– Где эта фигня? (он выкрикнул другое слово). Ничего не вижу!

– Сюда-а! – прокричала Вайолет. – Сюда его несе-ет! К мосту-у!

– Точно, – подхватил я. – Течение в том направлении.

– Течение в другом напра… – возразил Питер, вторую половину слова ему пришлось проглотить вместе с водой.

Нашу драгоценность мы догнали уже под самым мостом, и только когда выбрались из воды, я заметил неподалеку, по другую сторону моста, одиноко приткнувшуюся к берегу лодку. Толкнув Питера локтем, я указал нее.

– Вот черт! – только и сказал он.

Костюм пострадал несильно, даже почти не намок, поскольку был упакован в целлофановый чехол. Зато мы промокли насквозь, так что идти дальше было, прямо скажу, не очень приятно. Ветер уже вскоре пробрал до костей. Да еще мокрые джинсы то и дело прилипали к ногам. Питер свои снял, так и шел всю дорогу, только накинув куртку. В общем, можете себе представить, как мы выглядели. Хорошо хоть, навстречу никто не попался. И меня уже просто колотило, когда мы наконец добрались до нашего общежития. Так Питер называл дом, где мы жили, хотя на самом деле тот именовался Охотничьим домом, еще с тех времен, когда был частью поместья, в котором теперь располагалась наша школа.

Вайолет сразу убежала наверх, в свою комнату, неся на вытянутых руках костюм, мы прошли на кухню. Питер сказал, надо поскорее выпить чего-нибудь согревающего, с чем трудно было не согласиться.

– Ну и вид у вас! – воскликнула, когда мы вошли, Пилар – содержательница Охотничьего дома. Довольно приятная испанка, в то время ей было лет тридцать пять, хотя выглядела она моложе. – Как это вы умудрились? Дождя вроде не было…

– Спасали костюм, – пробурчал Питер, усаживаясь поближе к плите, на которой шумел, собираясь закипать, чайник. Его тоже заметно трясло.

– Какой костюм?

– Титании. Вайолет взяла в городском театре для спектакля, а на Уолден-бридж размахалась руками, костюм и полетел в воду. Вместе с вешалкой. Вот нам и пришлось…

Пилар улыбнулась.

– Так вы герои.

– Мы идиоты, – сказал я.

– Ага, это самое слово, – поддакнул Питер.

– В смысле?

– Там была лодка.

Пилар прыснула.

– Смейся, смейся, – проговорил Питер.

– Вообще-то, ничего смешного, – сказала Пилар. – Так и простудиться недолго. Вам бы горячего чаю…

Она взяла со стола заварочный чайник.

– …Сейчас сделаю.

– Ну, в принципе…

Питер пристально посмотрел на Пилар, прищурив один глаз.

– …есть и получше средство.

– Это какое? – поинтересовалась Пилар.

– Водка.

– Что?

– Водка. Спирт еще лучше, но где его возьмешь, а водка, может, и у тебя найдется. А?

Он снова посмотрел на Пилар, прищурив теперь другой глаз. Пилар тряхнула головой.

– Ничего себе заявочки!

– А что? Или не найдется? Почему-то мне кажется…

– Мало ли что тебе кажется.

– Так есть или нет?

– Допустим, есть. Неужели ты думаешь…

– Да ладно. По чуть-чуть.

– Нет уж, извини, Питер, но это…

– А почему нет? От простуды самое оно.

– Откуда ты знаешь?

– Я русский. Это многое объясняет, – Питер поднял указательный палец. – И потом… это самое… исключительно в медицинских целях…

Пилар вздохнула и покачала головой, укоризненно глядя на Питера.

– Ладно, средство действительно хорошее, знаю…

Она ненадолго вышла из кухни, а когда вернулась, поставила на стол бутылку с этикеткой на каком-то иностранном языке, потом достала из буфета два небольших стаканчика.

– …Но только по чуть-чуть. Исключительно в медицинских целях.

– Само собой, caro mio! – воскликнул Питер.

– Ну, тогда уж mia cara, – с улыбкой уточнила Пилар. – И это по-итальянски.

– Правда? – Питер выглядел заметно сконфуженным. – Ты знаешь итальянский?

– Да уж получше, чем ты испанский.

Водка обожгла горло, во рту возник противный привкус, но почти сразу по телу стало распространяться приятное тепло. Я и правда почувствовал себя куда лучше. Питер, видимо, тоже.

– Ух, здорово! – проговорил он. Пилар усмехнулась.

– Не сомневаюсь.

Питер посмотрел на нее, чуть склонив голову.

– Тогда повторим?

