– Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного, нарекаю тебя именем- Фарах, что означает – Радость. Ибо нет отныне для меня большей радости, чем ты, дочь моя!

Зейнаб больше было не до смеха. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, когда каждый старался приблизиться к малышке и поздравить счастливых родителей, она в вместе с преданной Гюльсюм вернулась прежним путём в свои покои. Слёзы жгли глаза, но она даже под страхом смерти не позволила бы себе пролить ни слезинки.

О, она отомстит! Она наберётся терпения и будет терпеливо выжидать подходящего момента, чтобы нанести решающий удар всем, кто посмел перейти ей дорогу!

Гызылдаг. Семь лет спустя.

– Ваше высокородие! Фарах ханум! О Аллах, куда опять подевалась маленькая госпожа? Ну почему её никогда не бывает на месте? Ох, и достанется всем нам за недосмотр. Госпожа, ну не пугайте вы так свою старую нянюшку, покажитесь…

Зажав ладошкой рот, я весело прыскала со смеху всякий раз, как кто-то из многочисленной прислуги пробегал мимо огромного раскидистого платана, в ветвях которого я пряталась, так ни разу не догадавшись взглянуть наверх.

Поделом им! Нечего было заставлять ребёнка с абсолютным отсутствием музыкального слуха, два часа кряду бренчать на лютне и пытаться петь, тем самым мучая не только его самого, но и всех окружающих, что имели несчастье не родиться глухими, и вынужденными терпеливо слушать ужасные завывания что он издавал.

Я искренне не понимала, как игра на лютне могла пригодиться мне в жизни, но, к сожалению, никого кроме меня этот вопрос больше не интересовал. Традиции предписывали ханским дочерям умение петь и играть на музыкальных инструментах, и, значит, я тоже должна была это уметь. А такая досадная мелочь, как отсутствие слуха, по логике мучителей, совершенно не должна была беспокоить мою драгоценную персону.

Но меня это беспокоило, и очень! Не в силах больше выносить этой пытки я, воспользовавшись моментом, осторожно улизнула в сад. Забравшись на самое большое дерево, я собиралась просидеть там до тех пор, пока все окончательно обо мне не забудут. А это, увы, вряд ли когда-нибудь станет возможным.

Прежде чем продолжить своё повествование, позвольте для начала представиться. Меня зовут Фарах, а если точнее, то Фарах ханум Шахбаз Шахин- хан гызы, что в переводе на ваш язык означает «княжна Фарах, дочь князя Шахбаза Шахина». Будучи любимицей отца и отрадой очей матери, я, вот уже семь лет кряду, вношу хаос и неразбериху в размеренную жизнь отцовского гарема, переворачивая всё с ног на голову к великому неудовольствию его распорядительницы, супруги повелителя грозной Зейнаб хатун.

Вообще, жизнь в гареме хана мало чем отличалась от султанского или шахского. Здесь так же царила своя иерархия, согласно которой каждый человек, находящийся здесь имел определённый статус. Благодаря вдалбливаемым с младенчества знаниям, я к этому времени уже точно знала, что самым низшим чином были обычные рабыни – бикеч. Именно с этого положения начинали все девушки, попавшие в гарем. Кому-то из них улыбалось счастье подняться по социальной лестнице, но большинство оставалось такими навсегда. В их обязанности входила уборка в помещениях дворца, обслуживание тех, кто находился на более высоком положении, выполнение различных мелких поручений, и всё это за мизерное жалование из казны.

Тем, кому удавалось выслужиться и привлечь к себе внимание высокородных обитательниц гарема, поднималось жалование и открывались двери в иной мир. Эти девушки могли надеяться стать наперсницами тех, кто стоял гораздо выше их на социальной лестнице. У них по-прежнему не было надежды когда-нибудь попасть на ложе правителя, но они, по крайней мере, могли по желанию выйти замуж за приличного человека после десяти лет службы.

Заветной мечтой для каждой рабыни было дослужиться до ранга пейк. Стать личной наперсницей и компаньонкой жены или дочери государя мечтали все. Их услуги хорошо оплачивались, не говоря уже о том, что они становились хранительницами всех главных дворцовых тайн. С ними считались, их боялись. Пейк обязаны были уважать все остальные наложницы. Это был очень солидный статус, практически максимальная иерархия в гареме, которой могла добиться простая наложница, не имевшая интимных отношений с правителем.

