Синичка-лазоревка по прозвищу Синепуговка вспорхнула на нижнюю ветку ивы, нависавшую над заводью, и стала наблюдать за гномом, тараща на него свои глаза-бусинки.
– А, Синепуговка! Рад тебя видеть. Как прошла зима?
– Так себе, – грустно ответила синичка, усевшись на ветке среди мягких ивовых почек.
Прежде чем продолжить, должен сказать вам, что, конечно, звери и птицы не говорили с гномами на нашем языке. Они говорили на своём наречии, которое гномы понимали. Разумеется, в этой книге я переложил их разговоры на наш язык, иначе вы бы не разобрали, о чём они толкуют.
– А твой муж, Синепуговка, как он?
Синица опустила голову и ничего не ответила.
– Ох, мне так жаль, Синепуговка, так жаль, – посочувствовал Меум. – Я знаю, зима была ужасной, одной из самых тяжёлых за всё время, что мы живём у ручья… Бедная, бедная Синепуговка. Но не печалься, – добавил он, – снова пришла весна… Подумай только: теперь еды будет вдоволь, больше никаких морозов и… и… тебе следует найти себе нового мужа. Ведь у тебя остались детки.
Но Синепуговка была безутешна и так сильно удручена горем, что не могла больше оставаться с гномом и улетела.
Меум уселся на солнышке. Галька была тёплой, а жилет из мышиной кожи надоел гному, поэтому Меум снял и повесил его на старый сухой стебель кокóрыша, который рос на берегу поблизости.
Маленькое красное лицо гнома, цвéта старой ягоды шиповника, было сморщенным и покрытым складками, словно обезьянья ладонь. Его борода была почти седой и свисала едва ли не до пояса. Крошечные ладони с грязными ногтями напоминали лапки крота, хотя и были меньше. Руки у гномов весьма длинные для их роста, они выглядят длиннее по сравнению с туловищем, чем у людей. У Меума были длинные заострённые уши, покрытые серебристыми волосками. Посидев на камнях пару минут, он вполоборота развернулся к корням дуба.
– Эй, вы! Тут, на солнышке, так чудесно… Просыпайтесь, снова пришла весна!
Тут же появились ещё два гнома; один, Тысячелист, протирал глаза, а второй, Вьюнок, щурился на ярком солнце. Тысячелист, самый младший, был пониже Меума и носил такую же курточку из мышиной кожи и бриджи из кожи крота, но у него не было бороды, что очень необычно для гнома. По какой-то никому не понятной причине (говоря «никому», я имею в виду не людей вроде нас с вами, а зверей, птиц и вообще всех, кто обитает на берегах ручья) у Тысячелиста никогда не было никакой растительности на лице. И не потому, что он брился, – ни одному гному это даже в голову не придёт, ведь борода согревает в зимнюю стужу. Как я уже сказал, никто не знал, почему у Тысячелиста никогда не было бороды, даже он сам. Но его круглое маленькое лицо было таким же красным и морщинистым, как и у Меума, и в каком-то смысле он выглядел старше, потому что потерял почти все зубы, а делать искусственные вставные зубы гномы не умеют.
Вьюнок, самый старший и самый мудрый из троих гномов, был ниже всех ростом и прихрамывал – из-за своей деревянной ноги. Это было очень хитроумное приспособление: Вьюнок взял чашечку жёлудя, куда прекрасно входила культя, проделал в ней отверстие, а в это отверстие вставил и надёжно закрепил прочную ветку боярышника. Однако нога постоянно изнашивалась, и летом бедному Вьюнку каждый месяц приходилось делать себе новую. Борода у него была – просто загляденье: она опускалась ниже пояса, почти до коленей, и оставалась бы белоснежной, если бы гном не окрашивал её отваром из кожуры грецких орехов, ведь белая борода привлекает внимание, а это никуда не годилось. Гномы всегда были скрытными, а в наши дни скрытность стала для них особенно важна, ведь если бы люди обнаружили гнома, спокойной жизни маленького народца пришёл бы конец. Как эти маленькие человечки вообще дожили до наших дней, остаётся загадкой, потому что, хотя они и обитали в деревенской глуши, безлюдными эти места не были, – настолько безлюдными, насколько безлюдными являются некоторые области Девона и Корнуолла[3], а ведь там, насколько я знаю, уже не осталось ни одного гнома, хотя, полагаю, их всё ещё можно найти в некоторых районах Ирландии.
