У водителя, который подвозил меня из хабаровского аэропорта, были бегающие глаза. Всю дорогу он бубнил что-то о головорезах из комсомольской мафии, приставленных к горлу ножах, за копейки зарезанных таксистах. Денег за пятнадцатиминутную поездку он попросил столько, будто доехал непосредственно до Петербурга.

При выезде из аэропорта стоял огромный стенд с лицом первооткрывателя местных земель Ерофея Хабарова. Из аэропорта водитель отвез меня к железнодорожному вокзалу. Перед вокзалом Хабарову стоял памятник. Все вокзалы моей страны пахнут одинаково: смесью хлорки, лука из пирожков и запаха рвоты. Мимо очереди в кассу бродили дети с характерными отеками на лице: дети нюхали клей «Момент».

Я не собирался задерживаться в Хабаровске надолго. Я хотел купить билет на ближайший поезд и уехать отсюда.

В очереди передо мной стоял паренек, который ел… даже не знаю, что это было. Но пахло оно омерзительно. Доев, паренек громогласно рыгнул и начал, громко цокая языком, чистить зубы.

Кассирше нравилось отказывать людям. Ни один клиент не отошел от ее окошка, получив то, что хотел получить. Я тоже не отошел. Я хотел уехать прямо сегодня, но кассирша сказала, что билеты есть только на завтрашнее утро.

Я не спорил. Достав из кармана деньги, я заплатил за билет на поезд, уходящий завтра с утра.

Ночь я провел в вокзальной «комнате отдыха». За $4 мне была выделена койка в восьмиместной комнате. Помимо меня там ночевал всего один человек и несколько миллиардов острозубых тварей, которые ночью искусали мне все, что торчало из-под одеяла: руку, грудь, лицо… Лицо было особенно жалко.

Дизайн помещения не менялся со сталинских времен. На дверях туалета были не буквы «М» и «Ж», а силуэты мужчины в допотопной шляпе и женщины с высокой прической. Чтобы из окон не дуло в щели, на подоконнике лежало несколько старых, местами прожженных матрасов.

Что творится снаружи, видно не было. Зато были слышны вечные звуки вокзалов: эхо от радиоголосов, крики женщин, лязг колес по стыкам рельсов.

Время в Хабаровске отличается от московского на семь часов. Спать я лег в восемь вечера, а проснулся в три ночи. Чтобы никого не будить, тихо сидел в коридоре. Пил кофе. Молчал.

На Дальний Восток я ездил, чтобы написать о людях, которые гоняют из Японии ворованные автомобили. Интервью с гангстерами вышло вроде бы ничего. Я достал из рюкзака диктофон, включил, проверил, как там все записалось.

– Подержанными машинами в Японии торгуют пакистанцы. Японцы их не любят. Русских тоже не любят. А русские не любят ни японцев, ни пакистанцев. Но все как-то уживаются.

– К русским в Японии действительно плохо относятся?

– А за что к нам хорошо относиться! У японцев, например, есть обычай: по дому ходить босиком. Обувь и зонтики всегда оставляют за порогом дома. Идешь, а на крылечке кроссовки всей семьи, зонтики в подставках. Ага! Русские как пришвартуются, в первую же ночь бегом в город. С целой улицы обувь соберут в громадные сумки – и на корабль!

– Ты тоже воруешь?

– Редко. Я специализируюсь по машинам.

Нажав на перемотку, я прокрутил пленку немного вперед и еще раз включил.

– Десять лет назад гонять было действительно опасно. А сейчас в нашем бизнесе убивают редко. По всему Приморью криминал остался только в Хабаровске. Если Хабаровск проскочил, то дальше тебя никто не тронет. В Сибири дороги пустые. Едешь-едешь целый день. От силы одну машину встретишь.

– А как нужно проскакивать Хабаровск?

– Проще всего заплатить $30 милиционеру. Он связывается с бандитами и провожает тебя до границы области. Почти стопроцентная гарантия. Можно заплатить и самим бандитам. Обойдется в $100-200.

– Все платят?

– Некоторые до сих пор пытаются проскочить без платы. Набиваются в машину человек по пять-шесть. Все с ружьями. Для таких случаев у бандитов есть особые старые машины. Они на полном ходу таранят ими проезжающие иномарки, мнут их, на ходу бейсбольными битами крошат стекла. Умудряются на скорости 120 км ножами распарывать покрышки. В общем, цирк!

Я выключил диктофон и убрал его обратно в рюкзак. Помимо диктофона в рюкзаке лежала только смена белья, пара газет и три метра туалетной бумаги. В шесть утра я рассчитался за ночлег и вышел в здание вокзала.

Вокзал в Хабаровске ничем не отличался от сотен остальных русских вокзалов: сумасшедшие с натянутыми на руки носками, косматые старухи, воры с металлическими зубами, черные от пьянства и грязи проститутки.

Прислонив костыли к стене, на бетонном полу спали бездомные. Милиционеры с дубинками кокетничали с визгливыми вокзальными девицами. На корточках сидели темнокожие нерусские люди.

Город был покрыт густым слоем белого тумана. Выглядело это как дискотеки времен моего тинейджерства. По длинному бетонному туннелю я прошел на перрон. Вернее, никакого перрона не было. Просто ровное место между торчащими из земли рельсами.

В туннеле было грязно и темно. Обледенелые заплеванные стены. Указатели лаконично сообщали: справа запад, слева – восток. В одном месте пульверизатором было написано: «Punk yes dead».

Еще не рассвело. Голос в динамиках уже объявил посадку на «экспресс номер 1», но сам поезд еще не подошел. Я стоял и ждал. Холодно было так, что я старался не делать лишних движений. Боялся, как Терминатор-2, развалиться на мелкие обледенелые кусочки.

Потом поезд подошел. Вагоны были покрашены в цвета российского флага. В моем билете указывалось, что ехать мне предстоит в 15-м вагоне. Прицеплен он был сразу за 9-м.

Проводница в очках спросила:

– Ко мне?

Посмотрела билет и еще спросила:

– А докуда?

Утренний холод не дал мне подробно рассказать ей, докуда я еду.

– Погоди. Не влезай еще. Сейчас хунхузы выгрузятся.

– Кто?

– Полвагона китайцев. Сейчас вылезут.

Китайцы были опухшие со сна. Перед собой они несли огромные баулы . За китайцами наружу выскочили и просто пассажиры. Они купили себе пива в двухлитровых бутылках и заскочили обратно.