Дамир улыбается.
Ну да, для него это смех, а не проблема. Подумаешь, какие-то экзамены! А меня степухи лишат.
— А фамилия у этого зверя-препода есть? — спрашивает Дамир.
— Коновалов, — на автомате выдаю я. — А тебе зачем?
— Чтобы знать, кого давить, в случае чего, — с лёгкой улыбкой продолжает Дамир.
Шутит. Вроде.
Или не шутит?
Бля. Этот же реально задавить может. Нахуй я фамилию Завалова выдал? Отстой!
— Ха-ха! — пытаюсь переиграть всё в шутку. — Если ты его задавишь, то половина универа скажет тебе: «Спасибо».
— Только половина?
— Вторая половина скажет: «Ну, бля!», потому что на место Завалова обязательно поставят кого-нибудь другого, и он может оказаться ещё хуже. Всех не передавишь.
— Ты во мне сомневаешься? — улыбается Дамир.
— Я? В тебе? Да ты что?! — картинно машу рукой. — Ты ещё в школе преподов давил, так что сейчас для тебя это ха тьфу. Плюнуть и растереть, как в игре. Слушай! — чуть ли не подскакиваю я. — А ведь это идея! Забацать такую игрулину: «Завали Завалова»! Нужно с кем-нибудь эту идею растереть…
Так слово за слово проходит время, и мы приканчиваем всю ту гору еды и, что удивительно, не лопаемся. Дамир предлагает меня подвезти, я отказываюсь, но он даже слушать не желает. Когда подъезжаем, прошу его остановить за квартал до дома. Только сплетен во дворе мне не хватало. Дамир хмыкает, но останавливает.
— Ярик, насчёт сегодняшнего вечера, — говорит он, припарковываясь к обочине, — я буду занят. И завтра тоже. Сегодня чуть позже пришлю тебе своё расписание.
— Расписание?
Я удивляюсь, а потом допираю, что у крутых мужиков действительно есть расписание. Но мне-то оно нахуя?
— Зачем?
— Затем, чтобы ты мог грамотно планировать свои дела и не занимать ими время, которое я хотел бы провести с тобой.
Дамир говорит это так спокойно, как само собой разумеющееся. А я смотрю на него и — сказать даже ничего не могу.
Охуеть. Просто охуеть. Мне теперь всю свою жизнь под его расписание подстраивать придётся? Все девять лет? Но он не мой хозяин, а я не его собственность. Не его! Да, он платит за меня Крокодилу, но это не делает меня его собственностью. Он платит за ночь, за время, но не за всё же время!
— Ярик…
Тянет Дамир, а затем обнимает меня за плечи, притягивает к себе и целует, проникает языком в рот. Так по-хозяйски властно, но до чёртиков, до бегающих по спине мурашек приятно.
— Не хочу тебя отпускать, солнышко, — шепчет он прямо мне в губы. — Не хочу. Но нужно. До встречи, маленький.
Кидаю ответное «до встречи», быстро вылезаю из машины и, не оглядываясь, шлёпаю в дорогущих ботинках прямо по грязюке. Мимо торопятся загруженные сумками и жизнью тётушки, хмурые мужики, усталые мамаши с колясками, уткнувшиеся в сотики сверстники, пробегают собачки, срут прямо на тротуар. А каша под ногами привычно чавкает.
Да. Вот это моё. Родное. До боли и до скрежета зубовного.
Нет, вообще-то я привык к другой зиме. К снежной, холодной, чтобы тридцатник и никакого ветра, зато сугробы по пояс. А не вот к этой размазне из воды и льда на асфальте. Но несмотря на разницу в климате, это — всё равно моё. Привычное, понятное, задолбавшее, но моё. А весь тот пафос: мраморные полы, ковры, позолота, красное дерево и прочая хуйня — настолько далеки от меня, что даже смешно от того, что меня в эту роскошь кто-то умудрился засунуть.
Но сейчас я иду по лужам, разбрызгивая грязные капли вместе с ледяным крошевом, и чувствую, как снова врастаю в свой привычный мир, из которого меня на несколько часов выдернули. Врастаю с каждым шагом, с каждым вдохом. А ещё ощущаю, как встают на место мозги. Оказывается, они крепко так съехали набекрень. Основательно. Меня слишком круто взяли в оборот, так круто, что я даже ничего не заметил. И поехал. Поплыл прямо-таки. В направлении к Дамиру.
Я идиот. Жизнь меня, походу, мало била, и я так ничему и не научился. Если мне улыбаются, то я, блядь, улыбаюсь в ответ. Только потому что, а почему бы и нет? Потому что дундук, и потому что, ну я ж могу. Я ж солнце. Мне ж не жалко! У меня тепла мно-ого, на всех хватит. Я космос отапливаю, чо!
