Со стороны яхта казалась маленькой новогодней елочкой: мачта в огнях, а вокруг – толпа радостно галдящих людей. Прямо хоровод! Борис порадовался, что ему так удачно удалось оттуда вырваться. Парусное судно уже развернулось и удалялось в противоположную сторону. Ярко освещенная корма хорошо просматривалась, и Борис сразу узнал сидящую на бортике Машу. Девушка вглядывалась в темноту перед собой, и хотя лицо ее на таком расстоянии нельзя было разглядеть, Борис интуитивно догадался, что она чем-то встревожена, поэтому и ушла подальше от всеобщего веселья. Вдруг она пыталась найти его на яхте и не смогла? Борису стало совестно. Ему вовсе не хотелось, чтобы Маша переживала. Все-таки дружили они еще со школы.
Он решил подать ей знак, но если крикнуть, вряд ли она услышит: на палубе по-прежнему гремела музыка. Что, если взобраться на вершину бревенчатой горы? Возможно, тогда Маша различит его силуэт на фоне звездного неба… Борис вскочил и начал карабкаться наверх. Стволы были шершавые и липкие от смолы. На некоторых выпирали не полностью спиленные сучки. Он быстро ободрал ладони и сгубил костюм Грэя: ткань шелковых шаровар и белоснежной рубахи то и дело противно трещала. Не обращая внимания на досадные мелочи, Борис упрямо полз выше. Осознание опасности пришло слишком поздно: очередное бревно, за которое он схватился, внезапно выскочило из ничем не закрепленной кладки и обрушилось на него всей массой. Перед глазами взорвался настоящий фейерверк из горящих огней: ничем не хуже именинного салюта, который он почти не видел. Зато теперь можно было вдоволь насладиться яркими вспышками, причем так близко, что ближе некуда: заряды выстреливали прямо внутри его головы, да еще с таким невыносимо пронзительным звоном, что казалось, барабанные перепонки вот-вот вылетят из ушей под натиском нарастающей звуковой волны.
Через некоторое время перед глазами возникло звездное небо, и Борис понял, что лежит на спине. Пахло рекой. Тишину нарушали редкие и тихие хлюпающие звуки, означающие, что он все еще на плывущей барже. Голова гудела и раскалывалась от боли, но пришлось стиснуть зубы и все-таки приподняться, чтобы осмотреться. Берега с обеих сторон были непроницаемо черны, ни единого проблеска, не говоря уже о городских огнях. «Не о чем переживать, скоро появится какой-нибудь населенный пункт, их всегда много вдоль реки», – подумал Борис, пытаясь унять тревогу. Как он будет выбираться на берег с разбитой головой? Вплавь нельзя, это просто самоубийство. Потеряет сознание и пойдет ко дну на корм рыбам. Надо высматривать на берегу людей и звать на помощь. Только вот ночью они вряд ли ходят здесь толпами. Остается ждать утра.
Утро все не спешило. Нерадостные воспоминания одно за другим всплывали из глубин памяти подобно пузырькам газа в бокале шампанского. Ну, надо же было напиться до такого состояния, чтобы сигануть за борт яхты и перебраться на бесхозную неуправляемую баржу! А перед этим растрепать Сашке о своей неудачной торговле акциями, будто не знал, что вокруг уши и Лере сразу донесут. В последнее время глупые выходки уже стали традицией. Может, он заразился неизвестным вирусом, превращающим людей в тупиц? Взять хотя бы этот «шорт» в «Норникеле»! Почему он не закрыл его раньше, когда уже ясно было, что эта сделка – ошибка? Все отката ждал! Вот результат: сегодня в десять ноль-ноль по Москве откроется биржа, и его счет превратится в ничто! От воспоминания о потерянных деньгах в груди защемило. Борис потрогал свою одежду, она была мокрой насквозь. Понятно, телефон не работает. Не только позвонить никуда нельзя, но и в торговую программу заглянуть не получится. Хоть посмотреть на прощание, как это случится, но нет – из-за тяги к приключениям он лишился этой возможности! Крайняя степень отчаяния вырвалась из него протяжным стоном умирающего зверя.
Через некоторое время мучения прервались, сменившись зыбким сном, в котором Маша Малютина бегала по палубе яхты и диким голосом звала Бориса, а Лера в это время стояла в обнимку с каким-то парнем, и, кажется, они собирались поцеловаться. Несколько гостей пошатывались и перебирали заплетающимися ногами под музыку – наверное, думали, что танцуют, кое-кто устроился спать прямо на полу, скрючившись у борта. Никто не слышал Машиных криков. Никто о Борисе не вспоминал. Потом Маша дернула Леру за руку и спросила ее: «Где Борис?», а та растерянно моргнула и ответила вопросом: «А кто такой Борис?»
На этом страшном месте сон оборвался. Светлое высокое небо ослепило пронзительной синевой. Облака, удивляющие сходством с зубастыми длиннотелыми рыбами, резво плыли вдаль нескончаемым косяком. Судя по расположению солнца, близился полдень. Голова напомнила о травме тупой пульсирующей болью. Борт баржи слева слегка раздваивался – значит, как минимум сотрясение мозга Борис получил. Он поднялся и сел, с надеждой обозревая берега. Надежда сменилась досадой: местность вокруг была совершенно пустынной, к тому же теперь вместо ивовых зарослей к самой воде подступал высокий камыш – признак заболоченной почвы. Увидеть там загорающих туристов не было ни единого шанса. Густой молочно-белый туман скрывал горизонт, не позволяя определить, есть ли где-то признаки человеческого присутствия: дома, дороги, вспаханные поля с сельскохозяйственной техникой, тепличные комплексы – да хоть что-нибудь рукотворное. Отсутствие видимости вселяло беспричинную тревогу, похожую на детские страхи, когда ему, проснувшемуся посреди ночи, казалось, что под кроватью притаилось нечто злобное и потустороннее. Теперь ему почудилось, что это злобное и потустороннее подглядывает за ним из камышовых зарослей, перемещаясь следом и выдавая себя шорохами и треском сухих ломких стеблей. Как и тогда, в детстве, Борису стало стыдно за свою трусость. Все-таки ему никогда не стать таким смелым, как отец. И даже как Лада Николаевна. Однажды они вдвоем вытащили Бориса с компанией из жуткой передряги, когда те, еще будучи тринадцатилетними подростками, отправились искать клад в заброшенную деревушку, затерянную в таежной глуши. В этот раз ни отец, ни Лада Николаевна, да вообще никто не придет ему на помощь. Все будут считать, что он утонул.
Баржа лениво плыла вперед гигантской сонной уткой. Течение реки будто замедлилось и грозило совсем остановиться. С такой скоростью это безрадостное приключение может длиться вечно, а жажда и голод уже давали о себе знать. Борис оценил расстояние до берегов – здесь русло было заметно шире, но если попытаться сбросить в воду бревно, то доплыть до берега будет нетрудно. Только дальше-то что? Плутать в тумане, рискуя заблудиться или провалиться в болото? Лучше уж еще подождать: когда покажутся дома, тогда и плыть. Или корабль будет мимо проходить – тогда орать изо всех сил, чтобы заметили.
Но время шло, а видимость только ухудшалась. Туман стал плотнее и гуще, теперь он стелился у самой воды, скрыв под собой нескончаемые камышовые стены. Повсюду была видна только вода, окруженная белыми клубами, словно река пролегала прямо по облакам. «Не может же это плавание тянуться вечно! – негодовал Борис. – Где корабли, где рыбаки?! Вымерли все, что ли?!» И вздрогнул от этой мысли, вдруг осознав, что нет не только людей – птиц тоже не видно. А ведь в городе над рекой всегда полно чаек и уток! Куда они-то подевались? Интересно, а хотя бы рыба в этой реке водится? Борис перегнулся через борт и вгляделся в воду: она оказалась совсем не прозрачной, мутно-коричневой, и от нее шел дурной запах. То есть этот запах Борис чувствовал и раньше, но думал, что он исходит от заболоченных берегов. Оказывается, воняла вода. Да и течение почти замерло – казалось, баржа стоит на месте. Борис потянулся и опустил в воду ладонь – так и есть, вода спокойна, как в озере. И что теперь делать? Если была бы лодка, можно было бы грести, а многотонную баржу ему с места не сдвинуть.
Бориса охватило глубокое отчаяние. Наверное, что-то похожее испытывает дикий зверь, угодивший в ловушку. Стало душно, будто окружающий туман перекрыл доступ свежего воздуха. Оставаться на барже стало невыносимо: чего можно дождаться, сидя на одном месте? Разве что смерти? Плыть неведомо куда – страшно, особенно с его ушибленной головой, но это было лучше, чем бездействие. Борис вновь начал карабкаться на гору бревен, в этот раз уже более осторожно: прежде чем ухватиться, проверял, насколько устойчиво лежит бревно. Бревна были толстые и длинные, о том, чтобы поднять одно такое и перебросить через борт баржи, нечего было и думать, поэтому Борис решил залезть на самый верх и сталкивать бревна оттуда до тех пор, пока какое-нибудь из них не слетит в воду. Странно, что груз на барже был никак не закреплен. Наверное, ее еще не успели подготовить к отплытию. Зато бревна довольно легко можно было сбросить вниз, и они катились одно за другим, падая на дно и застревая у борта. Наконец, одно таки перелетело через край и с громким всплеском упало в воду. Можно было отправляться в дальнейший путь.
