Успокоиться, не пить, вести себя как человек было для меня не проще, чем вести себя как птица и, размахивая руками, летать вокруг вагона.
В Ялту мы приехали рано утром. Вышли на перрон, и я с удивлением заметил, что, оказывается, с собой у подружки был большой солнечный зонтик. Она говорила, что еще в Петербурге я помогал вносить этот зонтик в вагон, но я абсолютно этого не помнил.
Какое-то время я отсыпался. Потом выполз за порог арендованной квартиры, выпил пива, прогулялся по ялтинскому бульвару.
Вон там мы десять лет назад сидели в уличном кафе. Вот тут на второй день по приезде познакомились с двумя смешливыми крымчанками. У девушек были крашеные шевелюрки и круглые сисечки…
Теперь все было иным: мне уже исполнилось двадцать девять, а Мыльник к этому времени уже умер.
8
Я жил своей жизнью. А он своей. Мне казалось, что наши жизни здорово отличаются.
Медленно, но верно я становился лучшим газетным репортером северной столицы. Из карьерных соображений иногда мне приходилось нацеплять галстук, но я знал: тылы прикрыты. В окраинных купчинских гетто живет мой друг, свободный настолько, что даже не слышал о такой штуке, как карьера.
Он был тем, кем я мог стать: live fast, die young. Но, к счастью, не стал. Я был уверен, что иду в гору, а он сползает вниз. Мне было приятно, что этот парень был стопроцентный панк, и еще приятнее – что панк все-таки он, а не я.
Мой друг жил как жилось. И в то время я думал, что, может быть, мне тоже стоит жить именно так. Если бы в то время мне рассказали, будто на свете бывает какая-то еще жизнь, то я рассмеялся бы и не поверил, что действительно бывает.
И все-таки его жизнь мне не нравилась. Жить как живется – в этом мне виделся какой-то подвох. Я пил не меньше, чем он. Может быть, даже больше. Но я пил дорогие напитки и делал это в компании светских львов. Я верил, что разница между нами существенна. Чем дальше, тем сильнее я боялся стать точно таким же, как мой друг. Виделись мы редко. Последний раз – месяца за два до того, как он умер.
9
Получилось так, что я заночевал в чужой квартире, которая располагалась всего за пару кварталов от мыльниковской, и, проснувшись с утра, подумал: почему бы не зайти к старому другу?
Как и положено, сперва я постучал в окно и только потом позвонил в дверь. Не открывал он долго. Я начал думать, что, может быть, мне отказано в посещении. Но оказалось, что Мыльник просто спал.
– О! Привет! Деньги есть?
Я прошел не разуваясь, дошагал до кресла и закурил. Кресла, как и десять лет назад, стояли друг против друга. Только «The Cure» Мыльник давно уже не слушал.
– Деньги, говорю, есть?
– Нет.
– Совсем нет?
У меня действительно не было денег. Накануне я напился за чужой счет и теперь даже до метро мне предстояло идти пешком.
– Совсем нет.
– Повторяю последний раз: совсем-совсем?
Может, все-таки есть?
Я порылся в карманах. В карманах брякала мелочь. В общей сложности меньше четверти доллара.
– Вот. Это все.
– Ха! А ты говоришь, нету! Ща все будет!
Отобрав у меня мелочь, Мыльник исчез. Я успел выкурить еще сигарету. Вернулся он с бутылкой из-под «Фанты» и парой молодых людей: юношей и девушкой.
Девушка была дико косоглазая. Чтобы понять, в какую именно сторону она смотрит, мне приходилось серьезно напрягаться. Девушка вымыла всем по стакану.
– Что это?
– Ты не в курсе? Это «Льдинка».
– Это пьют?
– Еще как пьют! Отличный напиток!
Тощий мыльниковский собутыльник рассказал, что вообще-то напиток предназначен для мытья то ли окон, то ли автомобилей. Но за два подъезда отсюда живет дядя Гурам, который в промышленных масштабах разбавляет «Льдинку» водой и фасует в такие вот бутылочки.
– Слушайте, вы серьезно? Станете это пить?
– А ты не станешь?
– Разумеется, нет.
– Хорошо. Не пей. А мы выпьем. Правда, Наташа?
Косоглазая Наташа кивнула. Она-то, конечно, выпьет. Дядя Гурам разбавляет жидкость в нужных пропорциях. Он заботится о клиентуре и никогда не забывает капнуть в бутылочку немного уксуса, снижающего риск ослепнуть от первого же глотка. Так что почему бы не выпить?
В качестве закуски тощий принес с собой сладкий болгарский перчик. Его разрубили на восемнадцать частей и вечеринка началась.
10
Раз в десять минут Наташа начинала вращать непослушными глазными яблоками и спрашивала у молодых людей, который час.
– Десять.
– Десять вечера?
– Десять утра.
– Понятно. Выпьем еще?
– Выпьем!
– А теперь сколько времени?
– А теперь семь минут одиннадцатого.
– Вечера?
– Утра.
– Понятно. Выпьем еще?
После первой бутылочки на столе возникло еще несколько. Наверное, мелочь завалялась не только в моих карманах.
К чему скрывать? Я тоже выпил немного «Льдинки». Я утешал себя тем, что настоящий репортер должен попробовать все на свете.
В комнате бубнил телевизор. На время рекламных пауз все замолкали и таращились в экран. Один раз Мыльник с ненавистью проговорил:
– Суки! Уже запрограммировали! Мне уже хочется купить этот порошок «Bi-Max»!
В бутылке плавали белые волокна. Мыльник сказал, что это вата. Дядя Гурам фильтрует напиток через ватные тампоны.
– Сколько времени?
– Пол-одиннадцатого.
– Вечера?
– Утра.
Я спросил у девушки, в чем причина? Почему она так интересуется временем?
– Боюсь пропустить.
– Пропустить что?
– Пропустить, когда будет восемь.
– Восемь чего?
– Восемь вечера.
– А что произойдет в восемь вечера?
– У меня важная встреча.
Тощего парня звали Гомер. Узнав об этом, я порадовался: какие все-таки образованные в Купчино панки! А оказалось, что в виду имелся не автор «Илиады», а персонаж мультфильма про Симпсонов.
У Гомера были длинные пальцы с красивыми ногтями. Под ногтями чернела жирная грязь. Он рассказывал, как недавно ходил на дискотеку в соседний микрорайон и там незнакомый пидор угостил его вкусной свининой.
– Пидор?
– Ну да. Гибкий такой. Как глиста. Говорит: хочешь, я тебе, дружище, мяса куплю?
– А ты?
– Поел. Чего не поесть?
Наташе Гомер приходился мужем. Они сидели на диване, плотно прижавшись друг к другу, и со стороны выглядели как большой и указательный пальцы на ноге. Насчет важной встречи Гомер все мне объяснил:
