Сергий немного помолчал.
— И с юридической точки зрения, вы должны понимать и соотносить меру ответственности. Если бы это был обычный лес, разговор мог быть и другой. Хотя я склонен не делать разницы. Я в любом случае осуждаю человека, занимающегося охотой или рыбалкой ради развлечения, как и тем же, плюс безудержной рубкой деревьев, ради наживы. В этой же заповедной зоне на кону жизни многих людей, если не вообще жизнь в самом широком её понимании. И юридическое понятие крайней необходимости и необходимой обороны очень к месту в данном случае.
— Полностью соглашусь, — сказал Семён Аркадьевич, глядя на Татьяну и Дмитрия.
— Исходя из всего, что я сказал ранее, мы уже сейчас с трудом, а в будущем и совсем, тем же составом, не сможем противостоять даже местной коррумпированной власти, если она будет поддерживаться законодательно. Что уж говорить обо всей мощи государственной машины, если она заинтересуется нами. А некоторые подвижки в эту сторону уже есть. Принимаются законы, полностью искажающие смысл особо охраняемых зон. Потому именно для предотвращения всех возможных последствий вы нам и нужны... и мы и хотим привлечь вас. Плохими чиновниками и правителями не рождаются, хоть людская молва и пытается очернить всех вкупе. Плохими чиновниками становятся простые глупые дети, которые до поры до времени живут среди нас. Они мало, что глупые ещё из-за этого и недообразованные и недовоспитанные, а амбиций и желаний через край. А нам нужны умные. Тогда и убивать никого не придётся. Если поддержка в вашем лице позволит системе эффективней бороться с вредными законами, действиями, излишним интересом и теми же браконьерами и другими глупыми и жадными людьми. Не допуская их сюда, а информацию отсюда до них. Всё будет только в рамках ваших полномочий. За исключением того, что знать вы будете больше, но фактов для преследования нас или вас, по закону, не будет.
Сергий опять замолчал на время и в комнате повисла тишина. Присутствующие переваривали информацию.
— Сколько же вам лет? Вы бессмертные? И как так получилось…? — Татьяна смотрела широко раскрытыми глазами со слегка мутным взором, находясь от всего услышанного в несколько подавленном состоянии и совершенно не относящимися к теме вопросами в голове.
— Давайте не будем об этом. Есть некоторые тайны, которые мы оставим не раскрытыми. Скажу так — очень много. А вот Хеде и Ивану ещё больше. Я так понимаю, что ответ на основной вопрос всех удовлетворил. И мы переходим к около значимым. А следом, может быть даже начнём планировать?
— Вы же могли бы лечить людей. От многих неисцелимых заболеваний… Безнадёжных больных, — продолжая озвучивать свои непоследовательные мысли, снова высказалась Татьяна.
— И как вы себе это представляете? Хотя я понимаю вы сейчас не совсем адекватны от необычности информации, — решила поучаствовать в разговоре Ядвига. — Как правильно жить? Заботиться о каждом отдельном человеке или учитывать выживание всего рода? Заботиться о ныне живущих или думать о жизнеспособности будущих поколений? И не надо говорить, что радея об отдельном, мы печёмся обо всех. Если человек болен неизлечимым заболеванием, способным заразить многих и не поддающееся лечению, какой у нас выбор? Или если человек имеет врождённую генетическую болезнь, люди могут купировать её путём операции, но этим не излечишь, а лишь закрепишь отклонение в программе и его потомство будет наследовать его. И тогда что принудительная стерилизация? Где граница выбора между страхом перед неизвестностью, моралью, гуманностью и необходимостью принятия решения, принятие последствий? Согласиться с неизбежным приговором для одного или согласиться взять груз ответственности за вырождение потомков? Была бы возможна генетическая коррекция, был бы другой разговор. Но мы не имеем всей полноты знаний о предмете и не имеем инструментов. А почему? В том числе потому что многие люди и организации, и государственные, и международные, выступают против даже исследований в данной области, считая их бесчеловечными и опасными. Что, конечно, так, если дать этим заниматься дуракам или нацистам, впрочем, это одно и то же. При этом человечным считается обрекать живого на страдания, ведь полностью вылечить невозможно, то есть бытие инвалида, постоянный приём лекарств, а затем ещё и муки за произведённых им на свет больное потомство. Жизнь порой задаёт очень сложные вопросы. На которые, на настоящий момент, нет однозначных ответов в рамках вашего понимания и нынешних возможностей. Лично я, лечу только тех кого точно могу поставить на ноги без последствий.
