Поскольку человеческая память хранится в сугубо человеческом телесном органе, мозге, при вселении в тело духовной сущности человек не забывает себя прежнего, а просто начинает воспринимать как кого-то другого. Мол, раньше я был не я, а совсем другой человек, а вот теперешний я - это я; представляете, какие фокусы раньше выделывал - не ел вкуснятину, увлекался порнушкой, женился на этой мымре!

  Благодаря этой же памяти духовная сущность получает возможность узнать, как и чем человек жил до неё, что позволяет избегать лишних стрессов и душевных потрясений, а также неловких моментов в плане, допустим, неузнавания дру-зей и близких или сослуживцев на работе.

  Разумеется, бывают и непредвиденные обстоятельства, приводящие к полной или частичной амнезии, которая на самом деле имеет вовсе не ту природу, как полагают врачи. Иногда духовная сущность бывает вынуждена покинуть тело в спешке, допустим, после страшной автомобильной аварии, когда думает, что человек - покойник. Раньше, вероятно так и было, человек умирал от серьёзных ран, но нынешняя медицина во многих случаях способна вернуть человека буквально с того света. И получается, что духовная сущность поторопилась покинуть обречённое тело, не заботясь о том, как это отразится на его рассудке после выздоровления. В подобных случаях бывает и так, что тело вовсе не оживает, а впадает в кому. Выход из комы тоже не связан с тем, что думают врачи. Зачастую духовная сущность осознаёт свою ошибку и возвращается в тело прежнего владельца. Тогда человек и выходит из комы. А если не возвращается, то несчастный так и умирает, не приходя в сознание.

  Однако возможен и третий тип человека. Высшие духовные сущности - это самостоятельные и самодостаточные создания, у которых есть свои чувства и мысли, свои потребности и своя мотивация. Ни о чём из этого у нас нет ни малейших понятий, поэтому мы не знаем, почему сущности делают то, что делают. А сделать они неожиданно могут что угодно, если по их мнению на это есть веские причины. И только им одним эти причины известны и понятны.

  Иногда они без малейшего видимого повода вдруг покидают тело носителя, причём покидают так резко и неосторожно, что ни об амнезии, ни о коме речи не идёт. Последствия оказываются гораздо серьёзнее и ужаснее. Из тела как бы забирается сама жизнь - без учёта того, что с этим телом будет дальше. Вернее, не столько жизнь забирается, сколько та её часть, которая ответственна за рассудочную деятельность, за личность человека, за его "я".

  По невыясненным пока причинам тело при этом почему-то продолжает жить, не впадает в кому и не становится бездушным человеком первого типа. Оно остаётся живым, но при этом теряет всякое человеческое подобие, становится как животное и даже хуже животного. Это и есть зомби. Не мёртвый и не живой, а где-то посередине.

  Словно чувствуя, что ему недостаёт разума, а разум кроется в мозге, такой зомби алчет в первую очередь мозгов, хотя и мясной плотью не брезгует. Собственная физиология у него практически не функционирует, поэтому ему нужны чужая плоть и кровь, постоянно нужны, отсюда и беспрерывный неутолимый голод. По этой же причине тело зомби не реагирует на механические повреждения - его можно бить, стрелять, резать, а ему хоть бы что. Ведь раны - это нарушения внутреннего физиологического гомеостаза, от которого зависит наша жизнь, а если физиология в теле практически отсутствует, то и нарушать нечего.

  Руфус Донахью оказался совершенно прав и на этот раз. Когда Бретт слышал от наставника какие-то невероятные вещи про имаго, ему было проще поверить, потому что он своими собственными глазами видел имаго почти каждую ночь. Его разуму проще было мириться с необыкновенным и неправдоподобным, потому что он сам регулярно становился очевидцем необыкновенного и неправдоподобного. Иначе было со всеми этими инопланетянами, ведьмами, бессмертными людьми и зомби. Их Бретт никогда не встречал и потому всё, сказанное старшим агентом Донахью, казалось стажёру какой-то чудовищной дичью, особенно постулат про отсутствие у людей души.

  Он ждал продолжения, но продолжения у агента Донахью не было.

  - Изложенное, увы, было всем, что поддатый агент "Дзеты" успел мне раскрыть, прежде, чем его забрали и увезли какие-то хмурые ребята, подозреваю, что коллеги из его отдела, и больше я его не видел...

  К сожалению (или к счастью), обстоятельства не предоставили Бретту воз-можности долго раздумывать об услышанном. Затылки у него и у старшего агента Донахью начали пульсировать одновременно, причём сразу очень сильно. Так сильно, как не пульсировали ещё никогда, что заставило Бретта моментально позабыть и про зомби, и про другие отделы, и про всё остальное.

  Объяснить столь сильные ощущения можно было лишь одним - имаго заявились целой компанией. Неожиданное и несвойственное им поведение, но раздумывать над этим сейчас было некогда.

  Определить направление, где вот-вот появятся имаго, было несложно. Затылочный "радар" указывал на старый трейлер, стоявший на большом земельном участке, заросшем травой, кустами и деревьями, среди которых громко трещали ночные сверчки. Свободным от густой растительности было лишь пространство перед трейлером. На земле валялись разбросанные детские игрушки, на натянутых верёвках сушилось бельё, рядом стоял видавший виды пикап "Крайслер". Ржавая бочка использовалась как мусорный бак и была наполнена доверху; среди мусора в изобилии торчали пустые бутылки. Одним словом, сразу становилось ясно, что в трейлере обитает не самая благополучная семья.

  Внутри трейлера горел свет и было слышно, как работает телевизор. У входа, за приваренную скобу была привязана собака, какая-то беспородная дворняга. Когда агенты остановились на расстоянии и вышли из машины, собака оглуши-тельно лаяла и билась на привязи. Но лаяла она не на Руфуса Донахью и не на Бретта Гейслера. Задрав морду, она вертела ей из стороны в сторону, словно сама хотела понять, кто или что прячется в зарослях, подступавших вплотную к трейлеру с противоположной стороны. Естественно, собаку интересовали не сверчки (которые, кстати, последовательно затихали, по мере приближения имаго), потому что пульсирующие затылки обоих агентов вдруг тоже перестали указывать конкретное направление. Имаго словно надвигались отовсюду, со всех сторон.

  Никогда прежде у Бретта не было повода задуматься, а могут ли животные чуять имаго? Ему ещё не приходилось видеть, чтобы имаго трапезничали вблизи какого-нибудь животного. Но раз собаки лают на ночных монстров, а сверчки замирают, значит они их чуют. Для агента Донахью, похоже, это стало таким же открытием. Впрочем, особо ломать над этим голову тоже было некогда.

  Внутри трейлера послышался шум, дверца приоткрылась и наружу выглянул мальчик лет девяти - посмотреть, что не даёт покоя собаке. Он вышел к ней, взял за ошейник и поглаживая ей спину, начал что-то тихо говорить в самое ухо.