Жалеть её дальше не имело смысла. Всё равно невинность не вернуть, а мне было необходимо утолить зверское желание, захватившее меня ещё больше после намыливания её в душе. Она уже не сопротивлялась, лежала тихо и покорно, словно всё ещё была в шоке от случившегося, словно бы душа улетела куда-то, оставив мне её тело. Я опять наклонился над ней, раздвинул её бёдра, стал тереться мокрым членом о чувствительный бугорок клитора, покусывая её за соски, вытягивая их, то захватывая полностью ртом, то лишь слегка прихватывая кончиками зубов, наглаживая языком. При этом старался всё время смотреть ей в глаза, ждал, когда увижу в них, что она снова здесь и сейчас, ждал, когда в них появится удовольствие, когда она сама, пусть даже только зрачками, начнёт умолять меня взять её.

Если бы я был урод, возможно, ей удалось бы выдержать «экзекуцию» и не выказать слабость, но я чертовски привлекателен, знал это с детства и пользовался этим тоже практически с детства. Она «вернулась» в своё тело, уже не могла скрывать разбуженную мной чувственность, стала постанывать, слегка прихватывать мои руки своими и снова, словно обжёгшись, отдёргивать их, но я с удовлетворением видел, как она сжимает пальчиками простынь, что она близка к оргазму, усилил давление на клитор, он набух и пульсировал под равномерно трущимся об него членом, я ускорился, она вскрикивала, выгибалась, я, даже не будучи у неё «внутри», чувствовал, как быстро сжимаются от нарастающего восторга её складочки. Ввёл в неё свой ствол, надавил, преодолевая сопротивление неразработанной щёлки, но теперь уже приятно мокрой, протиснулся в жаркую глубину, двигался в ней, продолжая ласкать соски, глаза она снова зажмурила, а жаль, было интересно наблюдать за изменениями в них, за превращением девушки в женщину. Мой оргазм приближался, накатывал как океанская волна, но мне хотелось «сливочной пенки» на этой волне – хотелось кончить вместе. Я чувствовал, что она совсем рядом, менял темп, искал наш «унисон», нашёл – она забилась в моих руках, а я наконец-то избавился от раздувавшей мои яички спермы.

Дышали мы оба бурно, она так вообще задыхалась, ещё бы – первый в её жизни настоящий «взрослый» оргазм, я с сожалением думал о том, что нам пора… Мне пора возвращать беглянку. Но как же не хотелось расставаться с этим сладким телом… моей девочки… Я перевернулся на спину, не выпуская её из своих рук. Её волосы окутали нас, словно бы поместив в шатёр. Ореховые глаза теперь смотрели на меня сверху, в них снова желание боролось с испугом и… ещё чем-то… Опять упрямством? Последнее меня задело, а когда я задет, мой член вступается за меня, он снова встал торчком, мощным фаллосом, на который я, легко приподняв, насадил девчонку, она вскрикнула, но больше от неожиданности, чем от боли.

– Попрыгай на мне, – приказал я. Никак не мог избавиться от этого тона в общении с ней. Не приучен говорить ласково. Грубость, похоть, жёсткий секс, покорность шлюх – вот среди чего я формировался и среди чего протекала моя грёбаная жизнь. Я не знал, как обращаться с этим аленьким цветочком, который я уже испохабил, растоптал грязным сапогом.

– Что? – она, видимо, так удивилась, что даже забыла, что не «разговаривает» со мной.

Голос у неё был совершенно ангельский. Я опять слегка приподнял её, не снимая с члена, и опустил, и так пару раз.

– Вот так, попрыгай.

Она не шевелилась. Но мой горячий раздутый ствол внутри неё выполнял свою миссию, она возбуждалась всё больше, я видел это по её глазам, чувствовал по охватившей её дрожи. Подпихивал её бёдрами, в такт этим движениям сжимал и разжимал её грудки.

– Ну же, не сиди сиднем, работай, – опять грубовато приказал я. Отсох бы лучше мой язык. Она, уже почти готовая к тому, чтобы последовать за своей женской природой, опять напряглась, нахмурилась упрямо, замерла, усилием воли усмиряя пульсацию своего клитора.

