— Ревную? — её голос становится на несколько октав выше. — Это просто смешно! Мне ни к чему ревновать к этой скользкой даме.

Гортанный громкий смех сотрясает моё тело, и так как алкоголь уже хорошенько расслабил, мне совсем не стыдно.

— Скользкой даме? Ты права, Грейнджер, — моё лицо расплывается в широкой ухмылке. — Это совсем не похоже на ревность. Знаешь, если хочешь, чтобы я принадлежал только тебе, нужно только сказать об этом.

Выражение её лица почти отрезвляет меня, и кокетливая улыбка стирается, словно меня окатили ведром холодной воды.

Дурак. Дурак. Дурак.

— Выпьем ещё? — сглатываю, снова избегая её взгляда.

— Да, давай.

Я ещё чувствую её пристальный взгляд, изучающий каждый дюйм моего лица, ищущий подсказки или слабости. Я лишь возвращаюсь к своему напитку.

***

Когда нечего ждать, выходные становятся довольно скучными. Кроме работы и Грейнджер, последнее время мне почти нечем заняться, а поскольку последняя занята в книжном магазине, я спускаюсь в свой кабинет.

Журналы учёта почти приведены в порядок, не учитывая того, что Джорджу плевать, и он отдаёт мне счета уже просроченными. Я даже начал принимать участие в некоторых новых разработках продукта.

Сначала я жутко трусил, но это заставило мой мозг работать по-новому, и теперь я с нетерпением жду возможности напрячь извилины. Джордж уже отправил шампунь на тестирование, и в настоящее время я продумываю состав для почти невидимой безделушки, которую можно прикрепить к чьей-то мантии, и та будет время от времени издавать пукающие звуки. Это грубо и определённо по-детски, но если я берусь за что-то, то довожу дело до конца.

В это субботнее утро я слышу, как магазин работает в полную силу — я почти никогда не ставлю заглушку на кабинет.

Шум успокаивает; тишина раздражает.

Как только я приступаю к работе над последним пунктом состава, я слышу стук в дверь.

— Знаешь, если бы я не увидел, я бы не поверил, — Блейз. — Офис в фирме твоего отца в шесть раз больше этой дыры или семь?

Моё лицо расплывается в улыбке, и я поднимаюсь из-за своего тесного стола, чтобы пожать ему руку и хлопнуть по плечу.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — я ужасно рад его видеть, он напоминает мне о прежних временах. До войны.

— Ах, мой друг, британский Визенгамот найдёт всех. Всегда и везде, — от его кривой улыбки у меня перехватывает дыхание, и я бледнею.

Блейз не был сильно вовлечён в военные действия. Кроме тех, в которые втянул его я. У него не было тёмной метки, и он никогда не посещал собрания определённого круга — нет никаких причин, по которым он должен предстать перед судом.

— Когда твоё слушание? — тихо спрашиваю я.

— Вообще-то, уже! Я как раз зашёл после…

— После! — восклицаю я. — Почему ты не сказал мне? Я должен был быть там.

— Ой, мне даже понравилось, — он отмахивается от меня и одаривает своей очаровательной улыбкой. — Три месяца испытательного срока и небольшие общественные работы. У тебя, приятель?

Я фыркаю:

— Два года условно и назначенная судом терапия.

Блейз корчит страдальческую гримасу и хватается за грудь, прежде чем рассмеяться и расслабиться в моём слишком маленьком кресле.

— Не могу сказать, что не удивлён тем, что увидел, вернувшись домой, друг. Работа с Уизли, воскресные ужины в доме Уизли, свидания с горячо любимой Уизли грязно… — мой прищур останавливает его, и он снова криво ухмыляется. — Мои извинения. Не был уверен, когда мы перестали называть её так.

Пытаюсь вспомнить, что он был моим близким другом ещё до того, как я научился летать на метле, и тяжело вздыхаю.

— Я не встречаюсь с Грейнджер, — кидаю, сквозь сжатую челюсть. Спорить с остальными обвинениями глупо, они правдивы.

— Пэнси говорит, что вы, ребята, ужасно сдружились, тусуетесь вместе на её работе, ходите на совместные ужины.

Я усмехаюсь и отодвигаю документы на край стола.

— Что, чёрт возьми, она знает?