— Не зная истины, не зная, для чего человек живёт, что происходит после смерти, люди опираются на теории и предположения, нафантазированные ими же и вроде как похожие на правду или слепо верят, опираясь на выдуманные религии и другие сказки. И самое плохое при этом то, что люди перестают искать альтернативу, а иногда её просто не дают искать. Штампы. Те, кто имеет безоговорочный авторитет или мнение толпы, погрязшей в своей заскорузлой убеждённости и невежестве, давящих созданными догмами о нормальности, морали и нравственности. Согласна, что подобные исследования и любые прочие действия с геномом, должны опираться, как и во всём другом, на разумность, рациональность и такое важное чувство, как чувство меры. И это подвластно только умным людям. Иначе, как мы знаем, история закручивается по спирали. Два шага вперёд и один, а иногда и больше, назад...
— Хеда не наезжай, — покачал головой Сергий.
— Да ничего. Я привыкла к её резкости, — грустно улыбнулась Вешникова, — и понимаю, и принимаю её доводы. Но выход должен быть.
— А выход как раз и есть тут в заповеднике. Коащ обладает необходимыми знаниями. Но мы пока не готовы их принять. Некому. Как сказал один из Хранителей: «Нельзя сеять зерно знаний в почву глупости», — чуть успокоившись ответила Ядвига. — Приходится просто ждать. При этом не допуская худшего сценария.
— А что такое разумность? Как её определить? — пытаясь отвлечь внимание от жены, задал вопросы Дмитрий.
— Я надеюсь когда-нибудь человечество научиться точно определять и градуировать это понятие. Современные способы слишком неточны. Для меня же это не проблема. А так могу только привести мой любимый пример неразумности, но это только пример, — Сергий поставил на стол маленького солдатика, изображающего воина с ружьём в форме из времён Кутузова и Суворова, — это идти строем, в полный рост, на пушки, стреляющие картечью. «Богатыри не мы...». Угу. Точно не мы. Даже в те времена можно было придумать что-то другое, чем буквальное понимание лозунга «не кланяться пулям».
— Хорошо о медицине поговорили, — решил сменить тему и сотрудник ФСБ, — свернём в сторону планирования. Хотя бы приблизительного. А потом опять можете дискутировать и философствовать. С удовольствием послушаю. Тем более, учитывая ваше долгожительство, есть парочка вопросов. А сейчас вопрос такой. Любые действия связанные что с выборными должностями, что с назначаемыми, потребуют определённых финансовых затрат.
— В этом плане как раз никаких проблем нет. Как вы правильно заметили наше долгожительство, позволило накопить достаточно много денег и финансовый вопрос в поддержке не стоит. Тем более там всё законно. Средства лежат в банках и работают как в частных организациях, так и в серьёзных инвестиционных мероприятиях. И все они готовы и могут поддержать своих кандидатов, — Матвеевич положил на стол четыре небольшие папки, которые принёс сразу исчезнувший Никодимыч. — Тут необходимые документы, в том числе по финансам и приблизительное планирование. Наша встреча, естественно, не последняя. Потом ознакомитесь и поговорим детально. Главная наша проблема и цель, на настоящий момент, это местная власть. Следующая Москва. К сожалению, мы потеряли Власа. Помощника, который мог решать некоторые щекотливые вопросы так далеко от заповедника. Поэтому рассчитываем на вас очень сильно.
— Ну хорошо, — немного полистав содержимое своего файла и обнаружив ещё и флешку, силовик хмыкнул. — Ну хорошо. Ознакомимся и сделаем всё, что сможем. Всё зависящее от нас в рамках наших полномочий. А сейчас тогда вернёмся к вашему долгожительству. Для начала. Меня всегда интересовало разнообразие наций, населяющих Землю. Это мутация или каприз бога?
