Темнота. Она давит, душит. Хочется вдохнуть, набрать в грудь воздуха, но ты не можешь – нечем.

Вспыхивает свет. Невыносимо яркий, режущий. Хочется закрыть глаза, но ты не можешь – нечего закрывать.

Вокруг ничто, пустота. Ты растворён в ней, а она – в тебе. В тебе – пустота. Ты – пустота…

Тебя нет, просто нет. И всё же ты чудесным образом есть. Потому что видишь эту темноту, что так похожа на свет. Видишь этот свет, что так похож на тьму. А ещё ты слышишь: где-то там, за гранью тьмы и света – далёкий голос. Этот голос зовёт…

Юкихана раскрыл глаза и помотал головой, отгоняя это настырное видение, которое вот уже около двадцати лет преследовало его. Всплывало оно не то чтобы часто, но навязчиво, и потому утомляло. Самое непонятное, что он никогда не видел ничего подобного.

«Спросить что ли Цукиюга об этом? – лениво подумал Юкихана, откидывая со лба серебряные пряди волос. – Он же у нас старожил как-никак».

Цукиюга – старик с неряшливыми серыми космами и круглым, как луна, лицом, отличался дикой внешностью и таким же диким нравом, но на просьбы и вопросы всегда отвечал охотно. Недаром за его плечами тысяча с лишним лет. Если не врал, конечно. А врать он умел. Ещё этот старый демон умел скрываться от своих сородичей так, что они попросту не могли его обнаружить, являя себя только на светских вечеринках Акаримэ.

«Придётся наведаться», – тонкие губы досадливо скривились. Все эти вечеринки он считал пустой тратой времени даже с учётом того, что время для демонов не играло никакой роли.

Юкихана обвёл медленным взглядом вечнозаснеженные деревья, что почётным караулом обступали круглую поляну, устланную ровным серебром снега. Этот снег никогда не таял даже под палящими лучами жаркого летнего солнца. Он был вечным, как и сам Юкихана. Изящная нога, обутая в гэта, ступила на снежный покров, и, как всегда не оставляя за собой следов, Юкихана подошёл к самому чудесному и удивительному растению на всём свете.

В самом центре поляны распускал гигантские лепестки Снежный Цветок. Своими очертаниями он отдалённо напоминал водяную лилию, но только очертаниями. Ибо ни один земной цветок не мог сравниться с этим чудом. Снежные тонкие лепестки, украшенные ажурным ледяным кружевом, сверкали на солнце сотней искр, а сердцевина горела расплавленным серебром.

Из этой сердцевины полтора века назад демон и вышел на свет. Снежный Цветок – его колыбель, его Исток.

Юкихана невольно улыбнулся, касаясь чистейшего светящегося снега и проводя пальцами по лепестку. Когда-то давно, когда он был юн и неопытен, и скука не одолевала его, когда не существовало последователей, и никто не думал ему поклоняться, когда даже этот остров ещё не принадлежал ему, тогда он делал себе одежду из этих лепестков.

Кощунство! Но что можно взять с только что родившегося демона?

Теперь у него есть всё: последователи, исправно приносившие жертвы, владения, власть, сила, влияние и вечная спутница демонов – скука. Единственное, что хоть как-то отгоняло её – это любование Цветком. Оно всегда проходило в одиночестве, потому что каждый демон хранил и берёг тайну расположения своей колыбели, для пущей верности ограждая защитными заклятьями и своей силой. Это традиция, и она священна.

Демон тихо вдохнул морозный воздух. Там, за пределами кольца этих деревьев, во всём мире царствовала весна, бушевали ветра, гомонили птицы. Здесь же всегда тишина. Медленно выдохнув, Юкихана сделал ещё один глубокий глоток и сразу скривился, почувствовав сладкую примесь благовоний, какие обычно жгли его последователи, взывая к нему. Одна из неприятных особенностей жизни демонов: где бы ты не находился, ты всегда чувствуешь их призывы.

«Надоели, – раздражённо подумал Юкихана. – Что им опять надо? Ведь даже не ночь ещё».

