– Ближе к полуночи, – мужчина, ответив на вопрос, обвел троицу взглядом и, не услышав больше вопросов, удалился.

Иван снова посмотрел на девушку, что-то в ней было не так. И он не понимал что. Взгляд скользил по телу убитой, но это неуловимое «что-то» ускользало, как мыло в ванне. Виктор с Семеном вновь принялись за свою работу, оставив Ивана, как истукана, стоять на дороге, тело девушки уже уложили на носилки и заносили в авто.

– Надо пробивать таксистов, – сказал Виктор.

Эти слова стали кодовой фразой, которая вывела Ивана из ступора. Он не слышал, о чем до этого говорили Семен с Виктором, только последние слова привлекли его внимание.

– Таксистов? – переспросил Иван.

– Ну да, – хмыкнул Виктор. – Проработаем версию по Валере, но и другую исключать пока не будем. Может, захотелось какому-то уроду пикантности, видимо начал приставать. А она пригрозила, что заяву накатает, вот он и трухнул да так, что не рассчитал силы.

– Точно, а потом он приклеил ей волосы и сделал хвост, да и били ее не здесь! – как во сне ответил Иван.

– Что?

Виктор прищурил глаза, и глянул на Семена, ища поддержки. Весь его вид так и говорил «что хочет от нас этот сопляк».

– Ее пытались изнасиловать не здесь, если вообще пытались!

– А где? Или ты думаешь, что я не заметил, что на ней почти нет грязи и пыли? Только тогда небольшая нестыковка выходит! Ее убили где-то в чистом месте, возможно в квартире, а потом привезли под самый дом? Совестливый таксист? Так что ли? Зачем везти тело туда, где его сразу найдут?

Всю свою речь Виктор подкреплял взглядами в сторону Семена, ища одобрение своим доводам.

– Почему ты решил, что это именно таксист? И как тогда объяснить чистоту платья?

– Встань к капоту машины, я тебе покажу, как объяснить чистоту платья! Твое останется чистым! – прошипел Виктор.

Иван боковым зрением увидел, как на него косятся участковый и Семен. Ваня повернул голову в сторону начинавшихся улочек, ротозеи расходились по домам, подымая ногами облачка пыли на старой разбитой дороге. Иван еще раз осмотрелся, они находились в небольшой балке, в ложбине которой пролегала та самая ужасная дорога, а на склонах вдали, как грибы, размещались дома людей. Что заставило молодого мужчину закричать? Интерес? Или подсознательная догадка? Или просто он пытался установить полную картину ночи?

– А-а-а! – Ваня крикнул вполсилы, но легкий ветерок подхватил крик, склоны балки выступили резонатором.

Он заметил, как инстинктивно вжал в плечи голову Виктор, который уже успел отойти к машине. Видимо, он решил, что посрамленный психолог не выдержал и бросился на него. Люди же, которые подходили к первым домам поселка остановились и повернули головы в сторону разломанной трансформаторной будки. Остальные настороженно смотрели на странного парня. К Гратко подбежал Виктор.

– Ты чего разорался? – его глаза метали молнии, а ладони были сжаты в кулаки.

– Ее били не здесь, – Ваня грустно посмотрел в лицо мужчины и отвел взгляд. – Ведь ты меня понял? Правда? – психолог не счел нужным отвечать на вопрос оперативника и отошел в сторону.

– Круто ты это, – Семен кивнул в сторону Виктора.

– Что?

Ваня вздрогнул и испуганно глянул на товарища, словно снова погрузился в транс от увиденного. Казалось, нечто вырвало его оттуда на минуту для демонстрации, что даже единственный крик девушки, мог всполошить всю округу. Но криков никто вчера не слышал, а значит, в будку ее занесли либо уже мертвую, либо в бессознательном состоянии. А затем это же нечто снова погрузило психолога куда-то в глубокое подсознание. Семен заметил, как вздрогнул Гратко, заметил и бледность на его лице, и отрешенный взгляд.

– Ты как? Нормально? Картина конечно не из приятных, но ты вроде и похуже видел?

– Дарья беременна.

– Что?

Иван не стал пояснять. Семен напрягся.

– Дарья – это твоя бывшая? Она беременна? – почему-то перешел на шепот.

– Да.

– Это она тебе сказала?

Иван отрицательно замотал головой.

– Нет, я ее видел! – добавил он.

Семен оглянулся по сторонам, проверяя, кто может услышать их диалог. Рядом никого не оказалось.