А вот тех, кому хотя бы раз посчастливилось провести ночь с государем называли- гёзде. Не зависимо от того было это единожды или несколько раз, гёзде отводились отдельные от остальных девушек комнаты и своя собственная прислуга.

Если гёзде удавалось заинтересовать правителя настолько, что он начинал особо выделять её среди остальных, то она становилась фавориткой – икбал. Фаворитки рожали государю детей и тем самым обеспечивали себе ещё большее жалование и положение. Роскошные подарки, драгоценности и заморские ткани – повелитель был щедр со своими любимицами.

Икбал родившая хану дочерей, называлась- гадын. Этот статус носила и моя мать, так и не сумевшая подарить отцу после меня других детей.

Но главной женщиной в гареме была – Баш-гадыны – фаворитка, сумевшая подарить повелителю главного наследника. Именно ей в наиболее частых случаях доводилось стать валиде – матерью будущего правителя. Её особый статус позволял управлять всем гаремом, который обязан был беспрекословно ей подчиняться. Такой женщиной при моём отце была Зейнаб хатун. Её власть в гареме была поистине безграничной, так как она была не просто матерью наследника, но и, согласно шариату, законной супругой хана. Не важно, что вот уже много лет хан не обращал на неё как на женщину никакого внимания, предпочитая проводить каждую ночь с моей матерью, Зейнаб ханум была истинной госпожой, спорить с которой не было позволено даже мне. Именно по её приказу мне предписывалось проводить все свободные часы за ненавистными занятиями, с которых я, набравшись храбрости, с завидной регулярностью сбегала, ну а потом, с такой же регулярностью, получала нагоняи.

Я так задумалась, что не заметила, как послышались шаги и под облюбованным мной деревом остановился человек. Не поднимая глаз, он, опираясь одной рукой о ствол, насмешливо произнёс:

– Эй, ты там часом не уснула? Предупреждаю, падать будет очень больно.

Джабир! Сын Зейнаб ханум и законный наследник владений отца, он всегда оставался для меня загадкой. Чувствуя его нелюбовь к себе, я всегда старалась как можно реже попадаться на глаза старшему брату, в свои шестнадцать лет славящемуся весьма крутым нравом.

– Как ты узнал? Джабир, пожалуйста, не выдавай меня! – взмолилась я. – Видеть не могу этот адский инструмент!

– Поверь, птенчик, – хохотнул он, – после твоих леденящих кровь завываний, слышных даже в моих покоях, я считаю своим святым долгом никогда больше не допускать тебя к музыкальной комнате.

– Спасибо, – благодарно проговорила я, ничуть не обиженная его нелестной оценкой моих музыкальных данных. Уж что есть, то есть.

От длительного сидения в неудобной позе на жёстком стволе у меня болело всё тело. Поёрзав на месте, я попыталась устроиться чуть поудобнее, когда услышала такое, от чего едва не полетела вниз головой:

– Я собираюсь ловить рыбу в горном озере, если хочешь, могу взять тебя с собой.

Это было невероятно! Старший брат впервые обратил на меня внимание, и я готова была из кожи вон выпрыгнуть, лишь бы с ним хоть немного подружиться.

В свои шестнадцать лет он был уже не невинным мальчиком, но мужем. Благодаря стараниям матери, у Джабира вот уже несколько лет как был собственный гарем, куда отбирались только самые юные и прекрасные рабыни. Взяв лучшие качества обоих родителей, Джабир был высок и физически развит. Чёрные, как эбеновое дерево, кудри красивыми кольцами опускались ему на шею, а пронзительные и глубокие, как ночное небо, глаза под густыми бровями приковывали внимание к удивительно красивому лицу. Я множество раз слышала, как вздыхали по нему все рабыни во дворце. Не надеющиеся привлечь внимание отца, которого вот уже много лет интересовала одна единственная женщина, они мечтали хоть на миг попасться на глаза его сыну, родив наследников которому, могли бы навсегда избавиться от несчастной доли, превратившись в райских птичек, украшающих гарем юного князя.