— С тобой-то всё в порядке?

— В полном, — бормочу.

— Эт хорошо! — радуется Пахан. — А то шеф с нас шкуру бы снял, если бы с тобой что-нибудь случилось.

— Почему? — не врубаюсь я.

— Он ещё спрашивает! — ржёт Гриша, а Пахан деловито кивает.

— Ну что, поехали?

— Куда? — спрашиваю, а они уже берут меня под руки и ведут вниз. — Ещё же рано! У меня работа…

— Тебя уже ждут, Птаха. А работа твоя уж точно без тебя переживёт.

Амбалы зажимают меня между собой и тащат, выводят на улицу, но я не успеваю даже вдохнуть морозный воздух, меня запихивают в массивный джип и везут.

Я тону. Продолжаю тонуть. Медленно и верно опускаюсь на дно какой-то бездны. И самое главное: не могу этому сопротивляться. Не чувствую для этого сил. Абсолютно никаких сил. Я тону.

Знакомый до боли клуб, знакомый до боли этаж, и знакомый до боли номер. Дамир говорил, что будет ждать в другом месте, но почему-то меня привезли сюда. Дверь захлопывается за спиной, я тихо прохожу внутрь и оказываюсь в его руках.

Дамир стискивает плечи и впивается взглядом, осматривает всего меня.

— Мне сказали, что в тебя стреляли, — наконец, произносит он, немного ослабляя хватку.

— Не успели, — мотаю головой. — Охрана остановила.

— С этим ублюдком я разберусь, но что там делал ты?

— Работал, — пожимаю плечами.

— Работал? — глаза Дамира сужаются. — Зачем?

— В смысле? — не понимаю я.

— Тебе нужны деньги? Сколько? Сколько тебе нужно, Ярик, чтобы больше не думать о них? Я дам. Просто скажи — сколько.

Он смотрит на меня. Вгрызается взглядом. Я не могу понять выражение его лица, не могу понять, о чём он думает, но холодный озноб пробивает всё тело. Становится страшно.

Отшатываясь, отступаю назад. Качаю головой.

— Нисколько.

Мне нисколько не нужно от него. Совсем ничего. Я боюсь зависеть от этого человека. Просто пиздецки боюсь. А он прожигает взглядом, нависает надо мной, давит одним своим видом. И лицо такое, будто бы сейчас ударит, сметёт меня нахуй, размажет по стенке!

Сжимаюсь, заслоняюсь от удара, но Дамир не бьёт. Стискивает кулаки, но не бьёт.

— Нисколько, значит? Так, солнышко? — цедит он каждое слово, а глаза, как два дула пистолета — один выстрел, и я труп. — И сколько ты там получаешь, на этой своей работе? — с жестокой насмешкой спрашивает он. — Двадцать? Тридцать в месяц?

Я молчу. Упрямо смотрю на него и молчу. Мне обещали девятнадцать, и я радовался и этому. А ему смешно. Да, ему смешно от таких сумм. Он за каждую ночь со мной тридцатку просто так отдаёт. Блядь! Да ударь уже. Лучше ударь, чем вот это!

— И ты будешь пропадать там всеми вечерами, приходить уставшим, вымотанным, задёрганным? Так? И всё это за жалкие тридцать штук в месяц? — продолжает давить Дамир.

Отступаю ещё на шаг и судорожно вдыхаю носом воздух. Мне его не хватает. Мучительно не хватает.

— Значит так, Ярик, — жёстко рубит Дамир. — Прекращаем этот детский сад. С этого дня ты в той забегаловке больше не работаешь.

Я столбенею. И на несколько секунд прекращаю дышать совсем. Даже теми скудными запасами кислорода, что есть в этой комнате.

Какого хрена? Какого, блядь, хрена?! Он права не имеет! Не имеет!!!

— Это с хуя ли такие заявы? — сжимаю кулаки я. — Моё время, моя жизнь — на что хочу, на то их и трачу. Под твоё расписание я подстроюсь, а дальше не лезь. Мне, блядь, жить на что-то надо. И выкуп копить…

— Выкуп?

Голос Дамира гремит металлом, а губы разъезжаются в диком оскале. И лицо — не лицо уже, а чудовищная маска.

Замираю. Отступать больше некуда.

— Так ты на выкуп копишь, маленький? На выкуп? — с фальшивой ласковостью тянет он, а потом резко обрывает лязгом: — Ты больше не работаешь нигде, Ярик. Никто, ни одна контора не возьмёт тебя, не устроит на работу. Я позабочусь об этом, солнышко.

Всё. Воздух закончился совсем. Навсегда. Дышать больше нечем. Я, как рыба, выброшенная на берег, только наоборот. Наоборот тону! Глотаю чёртову воду и тону! А внутри жжётся токсичная гарь, опаляет нутро, рвётся наружу. Криком.

— Ты уже купил меня? Да? Купил? — глядя прямо в искажённую злобой маску, ору я. — И сколько я стою? Неужели как тачка? Полтора миллиона баксов? Вау! Круто! Целая тачка!

