Я находился внутри огромного ангара. Он чем-то напомнил мне стрелковый полигон, на котором я был однажды – может неведомо зачем расставленные вдоль дальней стены манекены навели меня на эту мысль, не знаю, но в чём-то, как я узнал немного погодя, я был прав.
Незнакомый голос принадлежал рослому военному в камуфляже без знаков различия; рядом с ним стоял полковник или генерал, я уже потерялся, даже мысленно не зная, как называть мне этого загадочного человека. Они, сунув руки в карманы, молча взирали на меня, растерянного, испуганного и совершенно непонимающего что происходит. Наконец, человек в камуфляже, повернувшись к полковнику произнёс потрясшую меня фразу.
– Он знает, что там его ждёт смерть? – полковник кашлянув в кулак, ответил.
– Здесь тоже…
Они снова обратили на меня свой взгляд. Выдержав небольшую паузу, полковник произнёс.
– Это инструктор Джейсон, он займётся вашей подготовкой.
– Подготовкой к чему?
– Вам всё объяснят Пол… у вас остались родственники? – чуть подумав, я отрицательно мотнул
головой.
– Нет, если не считать двоюродную сестру моей матери.
– Это хорошо, но знайте, с этой минуты вы, Пол Мэклтон мертвы, сгорели на
ночном пожаре, – полковник глянул на часы. – Ещё не сгорели, но через два часа обязательно.
Это меня добило. Набрав в лёгкие побольше воздуха я попытался начать гневную тираду, но
полковник лишь отмахнулся рукой, пробормотав что-то невразумительное он вышел, оставляя меня наедине с инструктором Джейсоном.
Молча подойдя к стоящему невдалеке стулу, Джейсон уселся на него, закинув ногу на ногу, кивнул головой на стоящий напротив точно такой же стул. Подойдя к нему, я сел, достал из кармана сигареты, но Джейсон качнул головой, показывая, что закуривать не стоит.
– Тут слишком много взрывчатки вокруг, мистер Мэклтон, хоть формально вы и мертвы, не стоит
доводить свою смерть до столь не желаемого реализма.
Я убрал пачку обратно в карман.
– Инструктор. – но тот оборвал, готовый сорваться с моего языка вопрос.
– Не сейчас, сначала я вам кое-что объясню, – на секунду замолчав, Джейсон продолжил. – Мы все
здесь мертвецы и призраки. Кто-то, как вы – мёртв для всего знавшего его мира, кто-то, как я – призрак, без звания и должности. У организации которой мы служим нет ни названия ни хозяев, она не числится ни в едином документе ни одной службы правительства. Она существует лишь для нас, тех кто служит ей, для всех остальных нас нет. Запомните это! Пока вы ещё не полноправный её участник, но, пройдя курс обучения, можете стать им.
Я непроизвольно вздрогнул, при слове – может.
– Из вас сделают идеального бойца, убийцу, диверсанта, разведчика; организация обладает всем
необходимым для этого. Если вас волнует мораль и нравственность – то я вас заверяю, мы воюем за мир в самом широком понимании этого слова.
Я чуть не зааплодировал. Как всё было просто и логично. Пусть у меня и были грехи, серьёзные
грехи, но это ещё не давало повода насильственно выдёргивать меня из жизни лишая всего, что я имел, взамен обещая служение какой-то непонятной организации взявшей себе девиз вершить правосудие посредством наёмных убийц и диверсантов!
– Но почему вы выбрали меня? Меня, простого археолога, никогда не державшего в руках оружия?
– Почему бы вам не пригласить настоящих профессионалов, тех для кого это является профессией:
десантников или морских пехотинцев например.
– Вы менее заметны и, непредсказуемы. Профессионал может легко отыскать такого же
профессионала даже в толпе, но вас. Вы правильно назвали себя простым археологом – как вас не обучай вы так и останетесь простым археологом. И как ни странно в этом и есть ваша главная ценность.