– Ты что это? – он сделал паузу. – Ты следишь за ней?

– Что? – Иван недоуменно смотрел на собеседника. – Нет, конечно.

Глаза Семена расширились в ожидании пояснений. Иван громко выдохнул.

– Я видел ее из окна маршрутки, она шла по улице, и у нее был этот… – он показал руками живот. – Месяц уже большой, и живот как у этой…

Он осекся. Закусил губу. Сделал несколько глубоких вдохов.

– Я, как только вошел в этот сарай, я думал… блин, – глубокий выдох. – У них у всех у беременных похожи эти платья, я думал сначала, что это она…

– Ты же вроде ее забыл? – насторожено спросил Семен, внимательно изучая лицо Ивана. – Сколько уже прошло?

– Много, – огрызнулся в ответ. – И да, забыл, все нормально, просто, дурацкое совпадение. Вижу беременную жену, – он сплюнул, – бывшую, и тут эта девушка.

– Бывает и такое, главное, успокойся.

Иван не ответил. Да и не хотел этого делать. Женатому человеку, который прячется от жены, чтобы выпить бутылочку пива с друзьями и отчитывается за каждый час опоздания с работы, нельзя объяснить, как можно больше года помнить о бывшей. Он не поймет, он даже не догадывается о таких чувствах. Но страшнее всего Ивану как дипломированному специалисту было осознавать, что в реальности не все так гладко. Психологический абсурд разрастался в его голове, и пока Гратко ничего не мог с ним поделать. Да, он почти убедил себя в том, что за год чувства угасли, что она теперь не его жена, что она носит фамилию другого, что подаренное новым мужчиной кольцо охватывает ее безымянный палец. Иван думал и о том, что смирился и с тем, что она спит с другим. Ведь это нормально для семьи, это подразумевалось во всем, от ее ухода до нового замужества. И, конечно же, Иван знал, что она живет половой жизнью. Но вот несколько дней назад он увидел Дарью с животом, и вся теоретичность, которую он так тщательно выстраивал год и с которой, как ему казалось, он смирился и осознал, стала материальна. А именно, ее половая жизнь с новым мужем обрела документальное подтверждение. И доказательство этому – живот! Она беременна! Он оплодотворил ее! Он засунул в нее… Иван осекся. Заставил себя отвлечься, ведь кое-какие приемы профессии он знал. Он сумел пресечь свою фантазию на деталях физиологии, но объяснить себе, дипломированному врачу, почему факт беременности бывшей жены вызвал новую волну обострения, не смог. Не мог вот уже несколько дней. Это не давало ему покоя. Он детализировал, раскладывал по полочкам, мысленно смеялся над собственной глупостью, но затем впадал в ступор, когда не воспринимал ничего, кроме факта – она беременна. И это утверждение, как злой Арлекин, рушило все логические доводы и сводило на нет любой самоанализ. В этом страхе абсурда Иван и пребывал уже несколько дней.

– Пошли, наш пристыженный «первый сыскарь на районе» уже в машине. Сейчас начнет шипеть.

Семен снова вырвал Гратко из транса, и двое мужчин направились к автомобилю.

*-*-*

Они сидели втроем в кабинете начальника. Когда вся страна взяла курс на европейское развитие, и даже в сараях устанавливали пластиковые окна, а любая бабка могла с легкостью рассказать о типах ламината, то здесь царил дух прошлого. Темные тона, оббитые до середины деревом стены, тяжелые пыльные шторы, не пропускающие дневной свет. Завершали мрачный ансамбль массивная настольная лампа и дубовый стол. Такие столы стояли сейчас разве что в кабинетах директоров солидных банков и министерствах. Иван каждый раз хотел расспросить об истории этого предмета мебели, но каждый раз ситуация казалась не подходящей для такого вопроса. Вот и теперь глядя на сдвинутые брови начальника, под которыми сверкали глаза, ему показалось, что стоит повременить со своим любопытством.

Мужчина лет пятидесяти пяти с массивным телосложением и абсолютно лысой головой разогревался, готовясь к непростому разговору. Его мясистое лицо приобрело пунцовый оттенок, а в уголках большого командного рта собрались слюни, которые отчетливо контрастировали на красной коже. Ивану было неприятно смотреть на эту картину, но служебное, вернее рабочее, положение обязывало иногда устремлять свой ясный взор в лицо начальства. Звали начальника в звании полковник Кратов Николай Львович, но между собой подчиненные именовали его как Кролевич, из-за больших передних резцов и вытянутых ушей.