Тогда я опять перекатился, снова оказался сверху, отымел её классикой. Заставил стонать и мять простынь. Умело меняя темп, опять добился одновременного оргазма. Излился снова в неё. Что поделать, так бывает, презервативы кончились, а вытаскивать член, когда накатывает оргазм, некомильфо. Так сладко кончать в горячее мокрое влагалище. Туда, куда самой природой это задумано.

Отдышались. Наконец-то слез с неё, сел на кровати. Она тут же натянула на себя одеяло, прикрываясь, словно я ещё не всё в ней рассмотрел.

– Вы… ничего на себя не надевали, – произнесла, спотыкаясь, стыдливым шёпотом.

Офигеть. «Вы». Так ко мне после траха ещё никто не обращался.

Меня это опять завело, я уже сам себя не узнавал. Сколько можно ухайдокивать девчонку, только-только потерявшую невинность?!

Снова подмял её, на этот раз уже совсем торопливо, жёстко, глубоко, прежде чем возвращать её, хотел заставить себя думать о ней как о шлюхе, одной из сотен, которые у меня перебывали, она вскрикивала, меня это только подстёгивало, бился в неё как птица в стекло, слепо и яростно. Последний толчок получился особенно мощным, девчонка охнула, до крови закусила губу, из глаз брызнули слёзы. Ствол дёргался внутри неё в конвульсиях, извергаясь очередной порцией семени. Я приходил в себя. Медленно вынул член, он был снова окрашен красным, кажется, последним рывком я порвал ей промежность, всё-таки размер у меня внушительный, а она… я говорил уже, хрупкая фея… На этот раз я сразу поднялся с кровати, находиться рядом с ней становилось для меня опасно, терял голову и контроль. Она повернулась на бок, с трудом подтянула к животу колени, продолжая беззвучно плакать и кусать губы.

То, что произошло, называлось уже не сексом, а насилием, я понимал это, жалел о содеянном, но, как всегда, только внутри себя, так глубоко, что и сам с трудом разглядел в себе это сожаление. Однако… теперь было ясно, что девочку нельзя отдавать… Ещё один такой «сеанс» окончательно её добьёт, а там, куда я должен её вернуть, щадить её никто не будет, там всё рассчитано на шлюшек, готовых очень широко раздвигать ножки и терпеть любые выкрутасы «клиентов».

Хмурясь и ещё не зная, как поступить, пошёл в душ, устроил себе дикий контраст: от почти кипятка до ледяного, чтобы встряхнуть мозги.

Вошёл в спальню, вытираясь на ходу, она лежала всё в том же положении и всё так же молча плакала. Оделся. Постоял над ней. Развернулся и вышел. Запер дверь на все замки и обороты. Чёрт… Кажется, я добровольно влипаю в какое-то дерьмо.

Я позвонил «заказчику», сказал, что по горячим следам не нашёл. Мне продиктовали её адрес (оказывается, у них осталась её сумочка, а в ней – паспорт) с заданием продолжать поиски. Из этой липкой паутины никто и никогда не выскальзывал, стоило хотя бы раз оказаться внутри… Помимо «поисков беглянки», у меня была куча других дел, дома я оказался лишь в середине ночи. Отпирая замки, гадал, как там она, моя пленница… Чувство, что в моей квартире кто-то есть, кто меня «ждёт», было очень странным, как минимум непривычным. Она спала поверх одеяла, лишь слегка прикрывшись его краешком. Умытая. Одетая. Со следами перенесённого унижения и боли на своём прелестном личике и всё в той же позе зародыша. Я заглянул в холодильник – ничего не тронула, а подкрепиться было чем. Постоял под душем и лёг рядом с ней, также поверх одеяла. Только, в отличие от неё, голый. Не люблю спать в одежде. Проснулся, почувствовав на себе её взгляд. В спальне было сумрачно от зарождающегося за окном рассвета.

Встретился с ней глазами. Внутренне вздрогнул от укора, с каким она смотрела на меня.

– Не смотри так, – приказал я.

В её глазах тут же заблестели слёзы.

– Отпустите меня домой, пожалуйста, – попросила она. Позы своей не меняла. Я заподозрил, что ей всё ещё больно двигаться. Не отвечая, встал, зажёг свет, ничуть не стесняясь своей наготы, член вёл себя пока спокойно, слушался сигналов мозга, что бывало с ним далеко не всегда. Мозг же был занят поиском заживляющей мази в аптечке.

– Ложись на спину, ноги согни в коленях и раздвинь, – сказал я, не меняя приказного тона.