Попробовал я сориентироваться по лишайникам на стволах деревьев, но они как назло были абсолютно с разных сторон и всё равно, куда идти было не понятно. Тогда я послушал себя, нащупав внутри некую дрожащую стрелку внутреннего компаса, решил ей довериться.

Через весьма долгое и мучительно-молчаливое время лазания по буреломам, лес, наконец, сжалился над нами и решил расступиться, но сильно мы не обрадовались. Перед нами, утыканное кривыми тонкими берёзками простиралось изумрудно-салатное в лёгкую кочку пространство болота, которое почти на горизонте снова упиралось в чёрную стену леса. Я вспомнил деда Матвея и понял, что стрелка вела меня правильно, там, – за болотом и будет направление на заброшенную Калиновку и нашу деревню.

Как быть нам теперь?

Сначала мы шли краем топи, в надежде, что она когда-нибудь начнёт закругляться к дому, но, добравшись до близких деревьев, которые, казалось, ограничивали гать, разгадали обман зрения. Здесь болото переходило в открытую воду. Она была всюду: промеж деревьев, вырезая из суши отдельные островки, и уводила глубокие канавы-русла тёмным ставком в глубину, зачирканную стволами и ветками. И, пожевав, перед броском, начавшую вдруг попадаться в изобилии чернику, вооружившись слегой, мы двинулись вперёд, по мягкому, сочившемуся вонючей влагой, мху, перепрыгивая водные каналы в узких местах. Конечно, я знал, что мы обязательно выберемся из этой передряги, просто хотелось сделать сие поскорее, так как спутница моя хоть и держалась, но чувствовалось, что силы у неё уже на исходе. Её глазки на мокром месте и две корзины в моих руках завершали картину.

Пасмурный день ещё не собирался заканчиваться, так же, как и не собирались заканчиваться канавы, заполненные водой. Мы прыгали с островка на островок, и я уже начал серьёзно волноваться, потому что засветилась возможность делать это бесконечно. Несколько раз мы запрыгивали на тупиковые участки суши, выхода с которых не было. Тогда после короткого отдыха приходилось возвращаться на исходную точку, где наблюдалась хоть какая-то развилка путей. На очередном замкнутом острове, окружённым всё тем же полукругом тёмной широкой воды, мы обнаружили холмик с грибной лесенкой из подберёзовиков, самый большой из них царствовал на вершине. Само деревце-мать росло поодаль за холмом. Я потянулся за самым главным, не оставлять же добычу тут, в пучине болот, и совершенно случайно мой взгляд упал на ветки берёзы. Маленький раскладной ножичек выпал у меня из рук, и я оцепенел не в силах издать какой-либо звук.

Существо было зелёного цвета, чешуйчатое, около метра длиной, с острым игловидным загривком. Из толстенького туловища с белёсым, как у ящерицы животиком, теряющим цвет к середине, торчала длинная шея с грозного вида головой на конце. Прыщавые перепонки шестигранником на месте ушей, красные глазки. На спине, сложенные кожаной гармошкой, покоились два крыла. Хвост утончался к своему концу и заканчивался острой пикой, такие стрелки детки обычно рисуют мелом на асфальте, указывая направление игры. Существо всеми четырьмя лапами держалось за тонкий ствол берёзы. Я смотрел на него, оно смотрело на меня. Один раз плёнка моргнула, закрыла змеиный зрачок.

Придя в себя, и, нащупав другой рукой Ольгу, сидящую к этой сцене спиной, прошипел:

– Смотри, смотри! – Она обернулась и, ойкнула.

Существо расправило крылья так, что стало видно просвечивающие грязно-жёлтые перепонки. Крылья оказались не очень большими, даже можно сказать, бутафорскими. Потом оно, шумно помахав ими, словно лениво потянулось, начало переставлять лапы по стволу и резкими рывками полезло в крону дерева.

Мы, оставили грибы в покое и начали пятиться, прихватывая по пути корзины, слегу и как только остроконечный хвост скрылся за листвой, бросились бежать.

