04:03 Россия 34 км от Москвы 23 декабря 1941.
Нас выбросили с парашютами прямо над немецкими позициями, благо было ранее утро и враг не мог заметить серые купола парашютов в тёмном небе. Гул набирающих высоту самолётов ещё не стих в морозной тишине, а мы уже свёртывали свои парашюты, приземлившись близ деревушки со странным названием – Надовражино. Я не знал, что оно обозначает по-русски, но звучало забавно.
Четыре часа назад тяжёлый бомбардировщик Королевских ВВС Стирлинг Мk-1 доставил нас на засекреченный аэродром Прокшино близ озера Воже, где нас уже ждали три трофейных Фокке-Вульфа FW-190. Максимально облегчённые, со снятым вооружением и чуть удлинённой кабиной они были под завязку заправлены топливом необходимым, что бы дотянуть до Москвы. Российские офицеры сильно нервничали, постоянно курили, и, практически не общались с нами, наблюдая за нашими сборами стоя чуть в стороне.
Быстро перекинув с бомбардировщика всё необходимое в кабины Фокков, мы прыгнули следом; пилоты не медля ни секунды, вырулили на взлётную полосу и, набрав обороты, взлетели в тёмное небо. Мы сильно рисковали, существовала большая вероятность того, что не проинформированные о нашей операции русские просто собьют нас средствами ПВО, или мы наткнёмся на одну из их эскадрилий, что также, при полном отсутствии вооружения на наших самолётах, приведёт к гибели. Единственное, что хоть немного успокаивало это то, что пилотами были русские – они знали все маршруты и всё время держались вблизи линии фронта, иногда забирая чуть восточнее резонно полагая, что тройка одиноко летящих Фокке-Вульфов скорее вызовет подозрение у немцев, чем у своих.
Спустя три с половиной часа мы выпрыгнули с парашютами над намеченным на карте квадратом. Впервые в жизни я оказался в самом пекле войны. Со мной было ещё двое: инструктор Джеймс и щуплый парнишка в вязаной шапочке с новейшей снайперской винтовкой SAGR 40МЕ (аналог советской СТВ-40 Ф.В. Токарева) увенчанной толстым глушителем и позволяющей прицельно бить на расстояние до полутора километров.
Мы с Джеймсом были вооружены лёгкими стэнами и порядка десяти обоймами к ним. Скинув оттягивающие шею тяжеленые рюкзаки, мы быстро распаковали их: пара немецких шинелей и касок – рядового состав, два МР40 и документы, удостоверяющие наши личности. Но, судя по тому, что ни я, ни Джеймс не владели немецким языком, они навряд ли могли нам понадобиться. Стуча зубами на лютом морозе, мы натянули поверх тонких шерстяных костюмов промёрзшие насквозь шинели, надели каски, и, спрятав под шинели стэны, перекинули через плечо МР40. Теперь мы практически не отличались от обычных немецких солдат. Сменные магазины к стену крепились к надетому под шинелью широкому поясу с многочисленными карманами, туда же были прикреплены пара метательных ножей. Последним штрихом являлись походные ранцы; именно в них находилось то, ради чего мы оказались на передовых позициях врага – там находились взрывные заряды, управляемые по радио. Насколько я знал, двух ранцев хватило бы на то, что бы развалить на части средних размеров жилой дом. Но у нас была другая цель: четырьмя километрами южнее той точки, где мы сейчас находились, проходила железнодорожная ветка. По имеющейся у нас информации, примерно неделю назад фашисты пригнали на станцию Миитовская состав с грузом K-212, являющемся ни чем иным, как новейшей экспериментальной установкой залпового огня Везувий для подавления пехоты и артиллерии. Разгрузив, они отправили К-212 на укреплённые склады близ городского кладбища.
Я не знал откуда организация, в чьих рядах я по неволе оказался, обладала столь секретными сведениями; не знал насколько достоверна эта информация и не знал чьи интересы мы представляем участвуя в этой операции – России, Англии или может частного лица преследовавшего свои, одному ему известные цели. При таком раскладе выбор был у меня лишь один, проверить их, рискуя собственной шкурой.
Сверив часы, мы, проваливаясь по колено в снег двинулись на юг. Надо было спешить, успев подойти к объекту пока нас скрывала холодная темнота декабрьского утра. Лютый холод так же работал на нас, сводя возможность появление вражеских патрулей или снайперов практически к нулю.
