– Что, вы тоже идете ложиться, Лев Иванович?

– Нет, я пока не ложусь, – ответил Гуров, подходя к ней. – А вам, Светлана Павловна, отдых бы не помешал. Вы выглядите совершенно измотанной.

– Да, я сейчас лягу, – согласилась хозяйка. – Но честно скажу, мне почему-то тревожно.

– Тревожно?

– Ну да. Разве мне не о чем тревожиться? Татьяна Борисовна передала мне ваш с ней разговор. Я поняла, что вы беспокоитесь за судьбу детей. Вот и я, как мать, тоже об этом беспокоюсь.

– Поверьте, я беспокоюсь о судьбе ваших детей и о вашей собственной судьбе ничуть не меньше. Я и остался здесь для того, чтобы вас защитить, чтобы с вами ничего не случилось.

– То есть, как я понимаю, вы вообще не собираетесь сегодня спать?

– Нет, я надеюсь, что какое-то время мне удастся подремать, – ответил Лев. – Мне ведь много не надо – достаточно пары часов. Это профессиональное, я привык к такому режиму.

– Что ж, в таком случае я, пожалуй, отправлюсь к себе, – произнесла Светлана, поднимаясь с кресла. – Даже не знаю, чего вам пожелать. «Спокойной ночи» прозвучит, пожалуй, издевкой. Может быть, «счастливой охоты»?

– Да, такое пожелание, наверное, будет более правильным, – усмехнулся Гуров. – Да, и я попрошу вас о том же, о чем просил Татьяну Борисовну. Перед тем как лечь, заприте, пожалуйста, дверь и оставьте ключ в замке. И окно тоже заприте. И надо бы что-то на него повесить, чтобы вас разбудил звук, если окно будут открывать.

– Я поставлю на подоконник вазу. Если кто-то ко мне полезет, она упадет и разобьется.

– Что ж, это хорошее решение. Итак, желаю вам спокойной ночи!

Лев проводил взглядом Светлану Павловну, пока она поднималась по лестнице, пока входила к себе в спальню, потом пересек гостиную и вступил в коридор, ведущий к двери подвала. По пути заглянул в свою комнату. Не включая свет, достал фонарик и осмотрел ее. Все было в порядке. Он закрыл дверь и пошел дальше. А когда проходил мимо двери второй комнаты, которую собиралась занять Татьяна Красовская, ему вдруг послышался какой-то звук. Лев резко открыл дверь, шагнул в комнату и снова включил фонарик. Нет, никого. Только слегка развевалась от ветра занавеска на открытом окне. «Все-таки Татьяна Борисовна – не совсем аккуратный человек, – подумал Лев. – Надо же, оставила окно открытым».

Он подошел к окну, закрыл раму, задвинул шпингалет, обратив внимание на то, как легко, без малейшего скрипа, двигаются в пазах шпингалеты. Затем, снова выйдя в коридор, открыл третью дверь и, спустившись в подвал, вставил ключ в замочную скважину. Но поворачивать ключ не пришлось, так как дверь была не заперта. Кто-то уже успел побывать здесь раньше его. Едва Лев успел осознать это, как вдруг уловил где-то в глубине дома чьи-то осторожные шаги. Кто-то пробежал, что-то тихо стукнуло – может, дверь, а может, створка какого-нибудь шкафа.

Он резко развернулся, бросился назад, в гостиную, но, не добежав до двери гостиной, увидел, как слабый свет из расположенного в гостиной бра мигнул и погас. И вообще весь свет в доме погас. «Он выключил все лампочки! – мелькнуло у него в голове. – Я не успел перерезать провод, и он меня опередил, успел им воспользоваться. Вот дьявол, он все время меня опережает! Но что он задумал? Кому сейчас угрожает опасность?»

Первым побуждением Гурова было включить фонарик и броситься на второй этаж – проверить двери детской комнаты и спальни Светланы Кирилловой. Однако он не двинулся с места и весь обратился в слух. Он был твердо уверен, что неизвестный, затеявший с ним игру в кошки-мышки, находится где-то здесь, в доме, и, скорее всего, совсем близко. А еще он знал, что лишь немногие люди, прошедшие специальную подготовку, способны двигаться в темноте совершенно бесшумно, и очень надеялся, что его противник не прошел такой подготовки. И он ждал, когда неизвестный хоть чем-нибудь выдаст себя.

