– О чём именно? – спросил он, выбирая лавровый лист, тимьян и стебли петрушки.
– Вот об этом! – она обвела рукой предметы, плавающие в воздухе.
– А, еда? – он на мгновение задумался, что же такое она имела в виду, но затем попросил, – Передай мне, пожалуйста, вон тот кувшин с водой.
Козима вытащила палочку, и Драко снова на мгновение приподнял бровь, удивлённый необычно бледными оттенком дерева, из которого была сделана её палочка.
Кувшин с водой подплыл к нему и мягко приземлился у его ног.
– Спасибо, - сказал он, продолжая готовку. Вскоре в палатке стало тепло и уютно, а тушёное мясо начало истощать великолепный аромат. Он взял полотенце и вытер руки, прежде чем снова повернуться к Козиме, которая сидела с открытым ртом и смотрела на него, – Козима? – спросил он, садясь.
– Как… – начала она спрашивать.
– Откуда я знаю, как готовить? – спросил Драко с лёгкой улыбкой на губах. Козима молча кивнула, – Я долго жил один, и если бы не научился, то умер бы с голоду, – рассмеялся он, как будто это было очевидно.
– Извини, просто мы все считали тебя тем самым избалованным мальчишкой, который купил себе свободу от Азкабана.
– Пожалуйста, не произноси этого слова, – Драко вздрогнул. Его будто окатили холодной водой при одном только упоминании этого места. Он был заточён в стенах этой адской дыры, пока министерство собирало необходимые свидетельства для суда. Ему повезло больше, чем некоторым, так как в его крыле не было дементоров, однако в камерах всё ещё было невыносимо холодно и сыро, не хватало света и минимального комфорта. В течение нескольких недель ему ничего не оставалось, кроме как мучительно обдумывать и анализировать каждое действие, каждую мысль и чувство, которые привели его в эту мрачную камеру.
Он тяжело опустился в кресло, обхватив себя руками. Его разум перенёс его обратно в крошечную, сырую камеру. Он старался не вспоминать те мысли, за которые цеплялся и которые заставляли его сердце упорно биться все шесть месяцев, что он провёл в регулярно затопляемой ледяной комнатушке. Воспоминания о Гарри, которые согревали его душу, когда ледяная солёная вода пропитывала насквозь его рваную и линялую робу. Драко обречённо вздохнул, всё же вспоминая о своих счастливых, но таких коротких отношениях с Гарри. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, возвращаясь в импровизированную гостиную в палатке посреди долин Шотландии.
Он понял, что всё то время, пока он переживал свою собственную версию ада, Козима не переставала что-то говорить.
– Мы все думали, что твоя мать щедро заплатила за то, чтобы твой суд прошёл как можно более безболезненно и быстро для тебя.
– Так вот что думали люди? – холодно пробормотал Драко. В животе начали подниматься гнев и боль от осознания всеобщей неосведомлённости.
– Я больше так не считаю, – пробормотала Козима, и Драко явно услышал смущение в её словах.
– Моя мать, Мерлин упокой её душу, была хрупкой женщиной, которую втянул во всё это мой отец, – он сделал паузу, размышляя, как сильно ему хочется сказать то, что он собирается сказать, и в кои-то веки осознал, что ему плевать на осторожность, и к чёрту Малфоевские приличия, – Я люблю своего отца. Он был великим человеком. Взрослея, я хотел быть точно таким же, как он. Сильный, грациозный, могущественный и, прежде всего, преданный Спасителю волшебного мира. Я вырос на историях о великом Лорде Волдеморте, который однажды вернётся и избавит мир от магглорождённых и полукровок, разрушающих наш образ жизни.
Он вздохнул и на мгновение потёр лицо, пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшей усталости.
– Долгое время я был убеждён, что чистокровные – вымирающий вид, находящийся под угрозой исчезновения. Что как только все магглорождённые и полукровки будут взяты под контроль, наша идеальная жизнь будет восстановлена и защищена. Я верил в это всеми фибрами души, пока лично не встретил самого Тёмного Лорда. Мне было пятнадцать лет, и я был крайне напуган. Мой сильный и могущественный отец тоже был там…
Он громко сглотнул и продолжил.
– Мать была в ужасе. Тёмный Лорд, который всегда внушал лишь благоговейный трепет, оказался на самом деле злым и извращённым волшебником, непредсказуемым в своём гневе и несправедливым в своей милости. Он творил отвратительные, немыслимые вещи, а я, на тот момент лишь подросток, был вынужден наблюдать или помогать под страхом наказания. Мне было всего шестнадцать лет, когда меня насильно заставили принять тёмную метку, заставили присягнуть на верность делу, которое я больше не считал истинным. Я был вынужден пойти на убийство Дамблдора, чтобы вернуть своей семье честь и, что более важно, безопасность, – он встал и принялся нервно расхаживать по комнате, сдерживая обуявшие его эмоции.