Через какое-то весьма непродолжительное время лихорадочной скачки через канавы, я ещё умудрился в второпях провалиться одной ногой в холодную жижу. Ольга с доисторическим стоном вытягивала меня за обе руки. Одна корзинка рассыпалась, но мы не стали её собирать. Схватили, что осталось и понеслись дальше.

Неожиданно пошёл ровный лес, потом сразу поле и мы увидели первый дом заброшенной деревни. Только там, у околицы упали в жесткий переросший клевер и лежали, тяжело дыша и собирая рвавшиеся от страха в разные стороны мысли.

Сапог был снят и освобождён от хлюпавшей в нем воды. Дыхание восстановлено, компот в пластиковой бутылке допит. Мы вошли в Калиновку по главной и единственной улице.

Деревня представляла собой жутковатое зрелище. Почти все дома ближе к лесу сгорели дотла. Только размытые дождями печи топорщились трубами в хмурое небо, кое-где и они уже наполовину обвалились. Пепелища поросли гигантской крапивой и плантациями Иван-чая. То тут, то там возвышались апокалипсические шапки оккупанта борщевика. Только в начале деревни три дома оказались почти целыми, было видно, что и они горели с разных сторон, но по неизвестным причинам всё ещё стояли целые, хоть и в угольной окантовке.

Мы вошли в один из дворов, поражённые и смущённые представшей перед нами картиной, всё ещё с учащённым сердцебиением, готовые в любой момент сорваться с места от страха.

Сквозь крышу веранды, пристроенной к основному дому, проросла ива. И судя по её толщине, обосновалась она там давно. В сам дом я зайти не решился. Больно скорбно глядел он выковырянными окнами-глазницами прямо в душу. Удовлетворился обследованием только полуразрушенного колодца, детских качелей, приделанных к сучковатой берёзе, болтавшихся на одной стропе и лавочки, посеревшей от времени. Мы осторожно присели на неё, понимая, что за давностью лет, она может не выдержать. Но доска даже не шелохнулась. Я стал разглядывать выцарапанные на ней каракули и вдруг явно увидел вырезанного на её поверхности остриём ножа силуэт дракона.

Эта история лишила меня покоя надолго. Я пожелал узнать о драконах всё. Но к моему великому сожалению, ничего подобного и похожего по описанию на то, что мы видели на болоте, я не обнаружил ни в одном атласе, ни в одной энциклопедии. Реальность оказалась куда интереснее, чем я предполагал. Зато обнаружились свидетельства очевидцев. Так, в одном сибирском селе, до сих пор из тайги приходят на запах дыма мамонты и рушат своими неуклюжими тушами хозяйственные постройки. В одном из озёр, опять же Сибири, живёт доисторический ящер. Учёные многих стран вышли на след чупакабры, а в озёрах Прибалтики живут люди-русалки обоего пола. Только про моего маленького дракошу ни слова. Я уже начинал думать, что нам померещилось. Но вот однажды! Вот она сила пытливого человеческого ума!

Пролистывая эзотерическую книгу некоего Мегре под чудесным названием «Анастасия», я обнаружил похожее описание. Привожу его по памяти, так как оригинала нет под рукой. « Эти животные вырастали примерно до размеров коровы и питались только травой. Большое количество зелени, которое они поглощали, начинало бродить у них в желудке, вызывая обильные летучие газы, очень сильно раздувая живот, что и поднимало их в воздух. Узкий хвост и маленькие крылышки помогали направлять движение – так они перемещались, выедая всю зелень в округе, на другое место. Потом эти места заболачивались. Чтобы опуститься обратно на землю, такой летающей корове нужно было всего лишь выпустить газ из брюха. Газ отрыгивался и поскольку был сильно горюч, любая искра между почти кремниевыми зубами в пасти, которой он постоянно клацал, поджигала его. Вспышка огня с шумом выходила наружу и при посадке, конечно же, могла что-то и поджечь». Бедная деревня Калиновка!

Я рассказал эту историю своему приятелю журналисту, и как ни странно, он мне сразу поверил, даже решился написать по этому поводу заметку и разоблачить грозный образ дракона, приписанный ему людьми, до простой летающей коровы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.