Я привыкла, что постоянно где-то плаваю — в запутывающем мой разум тумане, в невозможности закончить какую-либо мысль или же выразить идею. Многие слова то и дело испарялись сами собой из ранее выученного от моей Нини и, надо сказать, далеко не скудного словарного запаса. В свои редкие моменты просветления сознания я вспоминала о цели возвращения в Калифорнию, хотя сразу же говорила себе, что для этого ещё будет время. Время. Куда же прячутся от меня дневные и ночные часы? Они ускользают от меня точно песок сквозь пальцы, я жила в ожидании, хотя в ближайшем будущем ждать было нечего за исключением очередного, очень похожего на предыдущий, дня, проходившего в полусне перед телевизором в компании Фредди. Моя единственная повседневная задача состояла во взвешивании порошков и стекла, в подсчёте таблеток, в запечатывании пластиковых пакетиков. Вот за какими делами прошёл весь август.
С наступлением сумерек я принимала несколько полосок кокаина и отправлялась в спортзал, чтобы отмокнуть там в бассейне. На меня критически смотрели отражения в зеркалах гардероба в поисках признаков дурного образа жизни, но не находили их: никто не подозревал ни о бурях моего прошлого, ни о блюзе настоящего. Я напоминала студентку, как того и желал Брэндон Лиман. Очередная полоска кокаина, таблетки, чашка очень крепкого кофе — и я была готова к своей ночной смене. Возможно, в тот день у Брэндона Лимана были другие дилеры, дневные, но их я так и не видела. Иногда он сопровождал меня, но уже очень скоро я усвоила распорядок и вызывала к себе доверие — тогда он стал отправлять по различным поручениям меня одну, однако ж по-прежнему в компании его партнёров.
Меня привлекали городской шум, огни, цвета, расточительность гостиниц и казино, напряжение игроков у автоматов и покрытых зелёным сукном столов, щелчки фишек, бокалы, увенчанные орхидеями и бумажными зонтиками от солнца. Мои клиенты, очень отличавшиеся от уличных, обладали наглостью безнаказанности. Торговцам также нечего было бояться, словно бы между ними существовало распространяемое на весь город негласное соглашение о нарушениях закона, причём без последствий. Лиман договорился с несколькими полицейскими, исправно получающими свою часть денег и оставившими его в покое. Я не была знакома с ними, и Лиман никогда не называл имён, хотя и прекрасно знала, сколько и когда нужно было таковым заплатить. «Это ненавистные, проклятые, ненасытные свиньи, нужно от них беречься, ведь они способны буквально на что угодно, фабрикуют улики и обвиняют не причастных к делу, крадут драгоценности и деньги, совершая облавы, оставляют у себя половину наркотиков и конфискованного оружия, а друг за друга стоят горой. Люди насквозь коррумпированные, ярые расисты, психопаты. Вот их и нужно сажать за решётку», — как-то сказал мне шеф. Несчастные, приходящие в это здание в поисках наркотиков — всего лишь пленники собственной зависимости, бедные, живущие в абсолютной нищете, одинокие, страдающие от безысходности. Те, кому удавалось выжить, подвергались преследованиям, избиению, вынужденно скрывались в своих дырах ниже уровня земли, чем напоминали кротов, регулярно попадали под удары, щедро раздаваемые царящими здесь на ту пору законами. Этому сброду была не ведома безнаказанность, зато страданий последнему хватало сполна.
Денег, алкоголя и таблеток у меня имелось даже в избытке, стоило мне их только попросить, но у меня не было ничего кроме — ни семьи, ни дружбы или любви, я забыла, что такое солнце, поскольку, в основном, жила по ночам, точно крыса.
Однажды из квартиры Брэндона Лимана исчез Фредди, и мы ничего не знали о нём до пятницы, когда совершенно случайно встретились с офицером Араной, кого, надо заметить, видели крайне редко, хотя при каждой встрече этот мужчина говорил мне добрые слова. Разговор сам собой коснулся Фредди, и офицер мимоходом заметил, что мальчика нашли тяжело раненным. Оказалось, король рэпа проник на вражескую территорию, где какая-то банда хорошенько его поколотила и, сочтя свою жертву мёртвой, выкинула ту на свалку. К моему сведению Арана ещё добавил, что город давно поделён на несколько территорий, контролируемых различными бандами, а латиноамериканцу наподобие Фредди, пусть ребёнку и мулату, всё же не стоит связываться с неграми. «На мальчике и без того висят несколько ордеров на арест, и тюрьма стала бы для него и вовсе роковой. Фредди нужна помощь», — сказал нам Арана на прощание.