В седьмом часу, мы, обливаясь потом, наконец, подошли к цели нашей операции. Примерно в ста метрах от нас начиналась граница городского кладбища. Покосившиеся от времени кресты подле потрёпанных временем и непогодой плит высились нестройными рядами за давно не крашенной металлической изгородью. Лица покойников уныло глядели на нас с выцветших фотографий, словно приглашая присоединиться, нас, пока ещё живых, к их молчаливому обществу.
– Не раскисайте парни! – инструктор хлопнул нас со снайпером по плечам. – Склады находятся с
противоположной стороны кладбища. Мы с Полом обойдём его с восточной стороны, ты Дэвид пройдёшь сквозь него. На кладбище возможны патрули, и учти, шум поднимать нельзя – это провал! Минуй их, и занимай позицию. Далее. Увидишь, что мы подходим, дашь одиночный залп перед нами, если я дам добро, начнёшь чистку!
Мы разделились. Снайпер, перепрыгнув через забор, вскоре затерялся между могилами и растущими на кладбище деревьями. Проводив его взглядами, мы двинулись в обход, инструктор шёл впереди, я чуть в стороне позади него. Пройдя вдоль кладбищенского забора метров двести, он вдруг рухнул ничком в снег, я не став дожидаться указаний рухнул следом.
– Чёрт! Слишком много патрулей – Чуть приподняв голову, Джеймс огляделся. – Придётся
двигаться сквозь кладбище!
Мы поползли по снегу. Достигнув забора, Джеймс ещё раз огляделся, и мы перелезли на территорию кладбища.
– Доставай стэн, эти пукалки нам уже ни к чему, – инструктор отбросил в сторону МР40 – Держись
ближе ко мне, если ложусь, значит, и ты тут же падаешь рядом. Стреляю я! Усёк!
Я кивнул, доставая из-под шинели стэн. Передёрнув затворы, мы осторожно
двинулись вперёд, обходя засыпанные снегом могилы. Вскоре мы достигли протоптанной патрулями дорожки. Бросив быстрый взгляд по сторонам, мы двинулись дальше.
На наше счастье мы не повстречали ни одного патруля и вскоре вышли к южной окраине кладбища.
Впереди, отделяемые от кладбища снежной полосой метров в двести, высились вражеские укрепления. Времени сделать их более основательными у фашистов не было и они ограничились тремя вышками с расположенными на них прожекторами и примерно шестью – семью огневыми точками: укрытыми за мешками с песком расчётами МG34. Примерно посередине снежной полосы, виднелась утоптанная множеством ног дорожка.
– Окопались, гады. – Джеймс, улёгшись на снег, глянул на часы. – А времени у нас в обрез.
– Инструктор, – я, улёгшись рядом с ним, внимательно обвёл взглядом
кажущиеся неприступными позиции врага. – Мы не сможем высунуться, что бы снайпер заметил нас, пулемётчики в момент изрешетят нас.
Джеймс, глянув на меня, постучал по моей каске рукой.
– Не бойтесь, это собьёт их с толку, по крайней мере на некоторое время, – он снова глянул на часы.
– Пошли, у нас осталось не боле получаса, если не успеем – все поляжем тут! Гляди!
Я глянул в ту сторону, куда указывал палец инструктора. Чуть левее нас, примерно метрах в тридцати, находился вход на кладбище – большие металлические ворота; некогда плотно закрытые, сейчас их створки были сорваны с петель сильным взрывом. Не иначе фашисты кинули в них гранатой, не став утруждать себя вознёй с замком.
– Выйдем оттуда, стэн перекинь за спину, что бы фашисты до последнего не видели, кто мы такие,
надеюсь, парень не подведёт нас. Ну, давай, с богом!
Я тоже надеялся, что снайпер благополучно добрался до места, иначе.
Медленно поднявшись, мы побрели к воротам. Подойдя к ним, мы, укрывшись за толстым стволом дуба, отряхнули шинели от снега. Джеймс кивнул мне, я поднял большой палец, показывая, что готов, и, пройдя ворота, мы неторопливо двинулись в сторону смотрящих нам в грудь пулемётам врага.