Вероятно, причина заключается в том, что ни одному здравомыслящему человеку (как и подавляющему большинству безрассудных людей) не пришло бы в голову искать гномов в Уорикшире – графстве, вдоль и поперёк изрезанном дорогами и железнодорожными путями, с множеством городов и посёлков.
В отличие от двух своих собратьев, Вьюнок носил плащ и бриджи из кожи летучей мыши, причём мышиные уши на шкурке остались нетронутыми, и из этой части шкурки был сшит капюшон. В холодную погоду Вьюнок натягивал капюшон на голову и становился очень похож на забавную вытянутую летучую мышь без крыльев. Он утверждал, что кожа летучей мыши гораздо мягче, чем мышиная, и совсем не сковывает движений.
Едва присоединившись к Тысячелисту и Меуму, Вьюнок тут же сел, снял деревянную ногу и положил её на гальку.
– Мне нужно сделать новую ногу, Меум, – сказал он озабоченно. – Эта деревяшка изнашивается, и мне понадобится другая, ведь приближается весна. Хотел бы я найти что-нибудь более подходящее.
Меум взял деревянную ногу и осмотрел её нижнюю часть, поглаживая бороду и так сильно наморщив и без того сморщенный лоб и сдвинув брови, что его глаза почти исчезли в складках кожи.
– Думаю, мы могли бы найти что-нибудь получше. Я спрошу Короля рыбаков[4].
Как раз в это мгновение, словно ответ на мольбу, над изгибом ручья мелькнуло синее пятно, и прямо над головами гномов на ветку дуба, рядом с пятью круглыми чернильными орешками[5], присел отдохнуть зимородок.
Великолепная птица поглядывала вниз, склонив голову набок, и время от времени резко дёргала головой вверх и вниз, пытаясь что-то проглотить.
– Наше почтение, ваше величество, – вежливо обратился Меум к зимородку (в подобных ситуациях он часто говорил от имени всех гномов). – Вас-то мы и желали увидеть. Тут братцу Вьюнку нужна новая нога из чего-нибудь попрочнее боярышника. Прошу прощения за беспокойство, но не посоветуете ли вы что-нибудь?
Некоторое время Король рыбаков молчал – он не мог ответить, ибо только что проглотил шесть рыбок-кóлюшек, и глотка у него был забита.
Гном вежливо ждал, пока зимородок проглотит свою пищу, и через некоторое время птица наконец заговорила.
– От дерева мало толку, вам нужна кость. Я знаю о костях почти всё, ведь мы строим из них свои гнезда, а чего не знаю, того и знать не нужно.
Гномы молчали; они видели, каковы с давних пор гнёзда зимородков: каждый раз, проходя мимо, гномам приходилось зажимать нос. Зимородки очень нечистоплотны в гнездовании; никогда не перестаёшь удивляться, как эти великолепные, царственные создания могут быть такими грязнулями. А вот почему у зимородков такое прекрасное оперение, самое красивое среди всех птиц Британии, – уже другая история.
– А это идея! – воскликнул Вьюнок. – Я никогда не думал о кости.
– Рыбная кость недостаточно крепка, – продолжал Король рыбаков. – Я буду поглядывать и принесу вам что-нибудь покрепче.
Убаюканные журчанием ручья, все какое-то время сидели молча. Прямо перед излучиной, выше по течению, ручей набегал на камни, гладь воды в этом месте словно собиралась в складки, в которых отражались осколки неба. Там было так мелко, что гномы могли перейти ручей вброд, но сразу за перекатом он становился глубже и плавно нёс свои воды, переходя под корнями дуба в глубоководье тёмно-смоляного цвета.
– Ваше величество, а как нынче рыбалка? – спросил один из гномов.
– Дрянь, хуже некуда, хотя выше Мшистой мельницы получше. Но много ловят мельниковы сыновья – сидят там целыми днями. Один из этих сорванцов пытался вчера попасть в меня камнем из своей рогатки. Я полагаю, вы тоже скоро начнёте рыбачить? Прошу прощения…
Тут Король рыбаков издал довольно неприличный звук, так как его пища ещё не вполне переварилась.