– Ну уж нет! – схватив бутылку, Пилар поспешно убрала ее со стола. – И выметайтесь отсюда. Вам переодеться надо…

Мы вымелись.

Бумажный самолетик опустился передо мной на парту. Шел урок физики. Учитель мистер Тэлбот что-то писал на доске, повернувшись спиной к классу. Воспользовавшись этим, я развернул послание, поскольку ничем иным сложенный самолетиком листок бумаги быть не мог. И от кого, сразу стало понятно: на листке было что-то написано по-русски. Уже некоторое время я учил этот язык с помощью Питера. На рождественские каникулы мы собирались в Москву, и Питер сказал, что без этого нельзя, его мама не говорит по-английски. Вот только развернуть-то я развернул, да прочитать не успел. Мистер Тэлбот неожиданно возник прямо надо мной.

– Та-ак, – протянул он. – Полагаю, что-то важное, мистер Стэмфорд…

Он взял у меня листок и многозначительно кивнул.

– …Ага. К тому же совершенно секретное. Мистер Уильямс… – теперь он обернулся и смотрел на Питера, сразу же склонившегося над своей тетрадью, – …надеюсь, вы помните, что у нас урок физики, а не русского языка.

– Да, сэр, – отозвался Питер. Мистер Тэлбот снова кивнул.

– Замечательно. В таком случае идите к доске и продолжите там, где я остановился.

Отказаться было невозможно. Печально вздохнув, Питер встал и поплелся к доске. Мистер Тэлбот положил листок в карман.

– Верну после занятий, – сказал он мне, возвращаясь к своему столу.

Питер тем временем осмотрел написанное, немного подумал и заскользил мелом по доске.

– Боюсь, мистер Уильямс, – снова заговорил учитель, – вы ошибаетесь.

– Нет, сэр, это вы ошиблись, – отозвался Питер. – Вот здесь…

Он показал мелом.

– …Так что, я просто продолжил за вами. А на самом деле должно быть так…

Питер стер последнюю часть выкладок физика, написал поверх другую формулу, зачеркнул только что написанное им самим, добавил еще одно действие и подвел итог. Казалось, мистер Тэлбот даже слегка сконфузился. Подойдя к доске, он внимательно проверил расчеты и пожевал губами.

– Ну-у, что же… – медленно протянул он. – Должен признать… вы оказались правы… на этот раз. Можете идти.

Питер направился к своему месту.

– За доблести я чтил его, но он стал властолюбив, и я убил его, – вполголоса проговорил он, оглядев класс, и подмигнул. Мистер Тэлбот, однако, расслышал. Он заулыбался.

– Это, конечно, похвально, мистер Уильямс, что вы цитируете Шекспира. Но было бы еще похвальнее, если бы на моих занятиях вы цитировали что-нибудь поближе к изучаемой нами науке. А тут у вас далеко не все в порядке, о чем красноречиво свидетельствует последняя контрольная.

Прозвенел звонок.

– Что ты мне написал? – спросил я, подойдя к Питеру, собиравшему свои тетради. Он махнул рукой.

– Теперь уже не важно. Собственно, как раз о том, что Тэлбот ошибся.

– Здорово ты его…

Обернувшись на голос, я увидел Эрика Чапмана, неожиданно оказавшегося возле нас. Питер явно не сразу понял, о чем речь, потом махнул рукой.

– А, ерунда.

– Слушайте, парни… – внезапно продолжил Эрик, посмотрев в мою сторону, потом снова перевел взгляд на Питера, – приезжайте на мой день рождения… В субботу… Буду очень рад вас видеть…

– Куда? – машинально спросил я.

– В наше поместье, – воодушевленно отозвался он. – Тут недалеко…

Мы с Питером переглянулись. Лично мне приглашение пришлось совсем некстати, и Питер, это я прочел на его лице, придерживался такого же мнения. Основания на то были вескими. Эрик Чапман, появившийся в нашем классе только той осенью, уже успел заработать определенную репутацию. Держался он надменно, все время бравировал своим богатством. То есть богатством своего отца, недавно купившего поместье Бэрринг-корт в семи или восьми милях от школы, откуда Эрика каждое утро привозил шофер на дорогущей машине. Так себя вести у нас было не принято. Хотя школа и была из тех, которые называют престижными, многих из наших одноклассников развозили на каникулы на крутых тачках, а за Вайолет иногда приезжал шофер ее дедушки, как-то само собой получалось, в школе мы были все равны. Как говорил Питер, мериться папами можно в детском саду, а теперь важно не кто твой папа, а кто ты. И вот с этим у Эрика возникали проблемы.