Он и впрямь едва соображал. Почти сразу же Семеркин и Малышев вышли из домика.

– Ну?! – спросила Юля.

Тот же вопрос читался и в глазах Чуева. Римма была близка к обмороку, но никак не падала. Только пошатывалась и поскуливала.

– Жанны там нет, – замотал головой Георгий.

– Не-а, – подтвердил его слова Семеркин.

– А где же она? – спросила Юля.

– Это нам предстоит выяснить, – ответил Георгий. – Вот что, вы сидите здесь, а мы с Никитой обойдем дом.

Они обошли «домик любви» и вернулись.

– Никого, – сказал Малышев.

– Мы обойдем дом метров на сто, – сказал Никита Семеркин. – И вернемся.

– Вначале надо позвонить в лагерь, – посоветовал Малышев. – Что сейчас там начнется, даже подумать страшно…

– Это сделаю я, – согласился с ним аспирант Семеркин, набрал номер профессора Турчанинова и сказал тяжелые, но правдивые слова: – Венедикт Венедиктович, это Семеркин. Нет, все плохо. Руслан Баранников едва жив, голова разбита, думали, что мертв. Ничего не соображает. Может, с крыши упал, я не знаю. Но Жанна Садовникова пропала. Нет нигде. Я не шучу, Венедикт Венедиктович, да, и не пьян. Собирайте команду, берите носилки, санитара – и к нам. Ждем. Да, и позвоните в полицию. Лучше это сделать вам. – Он приземлился на порожек дома. – Я согласен, это кошмар, и ужас, и катастрофа, – кивал он. – Пока не надо полицию? Несчастный случай… Ладно, ждем, – повторил он и, дав отбой, взглянул на товарищей: – Может, и впрямь несчастный случай? Надо Садовникову найти.

– Пошли Жанну искать, – бросил Георгий.

Их крики: «Жанна! Садовникова!» – то приближались, то удалялись. Юля к этому времени омыла лицо Руслана от крови и очень осторожно – голову. Она была разбита, но кость, кажется, осталась цела. Семеркин и Малышев вернулись ни с чем. Все ждали подмоги. К Руслану лишний раз не приставали.

– Слушай, – спросила у нового друга Юля, – ты Жанну хорошо знал?

– Ну, так, – пожал плечами Георгий. – Она из другой группы. Вся из себя…

– Это понятно. У нее был роман с парнишкой с моего потока?

– Я ведь за ней не следил.

– Владлен Сурков? Худенький…

– Возможно.

– Позвони кому-нибудь из своих и узнай. Лучше – девушке.

Георгий кивнул, отошел в сторону и набрал номер. Говорил недолго. Вернулся к Юле.

– Точно, был у нее роман. Именно с Владленом Сурковым. Она его очень быстро бросила из-за какого-то аспиранта с иняза.

– Важная информация, Георгий, – удовлетворенно кивнула Юля.

Вскоре на дорожке, ведущей к охотничьему домику, появился отряд студентов. Впереди вприпрыжку бежал пожилой профессор Турчанинов. С ним соревновался только завхоз экспедиции, а по совместительству санитар – Гребешков.

– Ну, что?! Нашли?! Жанну нашли?! – издалека закричал профессор.

Старика едва удар не хватил, когда Никита отрицательно замотал головой:

– Нет, Венедикт Венедиктович, не нашли. Пропала!

– Боже! Боже! – повторял Турчанинов. – А что Руслан говорит?!

– Да он никак в себя прийти не может, – ответил Чуев. – У него травма головы.

– Я пришел… в себя… Венедикт Венедиктович, – лежа на покрывале, пролепетал спортсмен, ловелас и задавала Баранников. – А где Жанна?

– Тише, тише, – увещевал Гребешков, открыв аптечку и начав дезинфекцию раны. – Тебе нужен покой, Руслан…

– Какой тут к черту покой?! Где Жанна?! – Венедикт Венедиктович рухнул на колени перед раненым студентом. – Я тебя спрашиваю, где твоя Жанна?! Ты ее приволок в этот дом! Ну?! Руслан!

Профессору никто не смел перечить. И впрямь, мужчина должен отвечать за женщину, тем более за ту, с которой у него романтические отношения. И тем более, если они на чужой и даже, как оказалось, враждебной территории. По лицу Руслана было видно, что он изо всех сил старается вспомнить, что же с ними произошло.

– Голова кругом идет, – признался он. – Подождите…

Гребешков только и сказал:

– У него сотрясение мозга, Венедикт Венедиктович. Может, подождем?