К навязчивому запаху теперь подключилось ещё и невнятное бормотание двух голосов:

«…Юкиноши, Снежный Убийца, внемли нашим молитвам…» – нараспев читал один голос, а второй шептал:

«Этот ублюдок мало того, что жертву спугнул, так ещё и челюсти нашим щенкам посворачивал. И удрал в метро – быть теперь может где угодно. Лица не рассмотрели из-за маски – с маскарада шёл говнюк хренов. Но один щенок за шевелюру его хватил, так что есть волос…»

«Заткнись и дай сюда! – резко гаркнул первый и продолжил нараспев: – О, Демон Льдов, Юкиноши, внемли нам!..»

«Бездари! – брезгливо поморщился Юкихана. – Даже обряд взывания нормально провести не могут. Вот не внемлю и всё».

Демон скрестил на груди руки, твёрдо намереваясь пропустить все мольбы о помощи мимо ушей, но тут в сладкий запах вплелась терпкая горечь. Она резанула ноздри с такой силой, что он задохнулся и несколько секунд просто не мог дышать. Потом судорожно вдохнул и взял себя в руки.

– Что это?.. – прошептал он.

За всю свою, пусть не такую длинную, как у Цукиюга, но всё ж и не короткую жизнь, Юкихана ни с чем подобным не сталкивался. Он потянулся за этим странно жалящим ароматом в зал, где его приспешники читали заклинания, потянулся к белому клубящемуся дыму.

«Кто?» – мысленно шепнул он.

Дым задрожал, закрутился, потёк струйкой прочь из душного зала, наверх, на улицу. Дальше. Дальше! Он тёк над крышами и палисадниками, дорогами и мостами, и взгляд Юкихана летел за ним, пока тот не остановился возле одного ничем не примечательного выхода из метро. Люди скользили мутными пятнами, и лишь одна фигура была чёткой, ощутимо ясной – фигура парня лет двадцати пяти. Загорелое симпатичное лицо, тёмно-карие глаза, чёрные отросшие волосы – обычный человек. И, тем не менее, не совсем обычный.

Юкихана, стоя возле Истока, вглядывался внутренним взором в это лицо, зная, что и приспешники сейчас ловят смутные образы видения, но никак не стараясь помочь разобраться в них. Он был удивлён. Да, пожалуй, удивлён.

– Кажется, – усмехнулся он, радуясь тому, что скука отступала сама собой, – начинается что-то интересное…

Идзуми размашисто шагал, сам не зная куда. В крови ещё кипел адреналин, а костяшки пальцев саднило.

«Челюсть я ему, что ли, свернул? – рассеянно думал парень. – Ну и поделом! Уроды, блин!»

Максимум полчаса назад ему выпал случай погеройствовать. Возвращаясь с карнавального шествия, Идзуми увидел, как двое парней волокут брыкающегося мальчонку с кляпом во рту. Парни могли оказаться тренированными, они вполне могли быть вооружены не только заточками, но и огнестрелом. Они вообще могли оказаться спецагентами на задании. Но на раздумья времени не оставалось.

Мастер Иёку накрепко вколачивал свои уроки, поэтому тело само вспомнило, как уклоняться и отводить удары, как простым захватом укладывать соперника на лопатки и какими грязными приёмами нельзя пользоваться на ринге, но нужно в реальной драке.

А парни оказались самыми обычными ублюдками, даже попасть по нему толком не смогли. А заслышав полицейский свисток, дали дёру. Впрочем, Идзу тоже дал и хорошо так дал – до метро за считанные минуты долетел. С полицией связываться себе дороже, мало того, что бумажками замучают, так ещё и на тебя же обвинение повесят. Что называется – нет, спасибо.

В общем, мастер Иёку мог гордиться своим учеником – не подвёл, не ударил в грязь лицом. Хотя, в этом мастер никогда и не сомневался. Он всегда считал Идзуми талантливым учеником. Учеником, но не бойцом.

«Сэйнэцу, ты всем хорош, только бойцовской злости нет!» – так он говорил и был прав. Да и откуда злости взяться, когда вместо того, чтобы следить за тонкостями ухватов и приёмов, он следил за грациозностью и пластикой движений, и рука сама собой тянулась к карандашу с бумагой – зарисовать!

Художник он художник и есть, что с него взять?