Брэндон Лиман счёл для себя опасным приближаться к Фредди, поскольку полиция положила глаз на него самого, но со мной шеф всё же пошёл в больницу навестить раненого. Мы поднялись на пятый этаж и спешно миновали коридоры, освещённые люминесцентным светом, в поисках нужной палаты, хотя нас там никто не заметил, мы были всего лишь парой имён в отчёте появления и ухода медицинского персонала, пациентов и их родственников. Лиман шёл исключительно вдоль стенки, часто оглядываясь по сторонам и держа руку в кармане, сжимая пистолет. Фредди лежал в четырёхместной палате, где все койки были заняты, обездвиженный ремнями и присоединённый к нескольким трубкам. Лицо мальчика опухло, рёбра были сломаны, а рука обезображена настолько, что пришлось ампутировать два пальца. Удары этих подонков разорвали ему почку, отчего моча в свисающем рядом мешке была ржавого цвета.
Шеф разрешил мне находиться при Фредди столько, сколько мне самой хотелось, при условии, что я по-прежнему буду справляться со своей работой по ночам. Вначале они давали больному морфий, а затем добавили ещё и метадон, поскольку в таком состоянии сам он никогда бы не справился с ломкой, но и метадона оказалось мало. Фредди полностью обезумел, как пойманное животное, вырывавшееся из привязывающих его к кровати ремней. Едва персонал отвернулся от нас, мне удалось ввести героин прямо в трубку капельницы, чему меня накануне учил Брэндон Лиман. «Если ты этого не сделаешь, он умрёт. Здесь дают то, что для Фредди просто вода», — сказал он мне.
В больнице я познакомилась с негритянкой-медсестрой приблизительно пятидесяти с лишним лет, в теле, говорящей гортанным голосом, совсем не соответствующим её кроткому характеру и великолепному имени — Олимпия Петтифорд. Именно на её смену пришёлся Фредди, когда его доставили в операционный зал на пятом этаже. «Мне так жаль видеть его столь худым и беспомощным, этот ребёнок мне во внуки годится», — сказала она мне. Я ни с кем не знакомилась с момента моего прибытия в Лас-Вегас, за исключением Фредди, который в данный момент находился на грани жизни и смерти, поэтому на этот раз я нарушила приказ Брэндона Лимана. Мне было нужно с кем-то поговорить, и я не смогла устоять перед этой женщиной. Олимпия спросила меня, кем я прихожусь пациенту, и, чтобы не усложнять, я ответила, что я его сестра, и медсестру вовсе не удивило, как белая девушка с платиновыми волосами и в дорогой одежде может быть родственницей тёмнокожему мальчику, наркоману и, возможно, малолетнему правонарушителю.
Медсестра, как только освобождалась от своих прямых обязанностей, садилась рядом с моим другом и молилась за него. «Фредди нужно принять Иисуса в своём сердце, Иисус его спасёт», — заверяла она меня. У Олимпии была своя собственная церковь, расположенная на западе города, куда она пригласила меня на ночную службу, однако я объяснила, что в это время я на работе и к тому же мой шеф крайне требователен и строг. «Тогда пошли в воскресенье, детка. По окончании службы во «Вдовах Иисуса» мы предлагаем лучший завтрак в Неваде». «Вдовы Иисуса» — довольно малочисленная группа, хотя очень активная, она является костяком церкви. Быть вдовой вовсе не обязательное условие, чтобы считаться её членом, достаточно иметь в своём прошлом несчастную любовь либо потерять таковую. «Я, например, сейчас замужем, однако ранее у меня были ещё двое мужчин, меня бросивших, а третий и вовсе умер, поэтому, по сути, вдова и я», — сказала мне Олимпия.
Социальный работник Службы по защите детей, приписанный к Фредди, оказался женщиной зрелого возраста, мало зарабатывающей, с кучей дел на письменном столе, гораздо большей, чем она могла реально решить. Ими служащая была сыта по горло и считала дни до своего выхода на пенсию. Дети проходили через учреждение, надолго там не задерживаясь, сотрудница Службы пристраивала их во временную семью, откуда несчастные крайне быстро возвращались назад, вновь побитыми либо изнасилованными. Сотрудница приходила навестить Фредди лишь два раза и задерживалась, чтобы поговорить с Олимпией — вот так я и узнала о прошлом своего друга.