Так прошло пять минут… Потом еще пять или шесть… Гуров умел ждать. Не зря он долгие часы проводил в засадах, ожидая, пока появится преступник. И вот, наконец, послышался едва различимый шорох. Звук шел не со второго этажа, не со стороны детской, а со стороны столовой. Стараясь двигаться бесшумно, Лев кинулся туда. Вбежал в столовую и остановился. Здесь было еще темнее, чем в гостиной, но он не стал включать фонарик – свет фонаря выдал бы его врагу. Поэтому он подождал минуту, пока глаза привыкли к темноте, и двинулся в обход обеденного стола, стараясь понять, откуда донесся услышанный им шорох. Это был звук чьих-то шагов? Или звук открываемой двери? Он ждал, слушал… И снова тот же звук, только теперь он доносился из кухни. Лев осторожно подкрался к кухонной двери, распахнул ее – и увидел прямо перед собой фигуру в монашеском балахоне.

– Стой! Ты задержан! Руки вверх! – крикнул Гуров и включил фонарик.

Фигура в балахоне не шевельнулась. Он сделал шаг вперед, откинул капюшон, закрывавший лицо неизвестного… И увидел перед собой болванку в человеческий рост – вроде тех, какими пользуются портные. И тут в дальнем конце кухни что-то стукнуло, и оттуда повеяло свежим воздухом. Уже понимая, что он вновь опоздал, поддался на уловку преступника, Лев кинулся к двери и увидел, что она открыта, а в парке кто-то двигался между деревьями. Он выскочил в дверь, побежал в ту сторону…

Пробежав метров пятьдесят, Лев понял, что гонится за тенью. Он не знал, где находится неизвестный. Бегать по парку, искать его можно было до самого утра. Но кто мог дать гарантию, что преступник или его сообщник, если тот действует не один, в это время не нападет на кого-то из обитателей дома? Он вздохнул, выключил фонарик и тем же путем, через кухонное окно, вернулся в дом. Обошел кухню, ища следы пребывания здесь злоумышленника, но никаких следов видно не было. Тогда он прошел в холл и поднялся на второй этаж. Подошел к двери детской и осторожно попробовал повернуть ручку. Нет, дверь не открывалась, она была заперта. Тогда он проделал то же самое с дверями, которые вели в спальни Светланы Кирилловой и супругов Новиковых. Но они оказались заперты.

Лев вернулся в холл, открыл распределительный щиток и вновь включил ночники в холле и гостиной. Затем спустился в подвал и обнаружил там, что и ожидал обнаружить: балахонов, которые он нашел сегодня днем, сейчас на месте не было. А провод, устроенный неизвестным, чтобы управлять распределительным щитком, был на месте. Он достал перочинный нож и перерезал этот провод. Потом запер подвал, вернулся в кухню, подобрал упавшую на пол болванку, закутанную в балахон, и перенес все это в свою комнату.

Пока проделывал все эти операции, ему снова почудился какой-то звук, доносящийся из глубины дома. Он опрометью бросился в гостиную, оттуда в столовую, на кухню… Везде все было спокойно. «Кажется, со мной происходит то же самое, что с моим погибшим другом Игорем Кирилловым, – подумал Лев. – Возможно, ему так же по ночам чудились шорохи, стуки, и он метался по всему дому, пока не упал с лестницы. А может, он не упал, а его столкнули? Что ж, такое вполне возможно. Ведь теперь понятно, что человек, одетый в черный балахон, – это не фантазия, а реальность. Один балахон он потерял, теперь он у меня. Но второе одеяние осталось у преступника, и он им, наверное, еще воспользуется…»

Он еще раз прошелся по всем помещениям на первом этаже, где имелись окна, проверил все рамы, все шпингалеты. Проверил входную дверь и на всякий случай повесил на нее заготовленную заранее связку пустых стеклянных банок, взятых из кухни. Если что, банки должны об этом просигнализировать. После этого Лев отправился в свою комнату и, не раздеваясь, лег на кровать. Дверь он нарочно оставил открытой. Он не боялся за свою жизнь – он боялся за других. И не хотел, чтобы неизвестный в балахоне снова его опередил.

Гуров спал чутко и все время оставался настороже. Но до утра ничего примечательного больше не произошло. Он едва успел встать и снять связку пустых банок с входной двери, как в ней повернулся ключ и в дом вошла экономка Лена.