Блядь, опять двадцать пять. Вот как я вообще умудрился в него втюриться? Ещё не совсем, но уже ого-го как ощутимо. Потому что, когда Дамир чуток на расстоянии и в окружении всего этого шика-блеска, то да, я ещё соображаю. А вот когда он придвигается вплотную, отгораживая меня от давящего пафоса, то всё, я плыву. Теряю голову напрочь.
И это, блядь, не удивительно. Я доверчивый идиот с душой нараспашку. Мне легко вскружить голову. А Дамир… Как же мягко он стелет, зараза! «Солнышком» называет, «Яриком», разговаривает, слушает, про себя рассказывает, а целуется-то как охуенно! А все эти рестораны, караоке, номера да бассейны. Это как в приличных обществах называется? Свидания, кажется. Ухаживание. И всё так классно и шикарно, но одна мысль покоя не даёт: нахуя ему это нужно?
Все вот эти ухаживания затевают когда? Когда хотят затащить в постель и когда влюблены. В постели у него я и без этих песне-плясок. А насчёт второго варианта? Ну вот какой реальный шанс того, что такой человек, как Дамир, может влюбиться в такого человека, как я? Ну вот реально, Яр. Включи мозги. С одной стороны дохуя Дамир: сильный, богатый, влиятельный, охуенно привлекательный, опасный, в друганах у мафиозника ходит и сам, возможно, мафиозник. А с другой стороны я: никто и звать никак, простой провинциальный парниша, который решил, что умеет петь. Ну и какой у нас шанс, что первый влюбится во второго? Хы-хы. Вот именно. Смешно даже выговорить.
Но тогда вопрос остаётся открытым: нахуя Дамир всё это делает? Ну нерационально так время со шлюхой проводить. Нерационально. А он бизнесмен. Для него время — деньги. Значит, есть какой-то третий вариант, которого я не понимаю. Может, он извращенец, которому нравится вот так играть с людьми? Опять-таки нерационально, затратно и…
А-а-а!!! Нихуя не понимаю во всей этой поебени!
Одно только понятно, что мне нужно тормозить, хватать голову и ставить её на место, пока совсем не уехала.
— Эй, сынок! Сигаретки не найдётся? — прерывает мой поток мыслей хриплый голос.
Опа! Я уже у дома. Совсем не заметил, как дошёл. Ну а на лавочке сидит местный алкаш Семёныч, как всегда уже в поддатии, потому что уже не узнаёт.
— Да не курю я, Семёныч, — говорю я привычную фразу, и дед вскидывается, раскрывает глаза, смотрит удивлённо. — Не признал?
— Не признал, — тянет дед и тут же прищуривается. — А деньжат не подкинешь?
— Не подкину, — качаю головой. — Ты их пропьёшь, свалишься где-нибудь на улице и замёрзнешь. А мне с этим всю жизнь потом жить. Так что — нет.
— Ех-х… — кряхтит старик, и я уже предвкушаю длинную тираду про то, как ему сейчас нелегко и нужно бы подлечиться, но меня опять окликают. Уже по имени:
— Ярослав! Ты ли это?
Зычный голос тёти Раи — соседки по этажу — разносится по всему двору. Большая, в своей неизменной зелёной куртке, нагруженная сумками, она танком движется к подъезду.
— Отучился уже? Помоги донести.
И свешивает на меня все пакеты.
Я не возражаю. Тёте Рае возражать бесполезно. Она всю жизнь отпахала завхозом в кадетском училище, у неё все строем ходили.
— Ты зачем с этим алкашом разговариваешь? — спрашивает она, как только мы заходим в подъезд.
— А что такого? — пожимаю я плечами.
— Это же алкашня! Он себе все мозги пропил. Дружков к себе водит. Покоя от них нет. И ты в эту компанию захотел? — чеканит тётя Рая, пока мы едем в лифте.
— Да какая компания? Просто здороваюсь с ним. Человек же.
Тётя Рая смотрит на меня, как на ненормального.
— Человек, — вздыхает она, выходя на лестничную площадку. — Это ты человек, а он забулдыга пропащий.
Забрав сумки, тётя Рая направляется к двери, затем оборачивается и говорит:
— Я сейчас пироги печь буду, через пару часов забегай, угощу.
Бросив это, она скрывается за дверью своей квартиры, а я открываю свою. Сбросив ботинки и куртку, прохожу в зал и молча смотрю на пакеты, что аккуратно стоят на полу возле дивана.
