– Сейчас всё будет хорошо, сейчас мы остановим кровь, – проговорил, суетясь возле неё, Ярослав. – однако красивый был пальчик, оставлю его себе на память – будет мне талисманом. Или оставить его тебе?

До Светы теперь только дошло, что в самом деле он отрезал её мизинец – почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

– Нет, нет, не умирай, ещё слишком рано, – закричал он. – у меня есть обезболивающее, сейчас всё будет хорошо… Насчёт талисмана я пошутил. Когда мы вернёмся, я отвезу тебя к лучшему хирургу, и он пришьёт тебе палец, так что ты даже забудешь, что когда-то его не было на месте.

Свету тошнило.

Крики птиц теперь раздавались как будто бы далеко-далеко, и оттуда же, издали, звучал голос мужчины, которому она когда-то верила и которого любила. Она не понимала, что он говорит теперь, и не понимала, как такое вообще могло произойти – причём именно с ней.

В следующую минуту он правда поставил ей какой-то укол и стало легче, тем не менее дурнота не проходила. Теперь в таком же дурном сне она чувствовала его заботливые руки, и даже понимала – он перевязывает ей палец, пытаясь остановить текущую из раны кровь.

– Просто так было нужно, – участливо объяснил он. – чтобы ты меня боялась… А без этого не интересно играть. Ты ведь тоже хочешь поиграть? Страх и любовь всегда так тесно соединены друг с другом. И ещё боль, потому как ведь невозможно любить другого человека и не причинять ему страдания.

Сейчас Света заплакала. Беззвучные слёзы стекали по её щекам и заполняли глаза, так что всё вокруг виделось мутным и будто не настоящим, как расплывчатые картинки неудачных фотографий.

– Ой, да ты вся вспотела, наверное хочешь искупаться, – сказал вдруг Ярослав. – давай я отнесу тебя на берег.

И он в самом деле поднял её на руках и понёс – снова через те же кусты шиповника.

…Снова колючие ветки царапали её голые руки, однако эти царапины казались мелкими и вовсе не болезненными. Видимо обезболивающий укол, который поставил ей мужчина, действовал не слишком сильно, потому что боль снова возвращалась и теперь прямо пульсировала по всей руке.

Он донёс её до озера и положил в воду – скорее всего от боли у неё случился жар, потому что вода теперь показалась ледяной, будто зимой её опустили в прорубь. Девушка застонала, а ветер в следующую минуту накрыл её всю волной: вода затекала в нос, в рот, но почему-то теперь это казалось даже приятным, может быть хотелось захлебнуться и утонуть прямо сейчас, лишь бы не терпеть то, что творил над ней её мучитель, и лишь бы избежать какого-либо ещё неведомого и страшного продолжения, уготованного ей.

– Купайся, купайся, – повторял мужчина, и его слова по-прежнему доносились будто бы откуда-то издали. – кстати сказать, многие всегда на мелководье ложатся именно на дно – если не умеют плавать, а ты ведь как раз не умеешь.

Вода постепенно переставала казаться слишком холодной, и Света как будто даже испытывала какое-то наслаждение, окутываясь этими прохладными волнами – тело её становилось неожиданно лёгким, боль в самом деле отступала, и сознание как будто начинало понемногу проясняться.

– Всё для тебя, дорогая, – улыбнулся Ярослав. – но ты уже слишком долго находишься в воде, можешь простудиться. Я знаю, ты очень часто простываешь, поэтому пора на берег – сохнуть.

Он наклонился к ней, поднял её на руках и положил рядом с кромкой воды на песок. Теперь вода изредка касалась её ног.

– Тоже, пожалуй, искупаюсь, – сказал мужчина и зашёл в воду.

Света нашла в себе силы, чтобы приподняться и посмотреть на него – смотрела и смотрела, прямо сверлила взглядом, думая между прочим, что вот если он сейчас утонет, она здесь тоже непременно умрёт. Но и если не утонет, она явно умрёт тоже. Однако это будут две совершенно разные смерти…

***

Поплавать он любил, и даже если никогда не заплывал слишком далеко, порой очень долго мог плавать вдоль берега туда-сюда. И сейчас вот так стал плавать, явно наслаждаясь своим здоровьем и своей силой. Света завидовала ему. Теперь даже упрекала себя, что всё-таки не пришибла его тем огромным камнем, когда они только приплыли сюда, упустила этот свой маленький шанс на спасение. И пусть она не умела управлять моторной лодкой, всё равно получилось бы найти какой-нибудь способ добраться до берега – хоть на чём. Но сейчас уже не было никаких вариантов спасения.

