– Ты что тут забыл, малец? – спрашивает он, бросив на Алекса свой кошачий взгляд.
Алекс засовывает руку в карман, вытаскивает из него пакетик Skittles, и на лице Луны тут же появляется улыбка.
– Отлично, – говорит он, хватая пакетик в тот же момент, как тот приземляется на пресс-папье, и выдвигает ногой кресло из-под стола перед собой.
Алекс садится, наблюдая, как Луна разрывает упаковку зубами.
– Чем сегодня занят?
– Ты и так знаешь гораздо больше, чем должен знать обо всем, что есть на этом столе.
Алекс действительно знает: это все та же реформа системы здравоохранения, застопорившаяся с тех пор, как они проиграли промежуточные выборы в сенат.
– Серьезно, ты что тут делаешь?
– Хмм. – Алекс перебрасывает ногу через подлокотник кресла. – Меня возмущает сама мысль о том, что я не могу навестить дорогого друга семьи без каких-либо скрытых мотивов.
– Чушь собачья.
Алекс хватается за грудь.
– Ты ранил меня.
– А ты меня утомил.
– Я тебя очаровал.
– Я вызову охрану.
– Справедливо.
– Давай лучше обсудим твою маленькую поездку в Европу, – говорит Луна, сосредоточив на Алексе свой проницательный взгляд. – Ждать ли мне совместного подарка на Рождество от вас с принцем в этом году?
– Вообще-то, – увиливает от темы Алекс, – если уж я здесь, у меня есть к тебе вопрос.
Луна смеется, отклоняясь назад и складывая руки за головой. Алекс чувствует, как на долю секунды его лицо краснеет – едва уловимый след нахлынувшего адреналина, свидетельствующий о том, что он подобрался вплотную к истинной причине своего появления.
– Я так и думал.
– Я хотел узнать, слышал ли ты что-нибудь о Конноре? – спрашивает Алекс. – Нам весьма пригодилось бы одобрение другого сенатора из независимой партии. Думаешь, он пойдет на это? – Он с невинным видом машет ногой, переброшенной через подлокотник. Вид у него такой, словно он спрашивает о погоде.
Стэнли Коннор, эксцентричный и всеми обожаемый пожилой самовыдвиженец с молодежной медиагруппой стал бы большим приобретением в будущей избирательной компании, и они оба это понимают.
Луна причмокивает конфетой.
– Ты хочешь знать, захочет ли он поддержать нас, или спрашиваешь, знаю ли я, за какие ниточки нужно потянуть, чтобы подтолкнуть его к этому?
– Раф. Приятель. Дружище. Ты же знаешь, что я никогда до такого не опущусь.
Луна вздыхает, повернувшись в кресле.
– Он вольная пташка. Ваши взгляды касательно социальных проблем схожи, но ты же знаешь, как он относится к экономической политике твоей матери. Вероятно, ты в курсе результатов голосований даже лучше меня, парень. Он не принадлежит ни к одной партии, но в вопросах налогов может поступить совершенно иным образом.
– А что насчет того, что я не знаю?
Луна ухмыляется.
– Я знаю, что Ричардс обещает самовыдвиженцам политику центризма с большими переменами в сферах, не касающихся социальных проблем. И я также знаю, что часть этой политики идет вразрез с позицией Коннора в области здравоохранения. Можно начать с этого – гипотетически, если бы я захотел принять участие в ваших махинациях.
– И ты не считаешь, что бессмысленно гоняться за другими ведущими кандидатами из республиканской партии, кроме Ричардса?
– Черт возьми, – произносит Луна, помрачнев. – Есть ли какой-то шанс, что против твой матери выйдет хоть кто-то, кроме этого гребаного мессии, правого популиста и наследника всего состояния Ричардсов? Очень сомневаюсь.
Алекс улыбается.
– Люблю тебя, Раф.
Луна вновь закатывает глаза.
– Вернемся к тебе, – говорит он. – Не думай, что я не заметил, как ты сменил тему. Чтобы ты знал, я обыграл коллег, поставив на то, сколько времени тебе потребуется, чтобы создать инцидент международного масштаба.
– Ух ты, а я считал, что могу тебе доверять, – вздыхает Алекс с таким видом, как будто его предали.
– Так в чем там дело?
– Да нет никакого дела, – отвечает Алекс. – Генри всего лишь… знакомый, с которым мы вместе сделали глупость. Я должен это исправить. Все в порядке.
