Единственный, кого при жизни любил писатель, это прекрасный Он Сам. И эта удушающая любовь тоже останется с ним навсегда. Добавьте к этому нажитые им комплексы и мании – перед вами подробное описание христианского ада.
Писатель Эдуард Лимонов выстроил для себя этот ад уже на земле. Таких горбатых, как он, не меняет даже могила. Вернее, не так. Именно могила и не исправит таких, как он.
10
Где-то через полгода после того, как я сходил в лимоновский бункер, мой журнал с окнами на Эрмитаж закрылся, и я пошел работать в еженедельную газету.
Помню, я сидел в буфете редакции, и помимо меня за столом сидели несколько коллег. В том числе длинноволосый приятель Дмитрий.
Мы обсуждали редакционную политику. Газета, в которой все мы работали, явно нуждалась в повышении градуса. В инъекции здоровой желтизны. Но никто не знал, как добиться этого эффекта.
Попивая кофе, я сказал:
– Хорошо бы завести рубрику «Как я дал по морде тому-то и тому-то». То есть раз в неделю я мог бы отправляться на какой-нибудь раут и бить новому персонажу в торец. А потом рассказывать читателям обо всем, что было дальше.
Коллеги согласились: идея хорошая. Под эту лавочку главный редактор даже дал бы деньжат, чтобы перед апперкотом хлопнуть для храбрости.
– Договорились? Заводим такую рубрику?
– Договорились! Заводим! С кого начнем?
Все начали перебирать в уме кандидатуры. Я сообразил первым:
– Может, с Лимонова?
Дима скривился:
– Забудь об этом!
– Почему?
– Лимонов качается. Каждый день – гантельная гимнастика и полсотни отжиманий. Если ты треснешь ему по зубам, он отделает тебя так, что на этом рубрика просто закроется.
Тогда я промолчал. Но если вы думаете, что во мне нет ни капли тинейджера, то ошибаетесь. Эта идея долго еще бродила у меня в голове, и я просто ждал подходящего случая.
Случай представился тем же летом. По делам я приехал в Москву, шел неподалеку от Манежной площади, а навстречу мне шел писатель Лимонов в сопровождении мясистого телохранителя.
На писателе был кожаный пиджак. Накачанные гантелями руки едва умещались в тесных рукавах.
Я остановился. Он шел прямо на меня.
Я бросился ему наперерез и, путаясь, пробормотал:
– Эдуард Вениаминович! Знаете… дайте, пожалуйста, автограф!