свонса. Видимо, ей только что рассказали о трагедии. Её слезы – это вся церемония погребения. Был лоргис, и нет больше. Даже хоронить нечего. С телом уже давно расправились мутанты.
Отец открыл шкафчик, достал бутыль спирта, настоянного на желтом крестоцвете, налил целый стакан и выпил одним махом. Отец любит такую дрянь. От нее он становится сам не свой: разговаривает с кем-то, спорит, ругает невидимого собеседника, а часто и себя клянет за ошибки, плачет, смеется и в итоге падает замертво.
Отец скривился, закусил солониной и стал стаскиваться доспехи. Я кинулся помогать.
Завоняло потом, кровью и гарью.
– Смотрю, ты уровень добавил, – сказал он. – Молодец!
Наконец, грязная рубаха в пулевых отверстиях полетела в кадку для стирки, и я заметил новые шрамы: огромный рубец на плече и порезы на предплечье, в груди два розовых пятна с мой кулак, наверно пули были третьего или даже четвертого калибра, не меньше.
Отец остался сидеть лишь в подштанниках и связке засушенных ушей на шее. С ней он никогда не расставался.
– Это, – я провел пальцами по рубцу, – от топора.
– Не угадал! – засмеялся отец. – Секира.
– Но были же северяне!
– Да. Но этот гад, – отец показал свежее большое волосатое ухо на связке, – был с секирой.
Мы рассмеялись. Это наша игра «Откуда шрам». Правила просты: после каждого рейда отец приносит новые рубцы, и я пытаюсь угадать, как и чем их оставил враг, а после он рассказывает настоящую историю.
– А эти два, – я показал на круглые отметины и задумался.
В дверь постучали.
– Не заперто, – крикнул отец.
Вошла соседка Кларис с горячим чугунком в руках. По дому тут же разнесся ароматный запах тушеной оленины.
– Вот, – сказала она застенчиво. – Ты голоден, наверно, Филс. Я подумала…