– Я никогда никого не убивал, я лишь пытался убить Дамблдора, но уже тогда мои попытки тяжело было назвать упорными. Это то, что я говорю своему отражению в зеркале, когда у меня случаются очередные неприятности. Я не был убийцей! Я помог Пожирателям смерти попасть в Хогвартс, и за это, и за все смерти, виной которым послужил мой поступок, я буду сожалеть всю жизнь. Я сделал всё, что мог, чтобы не следовать за Тёмным Лордом, но всё же меня посчитали одним из его верных слуг. Я не мог уйти, чтобы присоединиться к светлой стороне, просто потому что он убил бы мою, ни в чём не повинную, мать, – он помешал содержимое кастрюли на плите и вздохнул.
– После битвы за Хогвартс меня посадили в тюрьму и оставили там на шесть месяцев… Я ни с кем не разговаривал, не получал писем, в один момент от отчаянья я подумал, что волшебный мир запер меня и выбросил ключ, забывая о мерзком Пожирателе. Мне было семнадцать, я находился в тёмном сыром помещении, меня кормили гнилыми отходами, а тюремная роба, из-за постоянной солёной воды и воздуха, очень скоро истлела прямо на мне. Крупицами общения можно было назвать лишь те моменты, когда я слышал, как кричат другие заключенные, когда приходила их очередь быть избитыми до полусмерти. Авроры отнюдь не были гостеприимными хозяевами. Когда меня наконец забрали на слушание в Визенгамот, у меня было такое количество неправильно сросшихся костей, что я не мог нормально ходить, я сгорбился, я был буквально запёкшимся в грязи, и сейчас даже не хочу вспоминать, чего мне стоило полностью избавиться от тюремного запаха.
Драко провёл рукой по волосам, наслаждаясь их относительной чистотой по сравнению с тем, что было раньше. Козима откашлялась, заставив его поднять на неё глаза.
– Я видела фото в «Пророке».
– Наряду с предвзятыми и вымышленными комментариями, без сомнения, – огрызнулся он, – Меня затащили в зал суда, где всё было так ярко освещено, что мне стало физически больно. Меня окружили плотным кольцом конвоя, боясь показать присутствующим, на что я стал похож, оказавшись под стражей победившей светлой стороны. Я не мог заставить себя поднять глаза, я просто сидел и ждал, когда же очередной бравый аврор уведёт меня в мою камеру. Чтобы вернуть меня к заслуженному наказанию и в мой личный ад.
Он замолчал и закрыл глаза, чувствуя, как подступают непрошеные слезы. Он помнил всё о том судном дне. То, как жесткий, обшарпанный деревянный стул больно впивался в его тонкую и воспалённую кожу, как до кровоподтеков в запястья врезались тяжёлые цепи. Он помнил, как непривычно было оказаться в тёплом помещении, заполненным людьми. Даже в такой тяжёлый момент он осознавал, что, покрытый грязью и ветхими лохмотьями, выглядит жалко и мерзко. От непрекращающейся пульсирующей боли в спине он никак не мог сосредоточиться на голосах, сухо выносящих вердикт его поступкам.
Внезапно сквозь поток шальных мыслей, в голову проник чей-то смутно знакомый голос. Он из последних сил зажмурился, молясь всем известным божествам, чтобы этого человека не было здесь, чтобы он не видел его сломленным и слабым. Но какое дело было богам до жалкого Пожирателя. Гарри чёртов Поттер никуда не исчез из зала суда и не прекратил свою речь. Избранный видел своего поверженного соперника, смердящего и дрожащего от любого громкого шороха. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, никуда не исчезнувшее смущение заполнило каждую клеточку тела Драко. Только раз он осмелился поднять на Поттера глаза и тут же пожалел об этом. Мальчик, которого он знал и полюбил ещё в школе, был уже не мальчиком, а мужчиной. Он возмужал, его одежда, хотя и не соответствовала былым стандартам Малфоя, была чистой и элегантной, цвет мантии эффектно подчёркивал зелень его глаз. На краткий миг тёплое чувство поднялось где-то в районе солнечного сплетения и побежало по всему телу, грея и оглаживая израненное тело и душу арестанта. Когда Гарри вновь заговорил, и их глаза встретились, Драко потребовалась вся его сила, чтобы не отвести взгляд.