В горле булькает, клокочет, и вместе с криком наружу вырывается смех. Придурочный, истеричный смех. Ноги отказываются держать, и я медленно сползаю по стенке. Сползаю и хохочу.

— Полтора миллиона баксов… Ебать! Какая дорогущая шлюха! Ха-ха-ха… И не жалко было бабло-то выкладывать?..

Почти опускаюсь на пол, но сильные руки хватают, вздёргивают. Пару секунд Дамир буравит меня сумасшедшим взглядом, а затем врывается в рот поцелуем. Резко, сильно, больно. Он вгрызается в меня, буквально насилует рот языком. А я вишу в его объятьях, болтаюсь тряпичной куклой, принимаю этот чудовищный поцелуй. И ничего не могу сделать. Ничего! Я будто марионетка, которой подрезали нити. Даже руку поднять не могу.

А Дамир уже берёт меня на руки и несёт, укладывает на кровать, начинает раздевать.

— Солнышко… — жаркий шёпот обжигает лицо. — Солнышко моё! Ты меня с ума сводишь, Ярик. С ума сводишь…

Он шепчет и целует, целует, целует! И каждое его прикосновение, каждый поцелуй вспыхивает на коже крохотным тёплым огоньком. Огоньком, который проникает вглубь под кожу и растекается там жаркой волной.

Нет. Не хочу! Но Дамир опускается всё ниже, к самому паху, стягивает бельё и начинает выцеловывать член, облизывает его со всех сторон, ласкает языком, а затем обхватывает губами. И я могу только стонать. Стонать и выгибаться от этих чудовищно приятных ласк. Только стонать и выгибаться. Плавиться. Разгораться огнём, что побуждает толкаться ему навстречу, проникать глубже, кричать шёпотом…

Когда я кончаю, Дамир не отстраняется, не выпускает меня изо рта. Он доводит до конца, глотает всё, принимает.

Блядь! Вот почему он это делает? Почему?! Зачем?

Но Дамир не отвечает. Вместо ответов он начинает снова целовать. Растягивать и целовать, исследуя губами каждый миллиметр тела. А потом входит в меня, врывается и трахает, медленно с оттяжкой трахает, и смотрит на меня, смотрит, пожирает взглядом. Он заслоняет всё, весь оставшийся мир где-то там далеко. Есть только он, только Дамир. И мне уже не нужен воздух. Я могу дышать его чёрной водой, впитывая его запах, его тело, его всего…

Не знаю, сколько проходит времени, не знаю, сколько раз кончаю. Я путаюсь, теряюсь в ощущениях, балансирую на грани сознания. Закрываю глаза и хочу провалиться в спасительное забытьё, но ещё держусь. Чувствую тёплые руки, они заботливо обнимают меня, прижимают к сильному мускулистому телу. Телу, которое обволакивает меня теплом с головы до ног. Чувствую его и слышу бархатный шёпот:

— Спишь, Ярик?.. Спи, солнышко. Спи. Я дам тебе ещё десять дней, маленький упрямец. Десять дней на то, чтобы прийти ко мне. Тридцать первого декабря, несмотря ни на что, заберу тебя…

Он говорит что-то ещё, но я уже не слышу. Тьма гасит звуки, а потом и сознание.

========== Глава 14 ==========

Звонок от тёти Нади застаёт меня на выходе из лифта.

— Привет, Ярик, — бодро начинает она. — Ты сейчас где?

— Домой захожу, — выуживая ключи, отвечаю я.

— Отлично! Тогда минут через десять я к тебе подъеду.

Судя по голосу, случилось что-то хорошее, и это немного меня ободряет.

Закрыв дверь, сбрасываю верхнюю одежду и прохожу в опустевший зал. Ни громоздкого дивана, ни стенки уже нет. Я всё продал.

На следующее утро после той сумасшедшей ночи Дамир вел себя спокойно и миролюбиво, подвёз меня до дома и, прощаясь, сказал, что вплоть до тридцать первого декабря будет занят, но новогоднюю ночь планирует провести со мной. Всё ласково и замечательно, никаких угроз, никакого «заберу». А потом я узнал, что Дамир не шутил, когда говорил, что ни одна контора не возьмёт меня на работу. Узнал это, когда пришёл в ресторан и мне сообщили об увольнении, а когда я пришёл по объявлению в другой похожий ресторанчик, то меня просто не взяли. Не знаю, каким образом у Дамира дотянулись руки. Не знаю, как он узнал о моих планах. Но он узнал и дотянулись. Он обложил меня со всех сторон, перекрыл кислород. Мне остался только один выход — бежать. Но сначала — выплатить выкуп. Отвязаться от долга перед мафией. И на это у меня оставались жалкие десять дней. Потому что Дамир обозначил этот срок. Он чётко сказал: тридцать первого заберёт. Выкупит мой долг, купит меня окончательно. И никто ему слова не скажет. Крокодилу насрать от кого получать деньги. И я должен быть первым, я должен опередить Дамира.