– Подождем?! – взревел Турчанинов. – Ты видишь рядом Жанну?! Живую и здоровую?! Подождем! Пусть вспоминает!

К ним подошла Юля.

– Вот отчего у него сотрясение, – девушка протянула руку и показала внушительный камень, на котором обильно запеклась кровь.

– Не зря ты пошла с ними, Пчелкина, – кивнул профессор. – Молодец. – Казалось, он глазам своим не верил. – Это ведь надо еще решиться таким камнем по голове садануть человека! Ты должен вспомнить, должен! – взмолился профессор. – Слышишь?! Садовниковой нет с нами! – Профессор подскочил и стал ходить рядом. – И ты ее видел последним!

Гребешков промыл рану, как ни морщился от боли Руслан, как ни стонал, продезинфицировал ее и наложил временную повязку.

– В лагере будем зашивать, – сказал он. – Крепко тебя саданули.

Руслан перехватил руку санитара:

– Стойте, стойте…

– Что, Руслан? – спросил тот.

Лицо и реплика раненого красноречиво говорили сами за себя.

– Что? – остановился как вкопанный профессор.

– Я кое-что вспомнил, – хватило сил сказать Руслану. – Я вспомнил, кто это сделал…

– Кто?! – вырвалось у Турчанинов.

– Кто, Русик?! – взмолился Никита Семёркин.

– Скажите, пусть отойдут, – попросил Руслан. – Это личное…

– Уйдите, все, – строго приказал профессор.

Все отошли, остались только Венедикт Венедиктович и Семеркин. И Юля – она обошла раненого, как будто решила выполнить его просьбу, но встала у изголовья. Посмотрев на профессора, Юля приложила пальчик к губам. Турчанинову лишь оставалось едва заметно покачать головой, что означало: мол, тебя, Пчелкина, в дверь, а ты в окно.

– Говори, Руслан, – сказал он.

– Мы прослышали, что есть домик на стороне, и решили найти его…

– Мы – кто? – кивнул ему Турчанинов. – Ты и Жанна?

– Да, я и Жанна. Утром после попойки, на второй день, мы решили прогуляться и найти его. И нашли. Тут никого не было. Мы зашли, осмотрелись. И решили… ну, сами понимаете…

– Понимаем, дальше, – вновь кивнул Турчанинов.

– Когда после работы в этот день все пошли купаться на озеро, мы собрали шмотки и двинули туда…

– Мало показалось?

– Вроде того.

– Ясно. Дальше.

– Этой ночью, когда мы занимались любовью, я мельком взглянул на окно.

– И что?! – прорычал Турчанинов.

Лицо Руслана, и без того несчастное, словно свело судорогой. Он покачал головой.

– Я подумал, что мне показалось…

– Да говори уже! – возмутился профессор. – Рассказчик!

– Я увидел лицо женщины. Там, в темноте.

– Женщины? – нахмурился Турчанинов.

– Да, Венедикт Венедиктович. Она прошла мимо, потом вернулась и… прилипла лицом к окну. Я не сразу сообразил, что это. Ведь это была особая ночь. Вы понимаете? Только сошлись. Мы были прям…

– Поглощены друг другом? – подсказал Турчанинов и взглянул на Пчелкину, стоявшую в изголовье раненого.

Та одобрительно кивнула метафоре.

– Ну да! – живо, насколько ему позволяло состояние, откликнулся Руслан. – Все как в тумане! И тут – такое. Она смотрела на нас! Та, в окне. Я вскочил, закричал: «Там кто-то есть!» Но видение исчезло. Я проверил задвижку. Мы были заперты. Все объяснил Жанне. Но она отнеслась к этому очень просто: «Это кто-то из наших. Извращенцы. Пусть смотрят, если им так хочется. – А потом добавила: – Если это наша глиста, я ей лично ноги повыдергиваю».

– Какая глиста? – спросил Турчанинов.

– Вот и я спросил: «Какая глиста?» А Жанна мне: «Зойка, твоя подружка, какая же еще? – и усмехнулась. – Я вчера с ней имела беседу, – сказала она. – За лагерем. Она бросалась на меня, как дикая коша. Требовала, чтобы я тебя оставила в покое. Пришлось ее проучить». Не скажу, что эта новость меня обрадовала, Венедикт Венедиктович. Я думал, что Зоя все это давно забыла. Да это и было-то несерьезно. Под этим делом…

Юля поймала взгляд профессора Турчанинова и отрицательно покачала головой, что означало: нет-нет, Венедикт Венедиктович, Руслан ошибается: Зоя Рыбкина ничего не забыла! Я знаю!