Меня поселили в небольшую, запираемую снаружи комнатушку; каждое утро поднимали в семь и вели в знакомый до боли в глазах ангар, заменявший тут и стрельбище и ринг и учебный класс. Они готовили из меня универсального солдата, способного выжить в любых условиях. Через пять недель каждодневных тренировок, длившихся иногда до позднего вечера, я в совершенстве владел большинством видов стрелкового оружия всевозможных систем и конструкция, знал приёмы рукопашного боя, мог с десяти метром поразить противника метательным ножом в горло. Тренировки строились по принципу – не смог – заставим; если я не попадал в мишень, мне за каждый промах выдавали ещё одну обойму, потом ещё, и так до бесконечности, пока из десяти выстрелов я не попадал всеми десятью. Так же и с остальным. Хуже всего мне давался рукопашный бой, я был от рождения щуплым и не отличался сколько-нибудь большой силой. Но, совершенно не взирая на это инструктор Джеймс выставлял против меня неизменно здоровых противников, и по началу они здорово меня колотили, я ходил весь в синяках и кровоподтёках. Недели через три я без всяких подсказок инструктора неожиданно понял, что против силы можно выставлять хитрость и ловкость; я бил своих противников в пах, по колену, в горло и это вскоре возымело своё действие. Однажды, после того, как на маты с грохотом рухнуло корчившееся от боли тело моего противника, Джеймс даже захлопал в ладоши, определённо я делал успехи.
По окончанию пяти недель я сдал непродолжительный экзамен, заключавшийся в стрельбе по мишеням из трёх видов оружия: модифицированного для дальнего боя люгера; новейшего, тридцатидвухзрядного стэна с глушителем и чехословацкой снайперской винтовки ZX-29 системы Холека. Я промазал всего два раза. Затем я уложил двух противников впервые за пять недель вооружённых резиновыми дубинками; одного я вырубил практически сразу, ударив его со всей силы в колено и подождав, пока он чуть опустит голову от боли, рубанул ему в основание шеи ребром ладони, малый захрипел и, выронив дубинку, осел на колени, ухватившись обеими руками за горло. Я не стал его добивать. Со вторым оказалось сложнее, он долго кружил вокруг меня, лёгкими ударами пресекая все мои попытки атаковать, при этом он несколько раз ощутимо саданул меня по кисти и пальцам. Стиснув зубы дабы перетерпеть боль, я, расцепив бляху армейского ремня, вытянул его из лямок штанов. Теперь мы были более или менее в равных позициях.
Несколько раз я пытался ударить противника бляхой в лицо, но тот умело увёртывался, всякий раз подставляя под удар дубинку. Тогда я чуть изменил тактику, теперь я бил ремнём, и тут же наносил удар нагой, целя противнику в пах. Это возымело действие, парень занервничал, распыляя своё внимание и мгновение спустя пропустил сильнейший удар бляхой в голову, покачнувшись он выронил из рук дубинку, кровь сильной струёй потекла из рваной раны на его голове. Чуть отойдя назад, я нанёс сильный удар с разворота, метя ногой ему в грудь.
– Стой! – инструктор Джейсон, стоя невдалеке вместе с незнакомыми мне людьми, поднял руку,
останавливая меня от дальнейших действий. – Хватит с него!
Один из стоящих рядом с инструктором людей, щёлкнул пальцами, привлекая моё внимание.
– Вы действительно никогда раньше не занимались ни чем подобным? – Я отрицательно мотнул
головой. – Хорошо! Тогда очень хорошо! Продолжайте инструктор!
И мы продолжили. Теперь тренировки проходили на улице. Там было что-то типа полигона: кучи сломанной бронетехники, траншеи, воронки от снарядов, натянутые сплошь и поперёк витки колючей проволоки. И я ползал, прыгал, перелезал при этом непременно стреляя; или подкравшись, кидался на воображаемого противника с ножом стараясь во что бы то ни стало перерезать ему глотку.
Меня научили водить разнообразную технику: начиная от маленького джипа и заканчивая лёгкой десантной самоходкой.
Я готов был это стерпеть, но, с тех пор, как мы начали тренировки на полигоне, каждый вечер, перед тем как я засыпал, ко мне в комнату заходил человек в белом халате, доставал из своего маленького саквояжа шприц, наполненный буроватой жидкостью, и вкалывал его содержимое мне в вену. Несколько минут я лежал, чувствуя, как жидкость разливается по всему моему организму огненным вихрем, а затем проваливался в забытьё лишённое сновидений. Но всё же я успевал, перед тем, как окончательно отключиться, уловить едва слышимые звуки начинавшие литься из двух подвешенных к потолку громкоговорителей. Вкрадчивый голос, он что-то говорил мне, разъяснял, приказывал. Я не мог разобрать слов, но смысл. Он был мне понятен. Они хотели лишить меня страха, хотели что б я беспрекословно, словно бездушная машина подчинялся их воле.
