Тёмный румянец залил щеки Поттера и шею. За этим было очень интересно наблюдать. Взгляд Драко задержался на верёвке, сжимавшей горло Поттера; должно быть, она душила его, потому что Гарри тяжело дышал. Однако он не выказывал никаких других признаков дискомфорта, а просто продолжал яростно строчить, очевидно, больше не нуждаясь в помощи Малфоя. Его рука на бедре Драко была сжата в крепкий кулак, настолько крепкий, что он дрожал от напряжения. Когда Драко посмотрел вниз, он увидел, что запястье Поттера покраснело и потемнело. Это выглядело тревожно нездоровым.

Малфой хотел закричать, но в конце концов просто прошептал: — Перестань сжимать кулаки, Поттер. Ты нарушаешь моё кровообращение. — сказал Драко, потрясённый грубостью собственного голоса.

Поттер перестал писать, кончик его пера завис над пергаментом, а рука застыла в воздухе. Драко чувствовал себя странно виноватым, как будто нарушил какое-то правило молчания. В конце концов, Поттер сделал, как сказал Драко, и разжал руку. Затем он немного поёрзал на стуле, прежде чем продолжить писать строки.

Драко закрыл глаза и мысленно выругался, поражённый собственной глупостью. Почему он велел Поттеру разжать пальцы? Ладонь Поттера теперь лежала на бедре Драко, излучая жар, который обжигал его брюки, нагревая кожу. Не помогало и то, что все тело Поттера, казалось, излучало жар, как будто он превратился в печь. С этим раскрасневшимся лицом он даже походил на раскалённую печь.

Странная мысль пришла Драко в голову, когда он посмотрел на щеки Поттера. Гарри определённо был смущён, как и Драко, но шатен казался чрезмерно смущённым. Возможно, ему понравился поцелуй. Это была мысль, достойная исследования.

Драко уставился на затылок Поттера, тщетно пытаясь прочесть его мысли. Поттер, казалось, был полон решимости сделать вид, что инцидента никогда не было, но Драко хотел знать, был ли Поттер возмущён или заинтригован. Дело требовало тонкого расследования.

— Ты влюблён в меня, не так ли, Поттер?

Рука Поттера дёрнулась так сильно, что он ударил по чернильнице. Она опрокинулась; чёрные чернила потекли на стол, прежде чем Поттер быстро поднял её. Какое-то мгновение он смотрел на неё, словно желая убедиться, что чернильница не собирается убежать, а затем повернулся к Драко, на этот раз осторожно, и прошептал:

— Что?

Драко медленно улыбнулся ему той самой улыбкой, которую Пэнси назвала неотразимой. — Ты влюблён в меня, Поттер, — уверенно сказал он. — А с чего бы ещё тебе меня целовать?

— Я тебя не целовал! — Поттер ахнул, его глаза смешно округлились. — Это был несчастный случай. Ужасный, ужасный несчастный случай. Ты слишком сильно наклонился ко мне.

Хоть он и был раздосадован тем, что Поттер дважды сказал «Ужасно», Драко все же сумел ответить. — О, я не знаю, Поттер. Вот ты — гей и влюблённый в меня, а я — привязанный к тебе верёвками. Насколько удобна такая ситуация? Я начинаю думать, что ты не только поцеловал меня нарочно, но и все это — часть твоего дьявольского плана соблазнить меня.

У Поттера отвисла челюсть. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорил ровным голосом: — Малфой, сейчас я скажу тебе абсолютную правду. — Драко нетерпеливо наклонился ближе, а Поттер продолжил: — Гей или нет, но я никогда не поцелую тебя нарочно. И единственная дьявольская вещь здесь — это ты.

Драко отшатнулся назад, как от пощёчины. Это не должно было ранить. И это не так, решил он, но все равно искал в глазах Поттера хоть малейший признак лжи. Но ничего не нашёл.

— Хорошо, — сказал Драко, уверенный, что его слова звучат так же убедительно, как и слова Поттера. — Потому что я бы никогда этого не хотел. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь, у тебя нет никаких шансов соблазнить меня.

— Если бы я мог, я бы пошёл и поплакал в углу прямо сейчас, — мрачно сказал Поттер и отвернулся. Он положил чернильницу на верхний правый конец пергамента, но она была недостаточно тяжёлой, чтобы удержать её. Не желая ждать, пока Поттер снова прикажет ему, Драко положил руку на стол, не давая пергаменту свернуться. Поттер снова принялся писать.