– Ладно-ладно, – говорит Луна, поднимая руки в воздух. – И все же он красавчик, как считаешь?
Алекс корчит лицо.
– Да, если ты любишь смазливых принцев.
– Кто же их не любит?
– Я не люблю, – буркнул Алекс.
Луна выгнул бровь.
– Ну конечно.
– О чем ты?
– Просто вспоминаю прошлое лето, – говорит он. – В моей памяти сохранилось весьма яркое воспоминание о том, как ты мастерил куклу вуду в виде принца Генри за своим рабочим столом.
– Не было такого.
– Или это была мишень для дротиков с его лицом?
Алекс возвращает ногу на пол и негодующе складывает руки на груди.
– На моем столе лежал журнал с его фотографией, потому что в нем была статья про меня, и так вышло, что именно он оказался на обложке.
– Ты пялился на него целый час.
– Ложь, – отвечает Алекс. – И клевета.
– Все выглядело так, словно ты пытаешься взглядом поджечь эту фотку.
– К чему ты клонишь?
– Просто считаю, что это интересно, – говорит Луна. – Как быстро все меняется.
– Перестань, – протягивает Алекс. – Это же политика.
– Ага.
Алекс трясет головой так, словно это поможет замять неприятную тему.
– Кроме того, я пришел сюда обсудить поддержку сената, а не мои постыдные общественные связи.
– Вот как, – произносит Луна с хитрой улыбкой, – но я думал, что ты просто наносил визит другу семьи?
– Конечно. Именно это я и имел в виду.
– Алекс, неужели тебе и правда больше нечем заняться в пятничный день? Тебе же двадцать один. Ты должен сейчас играть в пиво-понг или готовиться к какой-нибудь вечеринке.
– Ну, я готовлюсь, – лжет тот. – Но делаю также и это.
– Да брось. Я лишь пытаюсь дать тебе совет как от старика молодому парню.
– Тебе тридцать девять.
– Моей печени уже девяносто три.
– Ну, в этом не я виноват.
– Вспоминая ночи в Денвере, вынужден с тобой не согласиться.
Алекс смеется.
– Вот потому мы и дружим.
– Алекс, тебе нужны другие друзья, – говорит Луна. – Друзья не из конгресса.
– Они у меня есть! Это Джун и Нора.
– Ага, твоя сестра и девчонка с суперкомпьютером в голове, – отрезает Луна. – Подумай о себе, пацан, пока еще есть время. Тебе нужна поддержка посерьезнее.
– Прекрати называть меня «пацан», – просит Алекс.
– Ой! – вздыхает Луна. – У тебя все? Мне еще работать надо.
– Все-все, – отвечает Алекс, поднимаясь с кресла. – Эй, а Максин в городе?
– Уотерс? – спрашивает Луна, склонив голову. – Черт, да тебе, похоже, и правда жить надоело.
Из всего политического наследия США Ричардсы – это та семья, которую Алекс не может разгадать до сих пор, как ни старается.
В одной из своих заметок на ноутбуке он написал: «КЕННЕДИ + БУШ + ВСЕ ДЕНЬГИ МАФИОЗИ И МОЩЬ СИТХОВ = РИЧАРДСЫ?» Это довольно емко отражает все то, что Алекс успел к настоящему моменту на них нарыть. Джеффри Ричардс, в настоящее время и, предположительно, в будущем единственный претендент на роль главного оппонента его матери в выборах, последние двадцать лет был сенатором от Юты, что подразумевает огромный опыт участия в голосованиях и законодательной деятельности. Все это команда его матери изучила уже вдоль и поперек. Алекса же интересуют вещи, которые не так просто раскопать, – многие поколения генеральных прокуроров Ричардсов и федеральных судей Ричардсов были способны скрыть что угодно.
Его телефон, заваленный кучей бумаг на столе, начинает вибрировать. Сообщение от Джун: «Поужинаем? Скучаю по твоей мордахе». Он любит Джун, искренне любит ее сильнее всех на свете, но сейчас слишком занят.
Он ответит ей минут через тридцать, когда закончит.
Уставившись на видеозапись интервью Ричардса, развернутую на планшете, Алекс пытается считать с лица мужчины невербальные сигналы. Естественные седые волосы, сверкающие белые зубы, как у акулы. Тяжелая челюсть дядюшки Сэма. Стал бы прекрасным предпринимателем, учитывая то, как самозабвенно лжет о законопроекте. Алекс делает несколько пометок.