Завел, объяснил продавцу, что нам нужно, и мы попрощались, я сказала, что завтра уже улетаем.

  Понимающий русский язык человек ушел, и я огляделась. Мы стояли посреди маленького магазинчика, у прилавка столпились трое мужчин, а из-за прилавка улыбался четвертый.

  Все расступились, пропустили нас к витрине и молчали, разглядывая нас, а я рассматривала колбасу на витрине.

  Пока я колебалась, выбирая товар, примчалась женщина, крашенная блондинка, купила сигарет и вышла, а я взяла луковицу и протянула продавцу. Он положил ее в пакет, не взвешивая.

  - Сервелат? - спросил он

  И я увидела темную копченую палку на прилавке. Нет, я еще раз глянула на витрину, и указала на светлую, почти без прожилок жира колбаску.

  Он ловко ее схватил и стал быстро-быстро нарезать. Ломтики колбаски нарастали с ужасающей быстротой.

  - Чуть-чуть, - я на ладони показала, сколько это.

  - Чуть-чуть,- с восторгом повторил продавец, - чуть-чуть, - еще раз повторил он, даже голову наклонил, вслушиваясь в незнакомое сочетание звуков.

  -Чикен, - объяснил он мне, перестал резать кружочки, завернул нарезанное в бумажку, бумажку положил в полиэтиленовый кулек, где уже лежал лук, и показал три пальца.

  Никаких взвешиваний и высчитываний он не совершал.

  Я была вполне удовлетворена соскочившей с потолка ценой, протянула ему пять лир, получила две монетки сдачи, и мы с Аришкой ушли варить суп.

  Пока он закипал, я вышла с табуреткой, сделала очередной набросок на крафте, пыталась изобразить, как домишки карабкаются в гору, нависают над уличкой внизу.

  Тут и Алексей пришел.

  Мясу было вариться полтора часа, и на это время Алексей повел меня на море.

  -Тут рядом, - сказал он.

  Мы шли и шли, на привычной уличке свернули не налево в горку, а направо, прямо в тупик, у которого оказался узкий проход с одной стороны, мы прошли по нему, свернули снова направо, увидели арку под железнодорожным мостом, далее был перекресток...

  Уф, ну понятно, что обратно по этому лабиринту можно было бы и не найти дорогу.

  Наконец, под светофор пересекли шоссе, прошли арку, вышли на перекресток, по которому прибыли из аэропорта и я взмолилась:

  - Если ты не хочешь, потерять меня навсегда, то приходи через час за мной.

  Муж кивнул головой и ушел, а я уселась на лавочке на мягком мартовском солнышке, достала пастель, бумагу, и принялась рисовать.

  Мне было хорошо, воздух был легкий, дымка возле противоположного берега мраморного моря колыхалась прозрачной светлой пеленой, возле мола старые шхуны и катера отражались в воде, качались на небольших волнах, я развела на листе бумаге разлюли малину и стала думать, что лучше бы я нарисовала старую разрушенную стену, тянущуюся вдоль моря, к которой я сейчас сидела спиной, ведь эти развалины тут со времен Византии.

  Но вдали уже появился решительно шагавший Алексей, и я торопливо стала собирать пастель.

  Мясо я переварила, суп оказался не таким уж вкусным, а после раннего обеда мы решили идти в центр, они смотреть подземное хранилище воды с головами медузы, а я не решилась лезть в подземелье и решила начиркать древнюю стелу, регулятор количества воды.

  Идти решили по берегу, хотя Арина страшно протестовала, не желала идти на море, кричала: - Что я, моря не видела?

  Все же мы вышли на набережную и были вознаграждены: к берегу приплыли дельфины и выпрыгивали из воды, а над ними с криками кружились чайки.

  Дельфины привлекли внимание людей, сидящих на лавочках, и они стали спускаться с асфальтового берега набережной на камни, скальные обломки, явно привезенные сюда для укрепления берега.

  Арина попыталась тоже спрыгнуть, но было высоко, она посидела, посидела, пошла искать более удобный спуск и нашла метрах в десяти.

  И они вдвоем с Алешей прыгали по этим камням, Арине стало жарко, но раздеться было нельзя: дул ветерок.

  Набегавшись, они купили два стакана гранатового сока, не спросив предварительно, сколько он стоит, и старикан запросил с них 10 лир! За два стакана!

  В центре стакан стоил 3 лиры, и разливал симпатичный парень с чистыми руками, а тут руки все заскорузлые, не всякий и пить станет из таких рук, и пять лир за стакан.

  Я посверкала глазами, потрясла в воздухе тремя пальцами, и сказала Лешке:

  - Дай 6 лир.

  Он так и сделал; старик покорно взял шесть лир, и спорить со мной не стал.

  Сначала я была довольна, что не дала нажиться за наш счет, а потом стало жалко старика и стыдно, что провалила его попытки заработать побольше.

  Чуть позже мы поднимались в гору, а Арина устала и сердилась, говорила, что мы водим ее кругами, что было правдой.

  Они встали в очередь, я села на лавочку и стала рисовать стелу, потом рядом сел молодой парень, кого-то ждал, клевал носом, зевал, мною, слава богу, не интересовался, может и глазел на рисунок, но молча.

  Потом к нему подсел товарищ. Они сидели, грелись на солнышке, лениво переговаривались.

  Наш покой нарушил немолодой турок, по внешнему виду бомж-бомжом.

  Он стал что-то рассказывать, стоя пред молодежью, нависая над ними, какие-то истории, много историй, или одну бесконечную, как тут поймешь.