Слово «ужасный» резонировало в мозгу Драко. Его беспокоило, что Поттер использовал такое слово, когда говорил о поцелуе с ним. Многие девушки говорили Драко, что он чрезвычайно хорош в поцелуях, и они часто хвалили его технику. Недо-поцелуй был несчастным случаем, но было бы несправедливо называть его ужасным несчастным случаем. Простое прикосновение губ не могло служить доказательством чего бы то ни было. Если бы Драко поцеловал Поттера как следует, тот забыл бы, что означает слово «ужасный», и отказался бы от своего предыдущего заявления о том, что никогда не целовал Драко специально. А потом Поттер ушёл бы и плакал в углу, когда Драко сказал бы, что никогда больше не поцелует его.

Вот и все, Драко должен был поцеловать Поттера как следует и выбить из головы этого мерзавца все эти глупые представления об «ужасе». Кроме, конечно, того, что он не хотел целовать Поттера. Однако он решил, что сможет пережить это, если придётся, и, очевидно, у него не было выбора. Ему нужно снова заставить Поттера резко повернуться, чтобы поцелуй казался нарочным.

Драко задумчиво поджал губы. Его взгляд упал на пергамент, и он усмехнулся, прежде чем придвинуться ближе к Поттеру, убедившись, что его дыхание щекочет ухо Поттера, когда он сказал: — У тебя ужасный почерк.

Поттер слегка подпрыгнул, вероятно, потому что не ожидал, что Драко окажется так близко к его уху, но быстро успокоился. Он не обернулся и не сказал ни слова, явно намереваясь игнорировать присутствие Малфоя.

Нежелание Поттера проглотить наживку никогда раньше не останавливало Драко, и ситуация не собиралась меняться. Он наклонился ещё ближе, делая вид, что хочет изучить каракули Поттера. Его скула коснулась щеки Поттера; тот замер и перестал дышать.

— В этом слове нет буквы «Т», дубина. — прокомментировал Драко.

— Это буква «П». — Поттер слегка покачал головой, словно пытаясь сбить его с толку. Он снова напомнил Драко щенка.

«Блохастого щенка». — мысленно поправил он себя.

Довольный тем, что ему удалось разозлить Поттера, Драко снова посмотрел на пергамент. — Ну, это похоже на букву «Т», — настаивал он. — Честно говоря, Поттер, неужели твоя Маггловская школа не научила тебя писать? Ты должен уметь писать разные буквы по-разному. — Драко слегка повернул голову, и его губы почти коснулись щеки Поттера.

Гарри вздрогнул, а затем заскулил: — Ты не можешь помолчать пару секунд, Малфой?

— Я могу, — заявил Драко и, выждав два удара сердца, добавил: — видишь?

Ему показалось, что уголок рта Поттера дёрнулся, но в следующий момент Поттер снова яростно замотал головой. — Твои волосы щекочут меня, — пожаловался он, и в его голосе все ещё слышались жалобные нотки. — Тебе обязательно сидеть так близко?

— Моя рука начинает ужасно болеть, если я отклонюсь слишком далеко, — солгал Драко и вывернул руку, которая была обёрнута вокруг талии Поттера. Его пальцы скользнули под рубашку Гарри, но быстро отодвинулись, коснувшись тёплой кожи. На вкус Драко, это было слишком интимно. Поттер поёжился, но ничего не сказал. Он добросовестно писал свои строки, время от времени качая головой, как будто у него было психическое расстройство, которое превратило его в дёргающегося идиота.

Раздражённый поведением Поттера, Драко слегка отступил, но Поттер все ещё нервничал. Драко заметил, что прядь тёмных как смоль волос обвилась вокруг мочки уха Поттера, явно щекоча его. Поттеру следовало бы положить перо и смахнуть прядь, но, видимо, ему было гораздо легче качать головой и вздыхать с досадой каждую секунду. Возможно, он боялся, что если прикоснётся к уху, то ему придётся прикоснуться к Драко. А может, он просто хотел досадить Малфою до смерти. Или, может быть, он был настолько глуп, что упустил очевидное решение проблемы.

Драко смотрел, как он извивается и дёргается в течение долгих минут, но затем это зрелище стало просто невыносимым. Не обращая внимания на жалобы Поттера, он оставил свою обязанность держать пергамент и протянул руку, чтобы убрать дерзкий локон волос с измученного уха Поттера.