Священник, стоящий за алтарем в домашних тапочках, торчащих из-под длинного облачения, выглядел непривычно.

Он прочел всем нам проповедь. Проповедь была хорошая. О чем в ней говорилось, я вам не скажу.

После проповеди начался сам обряд приема в Орден. За почти тысячу лет обряд ничуть не изменился. В промерзшем Петербурге начала третьего тысячелетия все происходило так же, как в теплой средневековой Франции.

– Чего ты просишь?

– Прошу тебя, сестра, принять меня в Орден проповедников…

Вновь принятым доминиканцам давали крестик на золотой цепочке. Крестик был черный с белым – тех же цветов, что и одежды доминиканских монахов.

Во всех больших католических Орденах существует как бы несколько под-Орденов: мужчины-монахи, женщины-монахини и миряне. Меня, венчанного по католическому обряду парня, принять могли, разумеется, только в общину мирян.

Выходя из дому, я, как дурак, нарядился в кожаные джинсы. При попытке встать на колени джинсы скрипели и не желали сгибаться. Ну да ничего. Я тоже крепкий парень. Согнул-таки их. Больше никогда не стану носить эти джинсы.

Петербургская община доминиканцев состояла в основном из женщин старше меня. Еще год назад я бы удивился: зачем мне общаться с такими женщинами?

Теперь я понимал: это моя семья. Люди, более ценные для меня, чем семья. Те, у кого мне предстоит учиться.

А потом священник через голову стянул облачение, монахини пригласили нас в соседнюю маленькую комнату, и все сели пить чай с пирожными.

Лично я чай не пью вообще никогда. Сестры сказали о'кей, отвели меня на кухню и выдали банку настоящего кофе из Латинской Америки. На кухне возле высоченного холодильника висела фотография: сестры в праздничных монашеских облачениях стоят возле ватиканского собора Св.Петра.

У той монахини, что мыла для меня чашку, на безымянном пальце правой руки было надето обручальное кольцо. Невеста Христова.

Священник, улыбаясь, рассказывал, как недавно ездил в Краков на юбилей. Один из краковских доминиканцев отмечал шестьдесят пять лет священства.

Я удивился: – Шестьдесят пять?

– Шестьдесят пять. Он стал священником в 1936-м. И с тех пор каждое утро встает, умывается и идет в часовню молиться. Ничего нового: каждый день встает, умывается, идет молиться. Шестьдесят пять лет подряд… Мир несколько раз полностью изменился с тех пор, как он начал ходить в эту часовню… а он и до сих пор туда ходит. Говорят, в том месте, где он молится, в огромных каменных плитах образовалось углубление, продавленное человеческими коленями.

Допив кофе, я вышел на лестницу и выкурил сигарету. Стены на лестнице покрывались инеем.

Первая ступень принятия в орден называется «постулат» и длится год. Затем следует «новициат». Это еще год – три. Потом можно приносить обещания на всю жизнь.

Несколько лет… каких-то несколько лет, и я – доминиканец.

1990-е… странное время. Чем я только не занимался на протяжении этого десятилетия. До годов, начинающихся с цифры «20», мог, наверное, и не дожить. Однако дожил. Жив до сих пор. Крещен я был в Католической церкви. Так уж получилось. То есть я, конечно, могу сказать, что Господь хотел, чтобы получилось именно так, но вы ведь не поверите, да?

Я был крещен в Католической церкви, будучи взрослым парнем: двадцать мне уже исполнилось.

То, что было до, и то, как стало после этого события… это было даже не разными частями одной жизни, а двумя разными жизнями. Я имею в виду, что очень серьезно отнесся к тому факту, что был крещен в Католической церкви.

Крестили меня утром, а уже вечером все сережки были вытащены из моих ушей, футболки с нецензурными англоязычными надписями отправились в мусоропровод, а компашки любимых «U2» были раздарены знакомым…

Разливное пиво и растатуированные подружки остались в прошлом. Началась совсем другая история. Это было хорошо.

Я читал отцов Церкви, а приятели отжигали на первых rave-parties. Они уезжали на танцульки в Гоа, а я пешком отправлялся в паломничество в Могилев.

Так продолжалось какое-то время… а потом я огляделся и вдруг увидел, что все уже не так… что сережки и футболки на старых местах… что в CD-проигрывателе опять надрывается «U2»… а отцы Церкви лежат недочитанными.

Однако это был не окончательный финиш, а всего лишь промежуточный. Осенью 2001 года Господь, богатый милосердием, еще раз тихонечко позвал меня по имени.

Мне была дана еще одна попытка. Шанс жить правильно.

Я не был уверен, что действительно знаю, как это – правильно. Мне предстояло сыграть партию в игре, в которой я не знал и половины правил. Да и откуда мне было знать, как правильно, если всю предыдущую жизнь я старался жить как раз НЕправильно?

Перед тем как уйти из монастыря, я все-таки задержался еще на немного и спросил у священника: что же мне делать теперь? Как жить дальше?

– Ты действительно хочешь жить правильно?

– Да. Хочу. Это сложно?

– Чтобы жить правильно, нужно просто жить. И смотреть, как у тебя получается. И если получается неправильно, если ты видишь, что упал, то нужно вставать и еще раз начинать все заново. Понимаешь?

– Если честно, нет.

– Ничего страшного. Ты поймешь. Иди вперед, но каждый раз, когда упадешь, поднимайся снова.

– Да?

– Конечно! Давай поговорим об этом через год. Давай?

Я сказал: «Хорошо». Так начался год, о котором я хочу рассказать вам.

На протяжении этого года мне предстояло учиться. Начать все заново и разучить множество само собой разумеющихся штук. Типа как ходить? как говорить? как поступать с окружающими? Я опять был словно ребенок.

Это ведь только кажется, будто жить – занятие элементарное. На самом деле это искусство. Более сложное, чем плетение макраме или компьютерный дизайн.

Мне предстояло пересмотреть множество вариантов. Но скажу сразу: я нашел верный. Тот, вернее которого не существует.

Отыскать его было сложно, но я сумел. Я потратил на это год, но все-таки нашел КАК следует проживать огромное количество времени, именуемое словом «жизнь». Получилось у меня не сразу, но это ничего, потому что вы ведь понимаете: могло и вовсе не получиться.