— Пэнси Паркинсон? Хм, всё. Она знает всё. В любом случае я здесь не для того, чтобы судить. Все мы время от времени любим потусить в трущобах.

Мои кулаки крепко сжимаются. Я прикладываю все усилия, чтобы не врезать ему. Как будто он знает что-то о них всех. Как будто он знает что-то о том, через что я прошёл.

— Я переезжаю в мамину старую квартиру в магловском Лондоне. Куратор говорит, что мне нужно быть рядом на протяжении всего испытательного срока. Не отстраняйся, давай выпьем как-нибудь.

Я киваю и чувствую, как мои губы растягиваются в натянутой улыбке, которая не трогает мои глаза.

Блейз встаёт с кресла и уходит, бросая через плечо:

— Передавай Грейнджер мои наилучшие пожелания.

Я не могу объяснить, почему у меня такая пустота в животе.

========== 7. Сила притяжения ==========

I live here on my knees as I try to make you see

That you’re everything I think I need here on the ground

But you’re neither friend nor foe though I can’t seem to let you go

The one thing that I still know is that you’re keeping me down

You’re keeping me down, eh ooh

You’re on to me, on to me, and all over

Something always brings me back to you

It never takes too long

Sara Bareilles — Gravity

***

То же самое непрерывное постукивание пера доктора Бреннера снова отдаётся эхом в комнате. Я вытягиваю шею, чтобы расслабить скопившееся в ней напряжение.

— Не хотите начать? — выгибая бровь, спрашивает Бреннер. Стискиваю зубы до скрипа.

— Я действительно не знаю, чего вы ждёте от меня, док. Я не из тех людей, кто вываливает все свои глубокие, тёмные секреты наружу. Я никогда не был таким человеком и не понимаю, почему вы думаете, что стану им сейчас.

— Расскажите мне об этом. Почему вам сложно говорить о своих чувствах? Был ли когда-нибудь кто-то, с кем вам было комфортно обсуждать их? — сочувствие в его глазах приводит меня в ярость.

— Нет.

— Нет?

— Да, чёрт возьми, нет. В моей жизни никогда не было никого, с кем бы мне было бы комфортно об этом разговаривать. Больше мне нечего сказать по этому поводу, — злость разливается по позвоночнику.

— Сегодня вы выглядите более раздражённым, — замечает Бреннер. — Есть мысли, почему?

Мои руки сжимаются в кулаки, но я продолжаю молчать.

— Я уже говорил вам, мистер Малфой. Если вы не будете участвовать в наших сессиях, мне придётся передать эту информацию вашему куратору.

Я делаю один отрезвляющий вдох, позволяя напряжённому ситуацией воздуху до боли заполнить мои лёгкие, и пытаюсь сфокусировать своё внимание на кутикуле, с которой уже капает кровь. Резкий скрежет его пера в блокноте прерывает тишину.

— Я же отвечаю на ваши вопросы, — говорю я после длительного молчания. — Вы просите меня выдумать эмоции и проблемы, которых у меня нет.

— Не думаю, что это так.

— Тогда просветите меня. Потому что вы, кажется, знаете обо мне гораздо больше, чем я сам, — усмехаюсь я.

Бреннер оценивающе смотрит на меня так, что мурашки бегут по коже, потому что, как бы сильно я не хотел в этом признаваться, я знаю, что облажался.

— Я думаю, что у вас чёрная полоса в жизни, и вы не совсем уверены, возможно ли совместить нынешнее состояние дел и картинку, которую вы нарисовали себе ещё в раннем возрасте.

— Какую картинку? — выплёвываю я.

— Мистер Малфой, когда-то вы были очень привилегированным молодым человеком, у которого было всё, включая деньги и социальный статус. Я думаю, вы изо всех сил пытаетесь найти своё место в этом новом мире, которое не превозносит вас по этим критериям — скорее, наоборот, стыдит за них. То, что раньше позволяло гордо вскидывать подбородок, сейчас заставляет нервно опускать глаза в пол, — он задумчиво наклоняется вперёд, его взгляд всё ещё прикован ко мне. — Я думаю, что ваши родители приняли достаточное участие в возникновении этой внутренней борьбы. Тот факт, что вы не сможете наладить с ними отношения, будет давить на вас достаточно долго.