Несмотря на то, что минул полдень, солнце припекало очень сильно, однако в том состоянии, в каком находилась сейчас девушка, это вовсе не радовало. Она снова почувствовала подкатывающую дурноту. Подумала, как хорошо было бы сейчас просто позагорать и отдохнуть на берегу, поболтать, искупаться по-человечески и в беззаботном настроении вернуться обратно. Удивлялась, что может о чём-то думать вот так вот – связанная по рукам, по ногам и с отрезанным мизинцем.

Вскоре Ярослав вышел из воды, раскинулся рядом с ней на песке, не постелив ничего. Она хотела бы сказать ему, что совсем не хочет загорать – повернулась, застонала.

– Что, позагорала уже? Перевернуть тебя? Как ты это делаешь на пляже с подружками, – участливо сказал он и подошёл. – все твои желания, любимая. Они ведь наверняка будут последними.

Он перевернул её на живот, прямо всем лицом уткнув в песок, но она не смогла пошевелиться и отвернуться – да в общем, каким образом теперь лежать казалось вовсе не важным. После он снова лёг рядом.

– Помнишь, как мы клялись друг другу в вечной любви, как обещали до самого конца быть вместе, – проговорил он и теперь в этом его тоне вдруг прозвучала даже злоба.

Света притаилась, слушала.

– Так вот, – продолжал он. – я в самом деле буду с тобой до самого конца, я тебя тут не брошу, можешь не переживать.

Об этом девушка и не переживала – точнее даже не надеялась на такое. Теперь она уже не могла думать ни о чём: чувствовала, как здравые мысли исчезают и вообще сознание покидает её, даже очень хотела побыстрее забыться совсем.

В самом деле она всегда сильно любила солнце, и понимая, что может быть это последние минуты пребывания в его лучах, не могла наслаждаться им как прежде – от этого досада и отчаяние переполняли, а где-то вдали продолжал раздаваться голос Ярослава, который говорил с ней, даже повторяя теперь снова и снова своё обещание привезти её в это райское место, рассказывал, как на острове будет тепло, хорошо…

– Тебе ведь в самом деле сейчас хорошо? И в самом деле тепло? Я ведь никогда тебя не обманываю, – твердил он. – правда тепло, хорошо… Тепло… Хорошо…

Однако она понимала – это не он сейчас говорит с ней.

Он молчал, а её болезненное сознание зачем-то снова и снова напоминало ей эти его слова. Он также, как и она, лежал, уткнувшись лицом в песок – и уж точно сейчас наслаждался теплом… И ему в самом деле было хорошо.

***

Прошло неизвестно сколько времени – Света не могла уже контролировать ни минуты, ни часы. Но явно день был на исходе, потому как невозможно ведь ему было длиться бесконечно, и так он уже продолжался чересчур долго – наверняка был самым долгим днём в её жизни. По крайней мере никогда ещё так отчётливо она не осознавала каждый миг – а каждую следующую секунду ощущала своё присутствие в этом мире всё меньше и меньше. Но всё вокруг отдалялось вовсе не потому что она пребывала в полу-сознании, а потому что чувствовала – что-то другое, но явно не её тело, начинает подниматься над этим миром: и над песчаным и поистине райским берегом, и над всем островом.

Ярослав похоже даже задремал, а когда очнулся, всполошился:

– Вот и день прошёл, – сказал он. – с ночёвкой останемся?

Он спрашивал так, будто она в самом деле могла ответить.

– Молчишь… Молчание знак согласия, – продолжал он свой странный монолог. – помнишь, я ведь обещал тебе, что ты останешься с ночёвкой. А мне всё-таки придётся уехать домой.

До Светы понемногу дошло сказанное им: и даже не просто при этом охватил страх, а какая-то животная жуть: остатки того, что ещё теплилось в её теле, сжались и задрожали – может это была душа, кровь или сама жизнь, но девушка теперь окончательно осознала наступивший предел и свою обречённость.